13. Утро. Мне придется нынче весь день таскаться вместе с леди Керри[304] и миссис Пратт[305], с которыми мы вчера утром за чаем условились поехать вместе осматривать достопримечательности Лондона. Слыхали ли вы о разгроме, учиненном среди высших офицеров? Мередит, Макартни и полковник Хонивуд[306] вынуждены будут продать свои должности за полцены и оставить службу из-за того, что пили за поражение кабинета ториев; нацепив шляпу на палку, они объявили, что это Гарли, и со стаканом вина в руке стали разряжать в чучело свои пистолеты, сожалея, что перед ними не сам Гарли собственной персоной, и позволили себе сотню других столь же милых шуток; одним словом, они уволены за подстрекательство своих солдат и иностранных послов к действиям, направленным против нынешнего кабинета министров. Кэдоган[307] отделался сравнительно легко: его мать сказала мне вчера, что он отстранен от должности посла; надеюсь, никаких других мер в его отношении не будет предпринято, потому что его не было на этих мятежных сборищах. М-да, писание писем этим дерзким шалуньям отнимает у меня по утрам уйму времени, но право же, я рад любой возможности повидаться с вами поболтать чуточку и снова за свои дела. А теперь попридержите свои язычки, ведь мне давно пора вставать; ни словечка больше, жизнью вас заклинаю. Ну, что там такоеее? Вот и прекрасно; потерпите, пока я не возвращусь домой, и тогда я, возможно, расскажу вам о себе еще что-нибудь. А куда вы сегодня идете? ведь я не смогу быть с вами из-за моих дам? Как на грех, день сегодня такой дождливый и безобразный. Я предпочел бы, чтобы вы зашли за Уоллсами и отправились к декану, только ставьте по маленькой, когда проигрываете. Манильо, Басто, королева и два младших красных козыря погубят вас. Я, впрочем, не считаю, что это такие уж плохие карты, но ведь тогда у ваших противников могут быть Эспадильо, Понто, король и большие козыри, которые дадут им верные взятки; ну а вы, конечно же, как всегда пошли с вашего Манильо. — Ох, сколько же я здесь, глупец, наболтал и все потому, что никак не могу нынче утром расстаться с этими МД. Убирайтесь отсюда, да поживее, милые капризные девчонки, и дайте мне, наконец, встать. Патрик снова запер вчера вечером мои чернила, уже третий раз за последнее время; этот мошенник сел мне на голову. А теперь, сударыни, я все-таки встану назло вам. — Вечером. Леди Керри, миссис Пратт, миссис Кэдоган и я — в одной наемной карете, сын леди Керри со своим гувернером и еще двумя джентльменами — в другой, а барышни и маленький мастер (дети лорда Шелберна), да еще служанки — в третьей, отправились сегодня в десятом часу утра из дома лорда Шелберна, что на Пикадилли, в Тауэр, где осмотрели все достопримечательности, львов и пр., а оттуда поехали в Бедлам[308], потом пообедали в дешевой ресторации позади биржи, после чего направились в грэшемский колледж[309] (однако хранителя его не оказалось дома) и завершили вечер в театре марионеток[310], откуда добрались домой лишь к восьми вечера, после чего я с ними расстался. Все дамы были одеты довольно скромно, или, как вы выражаетесь, без затей, и это был самый ненастный из всех дождливых дней, так что я чрезвычайно устал, и теперь уже двенадцатый час.

14. Знаете что, я все же отвечу хотя бы немножко на ваше письмо нынче утром в постели; так, позвольте-ка взглянуть; ну, иди сюда и покажись, маленькое письмецо — Вот оно я, — отвечает оно, — а что вы, мистер Престо, скажете нынешним утром миссис МД на свежую голову и натощак? — Кто это смеет считать МД невнимательными? Я просто просил их писать мне раз в две недели, на том мы и условились. Я мог бы посылать вам письма еженедельно, но записи мои день ото дня становятся все длиннее, и я предпочитаю отправлять их раз в две недели, ведь это обходится тогда вполовину дешевле. С того самого утра, дорогая Стелла, у меня больше не случалось головокружений: я запасся целой коробкой пилюль, и глотал их каждый вечер, а после целую ночь у меня была отрыжка; по утрам я пил коньяк и выпил целую пинту. — Ах, так вы, значит, все-таки справили скромный день рождения Престо! Если бы только всевышнему угодно было, чтобы я был с вами. Что до меня, то, как я уже писал вам, я просто о нем забыл. «Смишно», мадам; полагаю, что вы имели в виду слово «смешно»; ради бога, избавьте меня впредь от такого правописания; оно скорее подобает автору «Атлантиды»[311]. Я исправил это слово в вашем письме. А удается ли Стелле разбирать мой почерк, не утомляя свои дорогие глазки? Боюсь, что нет. Берегите глазки, пожалуйста, прошу вас, славная моя Стелла. Вы, пожалуй, справедливо изволили заметить, что если бы я стал писать лучше, то вы, возможно, не так хорошо разбирали бы мой почерк, поскольку привыкли к прежнему; вы уже привыкли к такому написанию букв, знаете, что этот крючок или загогулина обозначают букву, и знаете, какую именно, и так далее, и так далее. — Клянусь, он так мне и написал, и еще подчеркнул, что я пишу вам очень длинные письма; но я ответил ему, что вы просто хвастунишки. Я говорю про епископа Клогерского, неужто он все запамятовал? Переверните-ка страницу. У меня не хватило места на той стороне, а посему я доскажу свою мысль на оборотной: так вот, полагаю, что причиной тому милая ирландская забывчивость. Но почему же вы все-таки не поехали в Клогер, скверныескверныескверныедорогиедевчонки? Я не отваживаюсь сказать вам — скверные, не прибавив — дорогие: вот до чего я перед вами робею, право же. Если же говорить серьезно, то мне очень жаль, что вы туда не поехали, насколько, конечно, я могу судить на таком расстоянии. Нет, мы непременно раздобудем вам другую лошадь; я заставлю Парвисола подыскать вам лошадку. Признаться, ваша спотыкливая кляча всегда вызывала у меня недоверие; ради бога, прошу вас, продайте ее, сделайте мне такое одолжение. У меня душа не на месте, стоит только подумать о том, что вы ездите на ней. Прикажите Парвисолу продать ее и скажите, что вы решились на это потому что должны вернуть мне долг. Я не буду знать покоя, пока вы не избавитесь от нее. Поверите ли, с того времени, как я получил ваше письмо, мне уже раз пять или шесть снились падающие лошади. Если он не сумеет ее продать, то пусть хотя бы подержит у себя этой зимой. Право, будь я подле вас, отстегал бы как следует по… за ваш высокомерный и дерзкий ответ на мои соображения относительно декана и Jonsonibus; я всенепременно бы это сделал, юные мои дамы. Кстати, прочел ли декан проповедь вместо меня? Прекрасно. Еще чего, уж не хотят ли они, чтобы я одновременно находился здесь и читал им проповеди? Нет, «Шиллинг» в «Тэтлере» сочинил не я, я только подал идею, да еще подсказал две-три мысли. У меня сейчас дела поважнее; да и министры начинают яриться, лишь только речь зайдет о том, что я помогаю «Тэтлеру»; они не раз меня за это упрекали, и я твердо пообещал им больше этого не делать. Но только это секрет, мадам Стелла. Вы уверяете, будто выиграли восемь шиллингов; восемь кукишей — вот что вы выиграли. Любопытно, что вы никогда не упоминаете о своих проигрышах, мои юные дамы. — Что касается Мэнли, то, надеюсь, ему ничто особенно не угрожает, потому что Нэд Саутуэл ему друг-приятель, точно так же как и Томас Фрэнкленд, да и его брат Джон Мэнли стоит за него горой. Хотя, с другой стороны, все здешние ирландские джентльмены прямо-таки люто его ненавидят. Ну не бесстыдница ли вы, миссис Дингли: вы надеетесь получить со следующей почтой письмо от Престо, хотя сами признаетесь, что совсем недавно за четыре дня получили от меня два письма. Болтливая трясогузка, вот вы кто! Нет, малышка Дингли, в полночь я, как правило, уже в постели; я хочу сказать, что ровно в полночь гашу свечу; как видите, я очень о себе пекусь. Да, пожалуйста, говорите всем при случае, что первины были дарованы королевой ирландскому духовенству благодаря ходатайству мистера Гарли и что теперь осталось только завершить кое-какие формальности. Так вы, значит, обедали с деканом у Стойтов, и миссис Стоит была в восторге оттого, что я еще ее помню. Придется теперь изредка ее упоминать, дабы ее восторг не остыл. — Ну, что вы теперь скажете, дерзкие замарашки, ведь я все это настрочил за сегодняшнее утро, а теперь мне пора вставать, я должен уйти. Так что уж потерпите до вечера. И, пожалуйста, не воображайте, мадам, что я стану всякий раз тратить на вас целое утро. Право, если я не оставлю эту привычку писать по утрам, то вскоре не осмелюсь от нее отказаться, зная, что вы ожидаете продолжения и трепеща при одной мысли об этом. Итак, доброго вам утра, сударыни, и я все же встану. — Вечером. Я отправился нынче в суд справедливости (да, чуть не забыл, я покамест не стану отвечать на вторую половину вашего письма) в надежде пообедать с мистером Гарли, но его зять лорд Даплин сказал мне, что мистер Гарли не обедает нынче дома, и я уж не знал, как мне быть, но тут как раз встретился мистер Сент-Джон, и я пошел обедать к нему; за обедом он рассказал мне о пущенной кем-то нелепой басне. Дело в том, что позавчера лорд Риверс объявил мне о своем намерении послушать мою воскресную проповедь, которая будто бы должна состояться через две недели в присутствии королевы. Я ответил ему, что день проповеди еще не назначен, по крайней мере, мне ничего об этом не известно. А сегодня государственный секретарь сказал, будто его отец, сэр Гарри Сент-Джон, и лорд Риверс собрались пойти в Сент-Джеймскую церковь послушать там мою проповедь, поскольку их будто бы уверяли, что она непременно состоится; так что, судя по всему, это еще одна басня; во всяком случае сам я ничего об этом не ведаю, за исключением лишь того, что мистер Гарли и Сент-Джон решили, что я непременно должен произнести проповедь в присутствии королевы, и государственный секретарь обещал предупредить меня об этом за три недели. Я всячески отказывался, но он не хотел принимать никаких отговорок: «И слушать ничего не желаю», — твердил мистер Сент-Джон; но я все же надеюсь, что они об этом забудут, ведь если она состоится, все здешние бездельники сбегутся меня слушать в ожидании чего-то из ряда вон выходящего и будут немало разочарованы, потому что я буду говорить о самых простых и очевидных истинах. Я пробыл у мистера Сент-Джона до восьми, после чего воротился домой и отпустил Патрика, попросившего позволения отлучиться. Но вскоре ко мне поднялась служанка и сказала, что меня спрашивает какой-то джентльмен, приехавший в карете, который будто бы желает уплатить мне по векселю; я велел его впустить и оказалось, что это не кто иной, как мистер Аддисон, а с ним Сэм Допинг, которые задумали вытащить меня поужинать с ними, и кончилось тем, что я просидел с ними до полуночи. Будь Патрик дома, я бы, конечно, этого избежал, потому что приучил его почти так же ловко спроваживать посетителей, как это делает привратник мистера Гарли. — На чем я собственно остановился, отвечая на письмо МД? Дайте-ка взглянуть. Ага, вот нашел. Вам угодно было заметить, мадам Дингли, что люди, уезжающие в Англию, видимо, никогда не могут сказать наверняка, когда они возвратятся. Уж не намекаете ли вы этим на Престо, мадам? Бесстыдницы, клянусь вам своим спасением, я возвращусь как только смогу и, надеюсь, не с пустыми руками, если только все министры не одного поля ягода, что, впрочем, не исключено. Надеюсь, Хокшоу уже в Дублине и вы получили мою посылку и очки вам подошли; если же нет, вы получите другие. Надеюсь, также, что табак Дингли не испортил шоколада Стеллы и что все дошло в полной сохранности. Известите меня, пожалуйста. Мистер Аддисон и я разнимся теперь друг от друга, как черное от белого, и я думаю, что из-за проклятых партийных свар наша дружба сойдет в конце концов на нет. Он не может вынести моего сближения с нынешним кабинетом министров, и все-таки я люблю его по-прежнему, хотя мы довольно редко теперь видимся. — Стелла, негодница, как вы позволяете себе подшучивать над слепотой бедного Конгрива; и вам не совестно, негодница? Погодите же, я переломаю вам кости, клянусь. — Да, Стиль в самом деле сидел некоторое время в тюрьме, вернее, в долговом отделении[312], но это случилось еще до моего приезда, а не теперь. Чума на вашу конвокацию и ваших Ламбертов[313], они просто свора клеветников! Мое нежелание, чтобы «Дождь» пришелся по вкусу вашей ирландской братии, возможно, покажется вам притворством, но, поверьте, вы ошибаетесь. Я, конечно, был бы рад снискать у вас всеобщее одобрение, как снискал его здесь (хотя и утверждаю обратное), но поскольку меня похвалили у вас каких-нибудь два-три человека, то я предпочитаю лучше обойтись вовсе без одобрения ирландской публики, чтобы все вы оказались неправы. Не знаю, быть может, это не совсем то, что я хотел сказать, но у меня сейчас такое мерзкое самочувствие после всякой дряни, съеденной за ужином, что я не в состоянии ясно выражать свои мысли. — Насчет «Сида Хамита», что врагу он бы понравился, а другу — нет и что если бы назвать имя автора, то они переменили бы свои мнения на противоположные — вы очень метко заметили. Зачем вы сразу не сказали Гриффиту[314], что «Сид Хамит» напоминает вам чем-то мою манеру, но принялись сперва всячески поддакивать его похвалам и разыгрывать его точно так же, как мы когда-то разыграли бедного моего дядюшку[315] с канделябром, который я починил. Если мне не изменяет память, я просил вас передать мой ответ миссис Фентон, дабы избавить ее от почтовых расходов, а меня от хлопот; я хорошо помню, что писал вам об этом; а вы? выполнили вы мою просьбу?