Я сознавал, что время летит, потому что где-то далеко пробили церковные часы с огромными, неисчислимыми интервалами. Из них мне стало ясно, что я устроил себе белую ночь. Рассвет ворвался ко мне через открытые французские окна балкона.

Века, долгие века спустя, раздался колокольный звон, возвещавший об утренней мессе; и постепенно мои мысли стали замедляться, тускнеть; активная радость мышления стала пассивной. Мало-по-малу на мои мечтания легли тени, затем наступило забытье.

ГЛАВА VI. БЛЕСК НА СНЕГУ

Когда я проснулся, Лу уже была полностью одета. Присев на край моей постели, она взяла меня за руку, и склонила лицо, подобное бледному цветку. Она увидела, что я уже не сплю и ее уста опустились на мои с изысканной нежностью. Губы ее были крепки и мягки; их поцелуй возвратил меня к жизни.

Она была необычайно бледна и ее жесты отличались безволием и томностью. Я осознал, что и сам крайне изнурен.

— Я так и не смогла заснуть, — призналась она, — и перед этим, как мне казалось, я довольно долго пыталась привести себя в порядок. Мысли в моей голове метались как сумасшедшие — прекрасно я провела время — лучше некуда! Я просто не могла встать, пока не вспомнила, что этот тип, Фекклз, сказал насчет похмелья, мол, чем ушибся, тем и лечись. Итак, я выкатилась из постели, доползла до Г. и взяла одну маленькую щепотку, и села на пол, пока он не подействовал. Все-таки это великая вещь, если приноровиться. Он привел меня в норму за одну минуту. Так что я приняла ванну и нарядилась во все это. И я все еще чуточку под ним… Ты согласен, что мы переусердствовали, ведь правда, Петушок?

— Спрашиваешь, — вяло ответил я. — Хорошо, что у меня есть нянька.

— Так точно, — сказала Лу со странной улыбкой. — Его величеству пора принять лекарство.

Она подошла к бюро и принесла мне дозу героина. Эффект получился удивительный! Казалось, я не могу шевельнуть ни единым мускулом, как если бы лопнули пружины всех моих нервов. И вот, за две минуты одна понюшка полностью вернула мне дееспособность.

Правда, едва ли в ней была хотя бы доля радости. Да, я нормально пришел в себя, но оказался не в том состоянии, которое можно было бы назвать хорошей формой. Я был вполне способен сделать все, что потребуется, но мне как-то не очень хотелось это делать. Я решил, что мне помогут ванна и душ; и в самом деле, одеваясь после них, я чувствовал себя совсем по-другому.

Воротясь в гостиную, я застал Лу танцующей вокруг стола изящный танец. Она набросилась на меня как дикий зверь, повалила на кушетку, и осыпала, примостившись сбоку на коленях, страстными поцелуями.

Но она догадалась, что я не в том состоянии, чтобы как-то на них ответить.

— Тебе по-прежнему требуется нянька, — весело рассмеялась она, сверкая глазами, обнажая блестящие зубы и ноздри, трепещущие от возбуждения. На кончике прелестно вьющегося локона я увидел, как знакомо блеснул кристалл.

Она побывала в снежной буре!

Моя хитрая кривая улыбка дала ей понять, что я догадался о ее замыслах.

— Да, — возбужденно вымолвила она. — Теперь я вижу, как это делается. Приводишь себя в порядок с помощью Г., а потом вдогонку принимаешься и за К. Давай, подставляй лапу.

Ее рука дрожала от возбуждения. Она открыла ладонь, и на ней мерцала горстка искристого снега.

Я втянул ее с подавленным восторгом. Я знал, что какие-то несколько секунд отделяют меня от заражения ее неистовым и великолепным опьянением.

Кто это сказал, что вам достаточно посыпать солью хвост птицы и тогда вы сможете ее поймать? Наверное, этот субъект возомнил себя знатоком данного дела, но он все перепутал. Все, что вам нужно сделать, это попасть снегом себе в нос, и тогда-то вы уж точно поймаете любую птицу.

А все же, что было известно Метерлинку об этой старой, глупой Синей Птице?

Счастье зарыто в тебе самом, и кокаин — инструмент для его добычи.

Однако, не вздумайте забывать о заурядном благоразумии. Надеюсь, никто не против такого определения. Немного здравого смысла, осмотрительности, не помешает и рассудительность. Ведь, как бы вы ни были голодны, вы не захотите съесть дюжину быков на вертеле. Natura non facit saltum. (От природы никуда не денешься).

Главное, это применение знаний в разумных пределах. Мы выяснили, как работает машина, и ничто в целом мире не могло помешать нам вылететь отсюда и долететь хоть до Каламазу.

Поэтому я принял еще три щепотки, перемежая их осмысленными интервалами, и снова пришел в рабочее состояние.

Я гонялся за Лу по номеру; и, смею заметить, мы опрокинули немало мебели, что нас нимало не беспокоило, ибо не нам предстояло ставить ее на места.

Важно было, что я настиг Лу; и вскоре нам стало не хватать воздуха; и затем, проклятье, как раз именно тогда, когда мне захотелось выкурить трубочку перед завтраком, зазвонил телефон, и портье осведомился, дома ли мы для г-на Эльгина Фекклза.

Ведь я говорил вам раньше, что мне не было особого дела до этого типа. Как заметил Стивенсон, "если он тот единственный узел, который связывает нас с домом, то я думаю, что большинство из нас проголосует за путешествие за границу". Однако, вчера вечером он вел себя довольно прилично и, чорт возьми, нет более невинного пустяка, чем приглашение на ланч. И к тому же он мог дать еще несколько технических советов относительно нашего дела. Я не принадлежу к числу самоуверенных субъектов, воображающих, что урвав клочок сведений, они осушили источник мудрости до дна.

Поэтому я ответил: "Передайте, не будет ли он столь любезен подняться к нам".

Лу упорхнула в другую комнату поправить прическу, привести в порядок лицо, и тому подобное, что женщины, видимо, всегда должны поправлять и приводить в порядок; а тем временем является Мистер Фекклз с наиболее изысканными манерами, которые я когда-либо видел у представителей рода человеческого, и чередой любезных распросов и извинений на кончике языка.

Он сказал, что не стал бы и вовсе нас беспокоить визитом так скоро после того случая с злоупотреблением, только он уверен, что оставил у нас свой портсигар, которым очень дорожит, поскольку его подарила тетя Софрония.

Ну и конечно же, он и был там, где его оставили, как раз на столе, или скорее под столом, потому что его перевернули.

Когда мы вернули столу прежнее положение, то ясно увидели, что портсигар лежит под ним и, стало быть, лежал на столе до того, как тот был опрокинут.

Фекклз от души посмеялся над юмористическим характером происшествия. Я тоже считаю его по-своему забавным. Но с другой стороны, я не думаю, что это никчемное дело стоило такого уж внимания. Как бы то ни было, наш приятель должен был получить свою вещицу и, в конце концов, когда перед вами стол вверх ногами, что толку делать вид, будто вы этого не замечаете. И вероятно, лучший способ проигнорировать инцидент, это обратить его в приятную шутку.

И должен вам сказать, что Фекклз проявил тактичность совершенного джентльмена, избегая любых прямых намеков на обстоятельства, ставшие причиной обстоятельств, которые были ответственны за обстоятельства, вызвавшие обстоятельства, которые было столь трудно не заметить. Надеюсь, вы все поняли.

Между прочим, этот Фекклз был прошлым вечером милейшим человеком. Он сопровождал Лу через наихудшее, строго соблюдая хороший вкус в тот самый момент, когда ее естественный защитник, то есть я, был физически неспособен приложить необходимые эти-как-их-там.

Ну и разумеется, при настоящем положении вещей, мне хотелось послать Фекклза в то место, о котором современное христианство решило забыть. Впрочем, я как минимум собирался пригласить его на ланч. Но пока я собирался выразить словами сей щедрый импульс, в гостиную вплыла Лу, словно ангел, сходящий с небес.

Она направилась прямохонько к Фекклзу, взяла и поцеловала его прямо у меня на глазах, упрашивая остаться и позавтракать с нами. Вот так. Взяла и опередила меня.

Но, должен признать, что я хотел быть наедине с Лу — не только в тот момент, но и всегда; я был чрезвычайно рад услышать от Фекклза: