— Что чушь? Ты даже спать со мной не отправишься в общую спальню, потому что не помнишь меня, потому что думаешь всё время о жене! — сжав сердце в кулак, бросаю букет на стол и рвусь к выходу, чтобы одумался.

— Ну так помоги мне вспомнить! — под грохот падающего костыля, хватает меня за запястье и тут же шипит от пронзающей плечо боли, потому что по инерции я разворачиваюсь и под давлением приложенной силы врезаюсь в него обратно.

— Как? — мои глаза, наполненные слезами, хаотично изучают его страдальческое лицо.

— Не знаю. Придумай что-нибудь, — отчаявшись, цедит сквозь стиснутые зубы.

Кажется, мы оба снова врезались о стену непонимания. Но даже учитывая его текущее состояние здоровья, больше я унижаться не хочу.

— Знаешь что! — нервно выдёргиваю руку из его ладони. — Помогай себе сам! Мне есть чем заняться. Я достаточно насиделась в четырёх стенах!

— Яна! — в спину доносится его резкий тон. — Черррт!

Нет уж, любимый, я дам тебе шанс вспомнить обо всём самому. Нужно подумать, как подстегнуть твоё подсознание помочь тебе сделать первый шаг…

Евгений

Смотрю на захлопнувшуюся за Яной дверь и киплю.

Я же извинился. Купил цветы. Пытался быть сдержанным в выражениях. Но стоило ей отшвырнуть моё внимание, и вся моя и без того натянутая до предела выдержка лопнула как струна.

— Твою ж мать! — рычу, ударяя кулаком по столу. Склонившись над ним, тяжело дышу. Пытаюсь удержать в памяти каждый прожитый с ней момент. — Хрен вас разберёшь, женщин…

Мышка ушла, а меня трясёт так, словно я подключён к электричеству.

То же самое испытывал, когда она касалась меня, будто кожу оплетала оголенными проводами, дыханием управляла, сжимая сердце в невидимом кулаке, заставляла мои мысли хаотично метаться от одного события к другому.

Сколько бы не напрягал мозг, а вспомнить так и не смог.

— Стоп! Почему «Мышка»? — вдруг задаю себе вопрос, устремляя задумчивый взгляд на только что вошедшего Германа.

Это ласковое прозвище ей очень идёт. Я бы даже сказал… Оно слишком интимное, что ли…

Вспышкой в голову ударило и отпечаталось в сознании.

Сцепив зубы, сосредотачиваюсь на охране.

Не о том я сейчас думаю. Совсем не о том. Мне ещё столько дерьма разгрести нужно, а у меня в голове кроме Яны и неразберихи относительно наших отношений словно и не было ничего.

Сделав глубокий вдох, пытаюсь остыть, направить мысли в нужное русло. Но хрен там!

— Насколько сильно я её любил? — интересуюсь у человека, который обязан знать всю подноготную моей семьи.

— Достаточно сильно, чтобы подставиться под пулю. Шрам на левом плече тому подтверждение.

Он указывает пальцем, а я автоматически опускаю глаза туда, где облегает меня бандаж.

— Надо бы снять все эти приспособления и помыться. Терпеть не могу больничный запах.

Начальник охраны поднимает с пола костыль и подаёт его мне.

— Медсестра приедет завтра утром, к восьми часам.

— Отлично. Я в ванную. Герман, позови отца. Мне понадобится его помощь.

— Вам помочь дойти до комнаты?

— Я сам, — отрезаю, направляясь в отведённую для меня спальню.

Яна была права, когда говорила о том, что спать нам придётся по разным углам.

Возможно, это и к лучшему.

Мне нужно время, чтобы привести хаос в голове хоть к какому-то порядку.

Захожу в ванную. Принимаюсь расстёгивать бандаж. Из-за скрежета липучек не сразу улавливаю шорохи за спиной.

— Отец, бритву захвати с собой, — говорю, стягивая с себя фиксирующую повязку. Приступаю расстёгивать ремень, за ним брюки…

В ответ звучит тишина, которую прерывает разочарованный вздох.

Мышка…

Между лопатками проскакивает обжигающая искра.

Я застываю с приспущенными до середины бёдер брюками, молча прислушиваясь к её движениям.

— Отец отказался тебя мыть, — ровным тоном заявляет она. — Сказал: «Не мужское это дело».

— Твою мать… — от волнения зажимает горло. Облизываю пересохшие губы и продолжаю дальше тушеваться.

Если она способна разогнать кровь в венах только своим присутствием, что будет, когда Яна начнёт меня мыть?

— Извини. Я тоже не в восторге от такой перспективы.

— Можешь выйти и позвать кого-нибудь из охраны, — киваю в сторону двери, намекая на выход. — Я не настаиваю, — говорю без обиняков, затем оборачиваюсь к ней лицом, чтобы оценить степень её решительности.

Оставив чистую одежду на тумбе с раковиной, Яна подходит и, делая вид, что ничего не произошло, садится передо мной на корточки, поднимает брючину до колена и принимается молча расстёгивать ремешки на лангете.

Если бы не эта чертова штука, я бы как-нибудь справился сам.

Раздевать меня у неё выходит слажено и чётко, без заминок, как это сделал бы профессиональный медик, но точно не та девушка, которая несколько минут назад тряслась в моём кабинете под влиянием эмоций.

— Завтра в этом не будет надобности. Все обязанности по уходу за мной примет на себя медсестра, — ставлю её в известность, чтобы не напрягалась по поводу заботы.

— Выбирай молоденькую. Такие более лояльно, я бы даже сказала чересчур нежно, относятся к клиентам вроде тебя, — выпаливает, как-то резво отбрасывая в сторону фиксатор и одёргивая штанины вниз, больше не заботясь об осторожности.

Брюки моментально сползают к стопам, вынуждая дрогнуть колени. Как только её пальцы вцепляются в края моих трусов, обжигая внезапными импульсами кожу, обхватываю тоненькие запястья руками и раздраженно цежу:

— Боксеры оставь.

Удивлённый взгляд врезается в моё нахмуренное лицо.

Черррт! Это какое-то дежавю, короткое вспыхнувшее воспоминание из прошлого, где полностью обнажённая Яна стоит передо мной на коленях, преданным взглядом смотрит снизу вверх, прямо в душу заглядывая…

Собственные пошлые фантазии, набирая обороты, сводят с ума. Не в силах притормозить, поддаюсь этому чертовому соблазну, прокручивая в памяти то, как её безупречные губы способны охренительно скользить по моему горячему…

— У тебя там за сутки отросло третье яйцо? — вдруг отрезвляет меня вопросом, смысл которого не сразу осознаю за тонким сарказмом. Проморгавшись, пытаюсь взглянуть на вещи под новым углом. — Перестань сопротивляться, Женя, — обводит глазами наливающийся желанием член и продолжает рассуждать точно также, как учитель у доски. — Мне, конечно, лестно быть Музой твоих эротических фантазий, но сегодня мы будем просто мыться. Ок? Вернее, ты будешь мыться, а я тебе помогать. Мне бы хотелось побыстрее… — не договаривает из-за судорожного вздоха.

Сам резко втягиваю воздух, заполняя им все лёгкие до отказа. Потому что разжав ладони, и неосознанно подчинившись каким-то внутренним инстинктам, упускаю момент, когда мои боксеры резво съезжают по бёдрам к пяткам, провоцируя звонкий шлепок члена о низ живота.

— Лучше подай мне костыль и не язви, дальше я сам! — стиснув челюсти, кое-как выбираюсь из штанов, затем из трусов, отшвыривая подальше от себя вещи.

Пора прекращать эту игру в кошки-мышки.

Не в том я расположении духа, чтобы думать, как насадить её ртом на каменный, болезненно пульсирующий ствол…

— Можешь опереться на меня, — добавляет Яна, выравниваясь в полный рост.

Мисс Невозмутимость, чтоб её!

— Я не сахарная. Не рассыплюсь.

— Ты носишь моего ребёнка, — осторожно напоминаю ей. — Впредь, будь, пожалуйста, мудрее.

— Спасибо за лестный комплимент. Учту.

Её лицо вплоть до кончиков ушей ту же покрывается алыми пятнами из-за подавленной злости.

— Яна, — хочется ругнуться, но вовремя сдерживаю себя. Ощутив невыносимую тяжесть в паху, пытаюсь прояснить нелепую ситуацию. — Скажи, ты этого добивалась?

Яна.

— Чего добивалась? — строю из себя глупую дурочку с распахнутыми глазищами, а на самом деле хочется разрыдаться от счастья.

Боже, он всё ещё хочет меня! Не просто хочет, он вспыхивает желанием как спичка огнём.