Конечно, большую часть времени у него отнимало наблюдение за человеком, которого он выслеживал; и он постоянно развлекал нас донесениями о том, как движется это дело.

— Если мне удастся провернуть все как следует, мне будет вас во век не отблагодарить, — заявил он. — Это означает поворотный пункт в моей официальной карьере. Я честно признаюсь вам, что они не принимали меня всерьез, из-за одного-двух допущенных мною просчетов. Но если эта пташка окажется у меня в мешке, они не смогут мне отказать, чтобы я у них ни попросил,

В то же время было ясно, что он испытывает неподдельный дружеский интерес к своим "влюбленным птичкам", как он нас называл. Сам-то он однажды испытал в любви глубокое разочарование и отошел от этих дел. Но к счастью это не испортило его натуру, и ему доставляло настоящее удовольствие видеть людей, чье счастье столь идеально.

Единственное, говорил он, что его немного беспокоит, так это то, что он никак не может выйти на людей, владеющих "Жареным Котом", крайне возбуждающим и опасным ночным клубом, где допускались удовольствия в своем роде столь эзотерические, что никакое другое место в Европе не могло идти с ним в сравнение.

ГЛАВА IX. THE GATTO FRITTO[11]

Где-то к концу третьей недели, как я узнал из дневника Лу (сам я потерял всякое представление о времени), Фекклз явился с победным блеском в глазах.

— Я связался с кем нужно, — сообщил он, — но считаю, что обязан вас честно предупредить — "Гатто Фритто" — довольно опасное место. Я готов взять вас туда, если вы будете в маске и с пистолетом в кармане; но я никак не могу допустить по совести, чтобы с нами пошла и леди Пендрагон.

Я принял столько кокаина, что едва понимал, о чем он говорит. Легче всего было выразить согласие кивком головы и наблюдать, как сражаются облака за объятия солнца.

Я ставил на большого белого слона на горизонте. Там были еще две черные кобры и фиолетовый бегемот, которые выступали против него; но я ничем не мог помочь. С такими великолепными бивнями он должен был бы их одолеть; и при одном взгляде на его ножищи было ясно, что старое солнце не имеет ни единого шанса и пропадет, как собака. Не понимаю, как люди не чувствуют и могут не волноваться, когда происходит такого рода битва. И на что, в таком случае, рефери?

Лу складывающаяся перспектива донельзя разозлила ситуация. Она начала визгливо протестовать: дескать она тоже обязательно пойдет в "Гатто Фритто", а если не пойдет, то сама наловит котов, зажарит их и заставит меня съесть!

Не помню, как долго она скандалила. Слушать ее было полнейшее наслаждение. Я то знал, что это значит, как только мы сможем избавиться от этой свиньи Фекклза.

Пропади все пропадом, а в медовый месяц третий лишний!

Тогда Фекклз обратился за поддержкой ко мне с подобием увечного, беспомощного протеста, умоляя меня проявить настойчивость.

Я ответил ему: "Фекклз, старина, ты парень, что надо. Ты всегда мне нравился в школе; и я никогда не забуду того, что ты сделал для меня за эти последние тридцать или сорок лет на Капри, и если уж Ллойд Джордж может доверить тебе поимку подлеца, за которым ты охотишься, то почему я не могу доверить тебе познакомить нас с развлечениями в "Жареном Коте"?"

Лу захлопала в ладоши, визжа от восторга, однако Фекклз сказал: "Ладно, тогда все в порядке. Но это очень серьезное предприятие. В таком настроении вы на него не пойдете. Туда надо идти очень тихо, на трезвую голову, и открыться только когда прозвучат слова "Через край"".

Мы сделали вид, что сосредоточились, чтобы ему угодить, но я не мог все же до конца закрыть глаза на тот факт, что я, похоже, проигрываю свои деньги, потому что белый слон взял и превратился во вполне ординарного зебу или брахманскую корову, или в лучшем случае во двугорбого верблюда или Бактрианского дромадера, то есть наконец в животное полностью неподходящее по своей натуре, чтобы выигрывать деньги тем осмотрительным людям, которые на него поставили.

Взволнованный этим обстоятельством я едва ли был в состоянии понять природу предложений, излагаемых выступившим с докладом Высокочтимым Братом Феккльзом, Действительным Заместителем Главного Генерального Секретаря.

Но вчерне они сводились к следующему: следовало запереть все наши бумаги и драгоценности, оставив лишь немного мелочи, ради предосторожности, а Фекклз прибудет как условлено, с маскарадными костюмами неополитанских рыбаков для меня и Лу. Мы не должны брать с собой ничего, кроме револьверов каждый, и опять же небольшого количества мелочи, после наступления темноты следует проскользнуть с террасы отеля так, чтобы нас никто не заметил, к катеру, который доставит нас в Сорренто; там нас будет ждать автомобиль, который привезет нас в Неаполь около часа ночи, и тогда уже мы пойдем в питейное заведение "Fauno Ebbrio" ,[12] и как только набережная обезлюдеет, он подберет нас и отведет прямо в "Жареный Кот", и там мы в первый раз сможем узнать какова эта жизнь на самом деле.

Я назвал это вполне правильной, достойной, здравой программой. Ведь долг каждого Англичанина — узнать без каких-либо помех для собственного бизнеса как можно больше о загранице. Сведения этого рода всегда пригодятся на случай еще одной европейской войны. Ведь знанием именно таких вещей Фекклз и был обязан тем положением, которое он занимал в Секретной Службе, будучи доверенным конфидентом тех таинственных разведок, что оберегают благосостояние нашей возлюбленной державы.

Благодарю вас, на этом можно завершить развлекательную программу на сегодня.

Именно это я хотел сказать Фекклзу. Он всегда инстинктивно понимал, когда его присутствие становилось нежелательно. Поэтому сразу же после того, как мы пришли к предварительным договоренностям, он поспешно принес извинения, поскольку долг требовал его присутствия на вилле, где остановилась его жертва, так как надо было установить диктофон в комнате, где тот собирался обедать.

Таким образом Лу была в моем распоряжении вплоть до завтрашнего дня, когда он явится с маскарадными костюмами. И я не собирался терять ни минуты.

Признаюсь, я чувствовал себя паршиво от того, как подвело меня белое облако. Я бы погнался за этим глупым старым солнцем и сам, не будь я женат.

Как бы то ни было, мы были одни, одни навсегда, Лу и я, на Капри, и все это было слишком здорово, чтобы в это поверить! Свет солнца и свет луны, и свет звезд! Все они читались в ее глазах. И с каким вызывающим жестом она вручила мне кокаин! Я знал, что значит быть сумасшедшим. Я мог превосходно понять, отчего глупые шуты, которые не лишены рассудка, боятся его потерять. Я и сам был таким, пока не знал ничего лучшего.

Этот паршивый народишко измеряет мир на свой аршин. Он затерян в необъятных просторах Вселенной, и в следствии этого боится всего, чему случается превзойти его собственные пределы.

Мы с Лу отбросили в сторону жалкие мерила человечества. Подобные вещи хороши только для ученых мужей и портных; но мы одним прыжком отождествили себя со Вселенной. Мы были также несоизмеримы, как отношение окружности к ее диаметру. Мы были столь же выдуманы и нереальны с их точки зрения, как квадратный корень из минус единицы.

Человечество не имело никакого права нас судить. Ошибкой было уже рассматривать нас как простых бесперых двуногих. Возможно мы и выглядели человеческими существами в их глазах; присылали же они нам счета и все прочее, как будто мы и в самом деле были людьми.

Но я отказываюсь отвечать за ошибки посредственных животных. Я потакаю им в их заблуждениях, потому что они — лунатики, а лунатикам не надо противоречить. От этого, однако, очень далеко до признания, что за их галлюцинациями стоит какая-либо фактическая основа.

Я бывал в их дурацком мире здравого смысла где-то миллион лет тому назад, когда меня еще звали Питер Пендрагон.

вернуться

11

ЖАРЕНЫЙ КОТ — ит.

вернуться

12

"Пьяный Фавн" — ит.