К счастью, в настоящий момент у нас не было никаких трудностей. Все, что нам надо было сделать, это поехать вниз к Рю де ла Пье. Я определенно почти лишился чувств, когда увидел все эти жемчужины у нее на шее. И этот неограненный изумруд! Господи, как он шел к ее волосам!

Эти торговцы в Париже — несомненно художники. Продавец узрел в одно мгновение, в чем ошибка. Не было ничего, чтобы как следует гармонировало с ее голубым платьем, и он показал нам сапфир и алмазный браслет, и большое кольцо маркиза в платиновой оправе, Уже совсем другое дело! Но продавец по-прежнему держался крайне смущенно. Он был озадачен; вот что это было.

И тут его лицо прояснилось. У него появилась блестящая мысль. Ты всегда можешь доверять этим малым, когда сталкиваешься с действительно хорошим человеком. Чего не хватало, так это чего-то красного!

Я скажу вам о рте Лу; длинные, неровные, змеиные, алые полоски всегда извивались и двигались, как если бы жили отдельной самостоятельной жизнью, и будто их хозяйка беспрестанно подвергалась какой-то восхитительной и прелестной пытке!

Продавец немедленно увидел, что там необходимо. Рот должен был символически повторен. В этом весь секрет искусства. Так что он извлек змейку из кроваво-красных рубинов.

Мой Бог! Это была наиболее прекрасная вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни, за исключением самой Лу. И на нее нельзя было смотреть без мысли о ее губах, и ты не мог думать о ее губах, без того, чтобы не поцеловать их, и мне было по плечу доказать Парижу, что моя жена — самая прекрасная женщина в мире, а это в свою очередь можно было доказать самым обычным способом, — появившись с ней в лучших нарядах и самых замечательных украшениях. Это был мой долг перед ней, как перед моей женой, и я прекрасно мог позволить себе это сделать, потому что я был относительно богатый человек, если начинать с малого, и, кроме того, пять тысяч, которые я вкладывал в бизнес Фекклза, могли означать что-то около четверти миллиона, по крайней мере, по самым консервативным и сдержанным расчетам, как я это оценивал собственными глазами.

И все это был чистый доход, так что нет причины в мире, почему человек не может потратить такую сумму самым благоразумным образом. Даже сам мистер Вольф придавал особое значение трудностям получения приемлемых доходов с капитала в наши времена.

Он рассказал мне, как многие люди помещали свои деньги в алмазы и меха, которые всегда сохраняют свою цену, в то же время как государственные ценные бумаги и им подобные вещи всегда являются предметом неожиданного налогообложения, с одной стороны, обесценивания с другой, и с перспективой Европейского аннулирования долгов или отказа от выполнения обязательств, неясно вырисовывающегося позади них.

Это был мой долг и обязанность, как семейного мужчины, купить так много драгоценностей для Лу, насколько я мог бы себе это позволить. И в тоже время, человек должен быть осторожным и предусмотрительным.

Я купил все вещи, о которых упоминал, и заплатил за них. Я не поддался соблазну приобрести зеленую жемчужную булавку для своего галстука, хотя я желал бы ее иметь, потому что она могла бы напоминать мне о глазах Лу каждый раз, когда я ее надеваю. Но она была действительно довольно дорогой, и Мистер Вольф очень серьезно предупреждал о попадании в долги, так что я расплатился за остальные покупки, и мы вышли, и думали, что поедем в Bois на ланч, и тогда мы приняли еще больше снежка в такси, и Лу начала плакать, потому что я ничего не купил для себя. И мы приняли еще немного снежка… У нас было довольно много времени, — никто не садится за ланч раньше двух часов. Мы отправились назад в магазин и купили зеленую жемчужину, и это привело Лу в такой восторг, что такси стал походить на аэроплан; а если разобраться, гораздо больше аэроплана.

Глупо не иметь желаний делать что-то. И если ты начинаешь что-то делать, ты стараешься сделать это как можно лучше. Что там говорил тот парень? "Я жизнь свою в булавку не ценю". Вот это правильный дух. "Отпустите меня, джентльмены, я в призрак превращу его, что освободит меня".

Это дух Пендрагона, и это дух воздухоплавателя. Забирайся на вершину и оставайся на ней, и застрели любого другого, кто посмеет на нее забраться!

ГЛАВА VII. КРЫЛЬЯ ПТИЦЫ ПАРНУСС

Ланч в ресторане "Де Ля Каскад" походил на ланч во сне. Мы, казалось, знали, что в действительности вкушаем пищу даже не чувствуя ее вкуса. Кажется я уже говорил раньше, что этот феномен обусловлен анестезией от кокаина.

Когда я делаю подобные замечания, я понимаю, что это выскакивает из меня канувший в Лету, без вести пропавший студент-медик.

Но вы на это не обращайте внимания. Суть в том, что когда внутри вас оказывается правильное количество снежка, вы не можете ощущать что-либо в банальном смысле этого слова. Вы только улавливаете это неким отрешенным образом. Вот боль, но вам не больно. Вы наслаждаетесь наличием боли, как вы наслаждаетесь, читая об ужасных вещах в школьном учебнике истории.

Но вот в чем беда кокаина: его почти невозможно принимать, зная меру; как, например, почти все, кроме американцев, умеют пить виски. От каждой дозы вам делается все лучше и лучше. Он разрушает вашу способность рассчитывать.

Мы уже обнаружили этот факт, когда выяснили, что запас, полученный от Гретель, которого, как мы были убеждены, нам почти определенно хватит надолго, иссякает самыми быстрыми темпами. А ведь совсем недавно запас этот прибыл в том самом платье, и казалось решил все проблемы.

Всего лишь несколько дней нашего загула и то, чего мы добивались тремя-четыремя понюшками, чтобы, так сказать, войти в состояние, теперь требовало почти постоянной дозаправки для продолжения полета. Однако, это не имело значения, учитывая наш обильный запас. В этом кимоно должно было быть килограмма два либо «К», либо «Г». И если восемь гранов для героина довольно большая доза, вы можете легко подсчитать, как славно можно проводить время, располагая целым фунтом.

Вы помните, как оно получается — двадцать гран это вес одной пенни, а вес трех пенни — один скрупул; забыл, сколько скрупулов составляет одну драхму, восемь драхм — это одна унция, а двенадцать унций — один фунт.

Я все перепутал. Мне никогда не понять английскую систему мер и весов. Ни разу не встречал кого-то, кто мог бы это сделать. Но смысл в том, что вам надолго хватит вашего фунта, если принимать по восемь гранов порошка.

Ну вот, сейчас вам все станет ясно. 15 гранов — это один грамм, а тысяча граммов — уже килограмм, и килограмм — это 2,2 десятых фунта. Я не уверен только в одном — то ли это 16-и унциевый фунт, то ли 12-и. Но я все равно не вижу особой разницы, поскольку если у вас есть фунт кокаина или героина, ясно, что вам их достанет надолго, и несколько нелепо расписывать их прием по нотам, как партитуру оркестру.

Квейн утверждает, что люди, привычные к опиуму и его производным, способны принять колоссальное количество кокаина без всяких хлопот. Обыкновенно, полграна кокаина может вызвать смерть, но мы употребляли препарат с абсолютной беззаботностью.

Зачем его отмерять, если ты не пользуешься шприцем? Просто принимаешь дозу, когда чувствуешь, что ее надо принять. В конце концов, таково правило природы. Мы едим, когда мы голодны. Нет ничего хуже для здоровья, чем установление фиксированного рациона из определенного числа блюд в день.

Великий старый британский принцип "мясо три раза в день" стал причиной того, что выработка мочевой кислоты в английском организме превысила потребность в ней самым предрассудительным образом.

Этому противится физиология и экономика, и даже геология, как мне кажется.

С тех пор мы жили совершенно здоровой жизнью. Мы нюхали кокаин, если ее темп замедлялся, и применяли героин, как только кокаин демонстрировал готовность закусить удила.

Крепкий здравый смысл — вот все, что нужно для принятия разумных доз, соответствующих физиологическим показаниям. Нужна гибкость. Устанавливать себе фиксированные дозы в зависимости от ваших духовных потребностей — это просто духовный социализм. Природа наш лучший советчик. Мы поднаторели в этой игре.