Спустя три дня Мэгги с Дэвидом поднимались на больничном лифте на шестой этаж, чтобы навестить Ника. Было четыре часа дня, среда, и Мэгги только что забрала сына из школы. В руках мальчик держал пакет, в котором лежал подарок для Ника: Дэвид сделал его своими руками на занятиях. Мэгги представления не имела, что именно приготовил Лику сын, на все ее расспросы мальчик только таинственно качал головой.

Надо сказать, что все эти дни, учитывая то, что с ними случилось, Дэвид держался молодцом. Несколько недель назад, когда Лайл сымитировал самоубийство, Дэвиду довелось испытать горечь утраты и недетскую, тяжелую печаль. Трагические же события недавней ночи мало что добавили к прежней скорби: человек, погибший на борту «Айрис», имел мало общего с тем, кого мальчик когда-то любил.

Мэгги попыталась объяснить сыну, почему Лайла нельзя считать человеком вполне здоровым и как это все случилось. Тот факт, что Лайл был не в себе, сомнений не вызывал: разве нормальный человек решился бы хладнокровно на все эти преступления? Правда, Мэгги и сама не все тут понимала, а потому решила попросить совета у специалистов. После первой же беседы с Дэвидом психолог назвал его «на редкость жизнерадостным ребенком» и предложил провести с ним несколько встреч. Хотя никаких особых проблем, добавил он, не предвидится. Судя по всему, мальчик легко адаптируется к переменам.

Наконец-то Мэгги решилась сказать сыну правду о том, кто его отец. Дэвид прекрасно слышал, как, впрочем, и все, кто находился тогда на яхте, слова Гамильтона, что Лайл «одержим проклятым мальчишкой, который ему никто».

– Ма, а дядя Гамильтон сказал правду? Папа мне не родной отец? – было первое, о чем спросил ее Дэвид по дороге домой из полицейского участка, куда их всех забрали для дачи показаний о событиях той ужасной ночи.

Мэгги, измотанная, обессиленная и страшно встревоженная состоянием Ника, которого с яхты отправили прямиком в больницу (оказывается, пуля застряла у него под правой лопаткой), услышав этот вопрос, в который уже раз почувствовала, как похолодело у нее под ложечкой.

Секунду она колебалась, тревожно всматриваясь в лицо сына. Бедняга, он выглядел таким же измотанным, как и она сама: всклокоченные волосы, бледное лицо, огромные темные круги под глазами. На Дэвиде была все та же пижама, а ноги по-прежнему оставались босыми, правда, один из сердобольных полицейских укутал его в плед, чтобы унять дрожь.

Но, как бы то ни было, прошедшая ночь доказала, что ее замечательный мальчик уже не ребенок. Дэвид задал ей вопрос, и он заслужил правдивый ответ.

– Нет, не родной, – коротко отозвалась Мэгги. Дэвид секунду обдумывал услышанное.

– Но ты ведь мне мать? Настоящая, я хотел сказать? Родная? – И он взглянул на нее со скрытым беспокойством.

Мэгги кивнула, проглотив застрявший в горле ком. «Господи, – подумала она, – чтобы убедиться в этом, достаточно просто посмотреть в зеркало».

– А мой родной отец – Ник, так ведь?

Мэгги вздрогнула и в недоумении уставилась на сына. Подчас его проницательность ставила ее в тупик.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, – спокойно заметил Дэвид, угадав ее чувства. – Ник, правда?

– Дэвид… – начала было Мэгги, но тут же остановила себя: – Да.

– А он знает об этом?

– Да. Знает.

– Я так и понял. То-то он на меня так странно поглядывал, когда думал, что я не вижу.

– Он любит тебя, – с трудом нашлась Мэгги.

Она оказалась не готова к разговору: не было времени на обдумывание. Как же попытаться помочь сыну все понять?..

– Все нормально, ма, – сказал Дэвид, успокаивающе поглаживая ее руку. – Я ничего не имею против. Просто ты совершила ошибку, когда была молодая, и все такое.

Мэгги обняла сына и крепко прижала его к себе.

– Ты не можешь быть ошибкой, – страстно проговорила она. – Никогда.

В тот же самый день она сказала Нику, что Дэвид все знает, но ни тот, ни другой напрямую этой темы не касались. Оно и понятно: больничные посещения обычно коротки и не слишком удобны для объяснений. Ника обещали выписать в пятницу. Вот тогда-то придется обо всем поговорить. Всем вместе.

И вдруг, без всякой подсказки с ее стороны, Дэвид приготовил Нику подарок. Разве это не добрый знак?

Едва они вышли из лифта, как Мэгги услышала знакомое гудение: Линк! Дэвид тоже узнал его голос и, к удовольствию Мэгги, радостно прибавил шаг. Линк ему нравился.

– А-а, вот и наш герой! – объявил Линк, едва Дэвид вошел в палату. – Мы уже шли по реке, только не знали, где именно вас искать. Тут-то он и вышел на связь со своими позывными.

Мэгги, здороваясь с Линком и приветствуя тетушку Глорию, заметила, какой гордостью засветилось лицо сына при этих словах. Тетушку выписали из этой же самой больницы всего пару дней назад, и теперь она охотно примчалась сюда снова, но уже в качестве посетителя, прихватив с собой огромный букет нарциссов «для раненого». Подойдя к Нику, Мэгги быстро поцеловала его в небритую щеку и повернулась к Линку.

– А вообще, каким образом вы оказались на реке? Не во сне же нам это приснилось? Ну, весь ход событий?

– А это уже моя заслуга, – с достоинством вступила в разговор тетушка Глория. – В ту ночь, стоило мне только подумать о вас, меня охватывали дурные предчувствия. Причем настолько тревожные, что сил больше не было, и в два часа ночи я решилась позвонить в Уиндермир. Звонила долго, но ответа так и не получила. Я знала, что вы должны быть дома, все трое. Вот тут-то я поняла: что-то случилось! Ну и отправила сообщение Линку.

Теперь наступила очередь Линка.

– Я помчался прямо в Уиндермир, но, кроме дверей нараспашку, ничего не нашел. Свет гОрел во всем доме, но людей не было. Тогда я снова вскочил в машину и бросился к причалу. Гляжу – маленькой лодки Мэгги на месте нет. Значит, вы где-то тут, на реке. Ну, позвонил в береговую полицию, и они прихватили меня с собой. Мы как раз начинали поиски, когда услышали позывные Дэвида.

– И все же у меня вопрос, – повторила Мэгги, весело сверкнув глазами в сторону тетушки Глории. – Ты хочешь сказать, что послала – а Линк получил – телепатическое сообщение?