С нами случился приступ неконтролируемого хохота, который Гермес счел как нечто совсем уж неуместное. Однако Дионис без смущения заявил моей спутнице: "Я слю тебе больсой поцеюй".

Она подхватила потрясающего постреленка, и вернула поцелуй с процентами. Когда она поставила его на землю, он взял нас за руки, а Гермес, тем временем, с крайне ответственным видом шел впереди, периодически оглядываясь, дабы удостовериться, что с нами все благополучно.

Дионис видимо решил, что в его задачу входит потешать нас, докладывая о различных объектах вдоль дороги.

— Вон там стоит дом хорошего человека, — говорил он. — Я вас туда отведу на ланч, если обещаете вести себя подобающе. А там живет женщина-баян, — продолжал он, явно успокоенный нашими заверениями в том, что поведение будет подобающим.

Важный вид старшего и бесшабашный характер младшего то и дело вызывали у нас приступы подспудного смеха.

— Кажется, будто мы попали прямо в сказку, — заметила Лу.

— Большой Лев утверждает, что только такие истории и бывают правдивыми, — ответил Гермес, явно готовый к пространному обсуждению данной темы, если это окажется необходимым. Но я без затруднений признал его правоту.

— А вот Аббатство, — сказал он, когда мы обогнули угол. И взору открылось низкое, вытянутое строение.

— Какое же это Аббатство, — возмутился я. — Это вилла.

— Это потому что ты смотришь неправильными глазами, — возразил мне Гермес. — Я и сам так думал, пока меня не просветили.

— А что ты думаешь, мистер Лам сможет просветить и нас? — задал я вопрос, тщетно пытаясь осилить комизм ситуации.

— О, здесь он не мистер Лам, — свысока поправил меня Гермес. — Здесь он Большой Лев и, разумеется, он может научить любого, если тот не слишком глуп или не слишком стар. Я и сам был очень глуп, когда прибыл сюда, — признался он извинительным тоном. — Это стало поворотным пунктом моей карьеры.

Этому ребенку было определенно не больше пяти лет отроду, и его разговор был абсолютно невероятен. Нарастало ощущение, будто мы забрели ненароком в очарованный край. И сам этот край в тоже время очаровывал.

Дионис сгорал от желания доставить нас в Аббатство, и тянул нас за руки.

— Ладно, Ди, — сказал ему Гермес, — разве ты не знаешь, что неправильно дергать людей вот так. Это тоже одно из правил, — объяснил он Лу, — не мешать другим людям. Большой Лев говорит, что у всех будет все получаться, только если каждого оставят в покое.

Похоже он решил, что последнее высказывание требует пояснения.

— На этой неделе Киприда читает нам Гиббона; и она объясняет нам, что все беды произошли от того, что одни суются в дела других.

— Гиббона? — завопил я, хохоча. — Кто же тогда следующий?

— Ну, историю Рима знать нужно, — отвечал Гермес тоном директора школы на собрании учителей.

— А что вы читали на прошлой неделе? — поинтересовалась Лу, несмотря на хохот, одолевавший ее также, как и меня.

— Нам читали Шелли, — поправил мальчик. — Мы сами не читаем.

— Десятый не танцует, — процитировал я.

— Не будь ослом, Петушок, — сказала Лу.

— Но почему, Гермес, вы не читаете сами?

— Большой Лев не хочет, чтобы мы учились, — ответил ребенок. — Нам нужно учиться пользоваться глазами, а чтение их портит.

— Но почему? — удивилась Лу. — Я не понимаю. По-моему, чтение — лучший способ получить знания.

— Довольно Бочему, будь оно проклято, бабака, — топнул ножкой Дионис.

На этот раз дело было не в физической усталости, удивительные дети заставили нас позабыть все физические ощущения. Но когда вы взбираетесь на холм, то у вас нет возможности посмеяться так, как того хочется. Мы уселись на поросшем травой и цветами клочке земли, и начали кататься по нему туда сюда, вырывая пучки травы, и кусая их, чтобы превозмочь наши эмоции.

Дионис явно принял это за баловство и начал скакать рядом; но Гермес, хотя ему явно хотелось поучаствовать, сдержался, благодаря своему чувству ответственности.

По щекам Лу катились слеза.

— Где на земле ты выучил эти необычные речи? — смогла, в конце концов, она спросить.

— Они из Книги Закона. Да не изменишь ты в ней ни буквы, — отвечал он.

Мы вполне серьезно начали сомневаться, не попали ли мы в один из тех фантастических снов наяву, с которыми нас познакомил героин. Но нет, это был сон совсем иного рода. В сплетениях его чудес неотступно присутствовал здоровый реализм.

Наконец мы сели прямо и глубоко вздохнули. Гермес поспешил помочь Лу подняться, и это движение, исходящее от столь диковинного существа, снова повергло нас в хохот.

А тем временем Дионис разглядывал нас большими серьезными глазами.

— Они подойдут, — неожиданно решил он; и принялся отплясывать свою маленькую чечетку.

Но мы могли видеть, что Гермес, при всем его желании не мешать другим людям, выказывает нетерпение, и поспешили подняться. На сей раз его взяла под руку Лу, оставив меня в обозе с Дионисом, который всю дорогу лепетал без умолку. Я даже не прислушивался, все это и без того было для меня чересчур.

Мы вышли на террасу виллы; в распахнутых дверях стоял Царь Лестригонов. Он сменил свой дорожный костюм на рубище из ярко-голубого шелка с алой оторочкой, капюшоном и рукавами, такими же, как у мальчишек. Только у него на груди сияло золотым шитьем Египетское око в равностороннем треугольнике, окруженном солнечными лучами.

За его спиной стояли две женщины в нарядах, опять же сходными с облачениями мальчиков. Одной было не больше двадцати пяти, а другой под сорок. У обоих волосы острижены коротко; у той, что помоложе, огненно-каштановые, а у старшей — серебряно-седые.

— Это Больсой Лев, — сказал Дионис, — с Афиной и Кипридой.

Гермес отступил и сообщил нам конфиденциально: "Сейчас вы должны первые сказать "Твори, что ты желаешь", чтобы показать, что вы более пробуждены, нежели они".

Мы заговорщицки кивнули, и выполнили программу с успехом.

— Любовь — закон, любовь подчиняется воле, — ответили трое на входе. — Добро пожаловать в Аббатство Телема!

В миг, точно по мановению волшебной палочки, серьезность улетучилась. Нас тепло представили дамам, и мы начали болтать, точно знали друг друга всю жизнь. Бэзиль усадил двух богов к себе на колени и слушал, довольный, рассказ Гермеса о том, как он справился с поручением.

На террасу вынесли стол и мы сели за трапезу. Афина показала нам наши места и объяснила, что в Аббатстве существует обычай есть молча; "как только, — сказала она, — мы скажем Волю".

Что же она подразумевает под словами "скажем Волю"? Перед едой говорят молитву, но мы это последний раз делали очень и очень давно. Как бы то ни было, эта маленькая загадка скоро разъяснилась.

Она постучала по столу рукояткой тунисского кинжала; его стальное лезвие было инкрустировано серебром. Она стукнула три раза, потом пять, потом еще три раза. Этот особый метод явно имел какое-то значение. Затем она произнесла: "Твори, что ты желаешь да будет то Законом".

Дионис проявил признаки сильного возбуждения. Была его очередь отвечать и он жутко опасался забыть слова в присутствии чужаков. Он с мольбою взглянул на Киприду, и та прошептала ему на ушко.

— Сто есть твоя Воля? — вопросил он, готовый лопнуть от уверенности и гордости.

— Поесть и попить, вот что есть моя воля, — скорбно ответила Афина.

— Ради чего? — поинтересовался, сомневаясь, Дионис.

— Дабы через это укрепилось мое тело.

Сорванец озирался с беспокойством, точно ответ изгнал ветер из его парусов. Киприда пожала его ручку и он снова расцвел.

— Ради чего? — повторил он без тени смущения.

— Дабы я смогла завершить Великий Труд, — отвечала Афина.

Дионис, похоже, освоил свою игру. Он парировал без малейшего колебания:

— Любовь — закон, подчиняется воле.

— Любовь — закон, любовь подчиняется воле, — поправила его Киприда, и ребенок еще раз торжественно повторил слова.