Внезапно меня осенило, что во всей этой фантастической околесице имеется только один лоскуток правды. Наш агент позаботился о деталях с эффективностью, достойной лучших традиций его профессии.

Тоже самое открылось и Лу, словно человеку, занятому решением шахматной задачи. Ее лицо сделалось абсолютно белым от холодной и сосредоточенной ярости.

— Видимо он наблюдал за нами и в Париже, — тихо рассуждала она. — Видимо он узнал, что мы потратили деньги, которые должны были вложить в его аферу, и твердо решил, что лучшим для него ходом будет заполучить драгоценности и остаток наличных.

Внезапно она присела, съежилась и начала плакать. Плач перерос в бурную истерику, настолько обеспокоившую управляющего, что он счел необходимым послать за доктором.

Кучка лакеев и постояльцев собрались в вестибюле отеля. Героем момента стал наружный швейцар.

— Как же, конечно, — провозгласил он триумфально на ломаном английском. — Мистер Лярош отбыл этим утром на семичасовом катере. Я думать, что вам его никогда не поймать.

События недавних нескольких часов изнурили меня так, что исчерпалось и второе дыхание. Я повернулся к клерку консула, и заговорил. Но голос исходил не от меня, казалось это говорит засевший во мне зверь; тот изначальный Пендрагон, если вы понимаете, что я имею в виду; существо со слепыми инстинктами и автоматическим аппаратом мышления.

— Вы видите, дело плохо, — услышал я себя. — Паспортов нет, денег нет, вещей нет — ничего нет!

Я говорил о себе автоматически в третьем лице. Процесс человеческой жизни и деятельности целиком остановился, по крайней мере в этом отеле. Кучка бормочущих сплетников напоминала рой москитов.

Помощнику консула ситуация была достаточно ясна; но я заметил возросшую подозрительность со стороны детективов. У них руки чесались арестовать меня на месте.

Помощник яростно проспорил с ними немыслимое количество времени, утонув в нескончаемом потоке слов. Похоже неудобнее всех на Капри чувствовал себя управляющий. Он возносил безмолвные протесты небесам — на земле его все равно никто не слушал.

Ситуация стронулась с мертвой точки по возвращении Лу, которую вела под руку горничная в сопровождении доктора, который шел с видом человека, встретившегося с Королем Страхов и выбившего из него всю дурь.

Состояние Лу было в высшей степени неустойчиво, она поочередно то бледнела, то заливалась краской. Я ненавидел ее. Ведь это она меня ввергла в такой скандал.

— Ладно, — заявил помощник консула, — мы просто должны вернуться в консульство и объяснить, что произошло. Не убивайтесь, Леди Пендрагон, — добавил он. — Не может быть сомнений, что этого типа поймают уже через несколько часов, и вы получите назад все ваши вещи.

Конечно, я был достаточно вменяем, чтобы видеть, что он не верит ни слову из того, о чем говорит. Пословица "Пошли вора ловить вора" неприменима к Италии. Вот если бы вор был достоин кражи, это была бы совсем иная история.

В тот вечер катера в Неаполь больше не было. Нам ничего не оставалось, кроме как ждать до утра. Управляющий был настроен до крайности сочувственно. Он раздобыл для нас кое-что из одежды, и даже если это было и не совсем то, к чему мы привыкли, то по крайней мере лучше того ужаса, что был надет на нас. Он заказал особый обед с большим количеством шампанского, и велел подать его в наилучшем номере отеля.

Инстинктивный такт итальянца подсказал ему, что не стоит помещать нас в наши прежние комнаты.

Время от времени он заглядывал и бодро справлялся, как мы себя чувствуем, заверяя нас, что по телеграфу уже разослано предписание схватить мистера Ляроша Феккльза.

По ходу вечера мы ухитрились изрядно напиться; но веселья в этом не было. Слишком сильным был шок, слишком гнусным разочарование. И, кроме того, обнаружилась полная пропажа того, что было главной движущей силой нашей жизни — нашей любви друг к другу.

Она пропала, словно была упакована в наш багаж. Единственным моментом, доказавшим родство наших страстей, стал момент, когда Лу, практичная во всем, извлекла наши до смешного маленькие запасы героина и кокаина.

— Вот и все, что у нас осталось, — прошептала она с душевной мукой, — до Бог знает каких времен.

Вдобавок нас терзал страх, что и это смогут у нас отнять. Мы были снедаемы тревогой относительно разрешения нашей тяжбы с полицией. Мы даже сомневались, не обернется ли против нас и консул, и не отметет ли наш рассказ, как очередной обман.

Утро выдалось неприятно холодным. Нас била дрожь. Было слишком холодно, и море выглядело неспокойным. Спали мы плохо и неспокойно, терзаемые отвратительными видениями.

До консульства добрались две живые развалины. Но, несмотря ни на что, там нас ожидала небольшая удачи. Наш багаж отыскался в одном из отелей Сорренто. Все, что можно было продать, включая запас наркотиков, изобретательный мистер Фекклз, разумеется, увел.

Хоть по крайней мере у нас снова были паспорта и кое-что из одежды; да и сам факт находки багажа подтверждал наши показания.

Консул был крайне отзывчив, снова пошел вместе с нами к комиссару, который довольно великодушно отпустил нас с миром, очевидно еще более убежденный, чем прежде, что все англичане — безумцы, и если уж нам приспичит еще раз путешествовать, то делать это следует в детском манежике.

Понадобилось три дня, чтобы из Англии пришли телеграфом деньги. Бродить по Неаполю было крайне унизительно. Нам казалось, что на нас показывают пальцем, как на комический дуэт из очень низкопробного фильма.

Мы заняли довольно денег, чтобы на них можно было существовать, и уж конечно мы видели им только одно применение. Мы сидели в номере маленького отеля, где редко бывали англичане, и выползали оттуда только по ночам, пытаясь купить наркотики.

Это была мрачная и зловещая эпопея. Нас постоянно сопровождал так называемый гид нижайшего класса. Утомленные духом, мы волочились из одной грязной и сомнительной улочки в другую; вступали шепотом в долгие переговоры с наиболее отвратительными представителями человеческой расы, и через раз покупали безвредную пудру по вопиющей цене, рискуя стать жертвами шантажа, а то и чего-нибудь похуже.

Но потребность в снадобье неумолимо тянула нас дальше. Наконец нам повстречался честный поставщик, и у него мы получили запас настоящего порошка. Но даже и тогда нам, похоже, не стало лучше. Большие дозы вернули нас к нашему нормальному, то есть пред-наркотическому состоянию. Мы стали напоминать Европу после войны.

Лучшее и худшее, что нам удалось — полностью возненавидеть себя, друг друга, Неаполь и жизнь в целом.

Дух авантюры умер — он был мертв, как и его предшественник, дух Любви. Нам едва достало мужества, после очень хорошего ланча в «Гамбринусе», принять решение полностью сменить эту чертову атмосферу.

Мы льнули друг к другу, точно двое утопающих — вот, чем стала наша любовь. Мы пожали руки, дав обет вернуться в Англию, и сделать это как можно быстрее.

По-моему, мне не удалось бы сделать и этого. Но снова меня выручила Лу. Мы сели в veittura [17] и уже там взяли билеты.

Мы возвращались в Лондон, поджав хвосты, но все-таки мы возвращались в Лондон!

КНИГА ВТОРАЯ

АД

ГЛАВА I. СТОЛ СКУДЕЕТ

17 августа.

Мы в «Савое». Петушок ушел на встречу со своим адвокатом. Бедный мальчик, он выглядит ужасно плохо. Чувствует позор от того, что его надул этот Фекклз. Но откуда ему было знать?

На самом деле это была моя ошибка. Следовало бы все это предвидеть.

Мне и самой паршиво. В Лондоне страшная жара, гораздо жарче, чем было в Италии. Я хочу уехать и жить в Барли-Грандж. Нет, не надо; вернуться туда, где мы были, вот чего я хочу. Г. осталось пугающе немного. К. полно; только его и хочешь много.

Качество порошка вызывает у меня сомнение. Эффект уже не тот, что был раньше. Сперва все приходило так быстро. Больше не приходит.

вернуться

17

вагон — ит.