Оказавшись у себя в комнате, Мэгги заперла дверь на ключ, задвинула засов и, собираясь с мыслями, прислонилась к стене. Затем торопливо принялась стаскивать с себя одежду, словно она жгла ее. Сбросив шелковые туфли, она сняла колготки и оставила их на ковре, небрежно швырнула на стул вечернее платье за четыре тысячи долларов, не глядя сорвала длинные бриллиантовые серьги и, достав из гардеробной, надела черные брюки, черную водолазку, спортивные туфли и черную кожаную куртку. Быстро проведя щеткой по волосам, сколола их на затылке заколкой и подошла к окну.

Еще несколько лет назад, в отчаянии пытаясь найти способ выйти из дому незамеченной, она обнаружила, что к верхним окнам сигнализация не подключена. С самых первых дней замужества, объясняя это соображениями безопасности, Лайл настоял, чтобы Типтон возил ее повсюду, на тот случай, если какому-нибудь ненормальному вдруг вздумается похитить ее. Поначалу она противилась, и иногда ей удавалось брать машину и ездить одной, отец в то время был еще жив, и она навещала его и тетушку Глорию. Ради возможности хоть изредка видеться с единственными близкими ей людьми, она даже преодолевала страх перед Лайлом.

Сначала она ездила к ним открыто – либо сама, чибо с Хилтоном, думая тем самым успокоить Лайла. Иногда даже привозила с собой маленького Дэвида навестить дедушку Хорхе, и тогда Лайл приходил в бешенство и – как следствие – всякий раз после этих поездок находил разные способы, чтобы наказать ее. Способы были изощренные и жестокие, хотя со стороны все выглядело так, словно не имеет никакого отношения к поездкам, а если она брала с собой Дэвида, то Лайл умудрялся причинить ей и физическую боль. Вскоре это превратилось в настоящую пытку, и Мэгги перестала брать Дэвида; постепенно ее визиты стали редкими настолько, что отец попенял ей, считая, что она просто забыла о них. Позже, обнаружив упущение в сигнализации и, соответственно, возможность убегать через окно в спальне, а потом узнав и о существовании «Леди Дансер», она решила воспользоваться своими открытиями, чтобы продолжать поездки к отцу и тетушке Глории.

«Леди Дансер» представляла собой небольшую, около пяти метров длиной, моторную лодку, вот уже лет двадцать стоявшую на приколе у пристани на Уиллоу-Крик, частично протекавшей по территории Уиндермира. Лодкой пользовался только Херд, поскольку любил рыбачить в этом небольшом, впадавшем в реку притоке, а нередко и выходил по нему на саму реку. Летом Луэлла часто готовила на ужин принесенную им рыбу. Мэгги была уверена, что Лайл давно забыл о существовании лодки, так как теперь у него была огромная роскошная яхта, где он устраивал приемы; яхта стояла на отдельном причале километров на семь выше по реке.

Мэгги ненавидела яхту и обожала «Леди Дансер». В этой роскошной яхте она видела немое воплощение всего, чем так гордился Лайл, – богатства, социального положения, власти; яхта как бы олицетворяла образ ненавистного мужа, поэтому она была на ней буквально считанные разы. К счастью, он не настаивал. Люди, которых Лайл приглашал на «Айрис», были исключительно его гостями.

Пора уходить, подумала Мэгги. Она выключила свет, и спальня погрузилась в темноту. Отодвинув в сторону тяжелые бархатные темно-бордовые занавеси, которые, по утверждению дизайнера, прекрасно гармонировали со стенами, оклеенными бледно-розовыми обоями (у Мэгги на этот счет было противоположное мнение), она слегка приоткрыла узкую створку крайнего левого из шести окон спальни. Ниже находились огромные, с покатым верхом эркеры окон библиотеки. Расположенные попарно многостворчатые эркеры служили величественным украшением дома, и крыша одного из них начиналась как раз сантиметрах в шестидесяти ниже ее окна.

Окна спальни были высокими – около двух с половиной метров, и узкими, не более шестидесяти сантиметров, и, хотя Мэгги приоткрыла створку всего на чуть-чуть, вылезти, как оказалось, было совсем легко. Мэгги не раз приходило в голову, что через такие окна воры могли бы проникнуть в дом без особого труда. Хотя – и здесь Мэгги отдавала должное инженеру по установке сигнализации, за чьи услуги Лайл заплатил немалые деньги, – забраться в дом снаружи без предварительно открытых окон было бы намного сложнее, чем вылезти.

Присев на корточки, Мэгги просунула в приоткрытую створку ногу и, нащупав крышу эркера, протиснулась наружу. Прижавшись к стене, она оглянулась и с удовольствием вдохнула прохладный ночной воздух, чувствуя, что вновь оживает, оказавшись за стенами своей тюрьмы.

Сверху открывался великолепный вид. Высоко в небе плыли редкие перистые бледные облака, а еще выше мерцали первые звезды; узкий белоснежный серпик молодой луны низко повис над темными купами деревьев, заливая призрачным светом каменный внутренний двор. Чуть поодаль, за низкой оградой, черными стрелами выделялись высокие нераспустившиеся розовые кусты, все еще присыпанные холмиками перегноя на случай весенних заморозков, а между ними – та самая белая чугунная скамейка, на которой, счастливо улыбаясь, сидела их дружная семья, изображенная Дэвидом на своем рисунке… Сейчас, в неверном лунном свете, голая скамья выглядела как нелепый скелет. Лужайка вокруг, покрытая недавно зазеленевшей травой, казалась серебристой. Чуть повернув голову, Мэгги посмотрела в сторону темной стены леса.

Никого. Вжавшись спиной в выемку окна, Мэгги как можно плотнее прикрыла створку и, присев на край покатой крыши, осторожно начала спускаться вниз, нащупывая ногой выступы в каменной кладке. Больная рука тут же дала о себе знать, но Мэгги не обращала внимания на боль. Двенадцать лет жизни с Лайлом научили ее терпеть и не такое.

На стыке эркера и стены камни были неровные, образуя небольшие выступы и углубления, и за эти годы она хорошо изучила их. Через минуту она уже стояла на земле, спрятавшись за высокими кустами, образующими естественную изгородь позади дома.

Вокруг тишина, нарушаемая лишь звуками ночных обитателей леса да шорохом деревьев. Было довольно тепло, но Мэгги знала, что позже станет холоднее.