— Со Стеллой что решил?

— Вернусь из Европы, буду решать. Достало всё до печёнок! На хер, всё!

Евгений

В машину сажусь в паскудном настроении. Герман, как всегда, оценивает внимательным взглядом, затем задумчиво произносит:

— Не хочешь узнать, как Яна?

Учитывая последние события, мы быстро перешли с ним на «ты».

— Не хочу сейчас о ней. Не трави душу. Сын как?

— С ним всё хорошо.

— Отлично, — бросаю в ответ, выуживая из кармана оживший мобильник.

Принимаю вызов.

— Алло.

— Здравствуйте. Вам звонят из ортопедической Gelenk-Klinik. Германия. Евгений Захаров?

— Это я. Здравствуйте.

— Мы готовы принять вашу супругу для проведения операции на позвоночнике в ближайшие удобное для вас время. Желательно в течении двух последующих недель.

— Она прибудет ровно через неделю. Зафиксируйте точную дату и пришлите уведомление на мой мейл вместе с реквизитами. Спасибо.

— Всего доброго, господин Захаров.

— Стас, давай-ка в клинику. Затем в аэропорт, — отдаю команду.

Захожу на почту. Ещё раз просматриваю время и даты запланированных фотосессий для швейцарского бренда, выпускающего лимитированные модели часов. Всё ещё являюсь послом TAG Heuer.

— Слушаю, Алекс, — Терентьев вынуждает оторвать глаза от планшета и устремить ему в затылок. — В Твери? Раскололся, сукин сын? Ну и отлично. Тащите его в Москву. Стас, — секунду поразмыслив, даёт команду, — летишь с Евгением Дмитриевичем, я остаюсь в Москве. Нужно принять отморозка, который наркоту ему подсыпал. Парни нашли его. Зашился, сука, в Твери у тётки.

— Кто заказчик? — хочется верить, что Стелла не приложила руку к покушению.

— А сам как думаешь?

— Марат Викторович?

— Он самый. Решил сделать дочку вдовой и заполучить твои деньги. Неплохой расклад. Исполнение подкачало. Ты оказался счастливчиком.

— Стелла в курсе?

— Она его любимая дочь. Как считаешь?

— Не могу понять одного, — задумчиво отмечаю мелькнувшие ворота клиники в боковом окне. — Какого черта она села ко мне в машину?

— Она не собиралась, Жень.

— В смысле?

— Ты её силком упаковал. Нашлись свидетели вашей размолвки.

— Ни хера не помню, — сгребаю пальцы в кулак, отчаянно пытаясь отобразить в голове хоть какой-то фрагмент того вечера. Ни хрена не выходит.

— И вряд ли вспомнишь, — отвечает Герман. — Хорошо, что жив остался.

— От этого легче не становится, — встречаемся с Германом взглядами в зеркале заднего вида. — Я убил собственного ребёнка.

— Ты спас её шкуру. Достаточно себя жрать. Может и к лучшему. Или ты передумал разводиться?

— Нет.

— Хорошо. Теперь Котов решит эту проблему быстро и безболезненно.

К Стелле попадаю в палату после того, как озвучил её лечащему врачу решение по поводу лечения супруги в Германии.

— Привет. Как себя чувствуешь?

Я беру стул и сажусь у неё в ногах с намерением провести здесь не дольше пяти минут. Этого хватит, чтобы выяснить кое-какие детали, всплывшие из разговора с Германом.

Она вопросительно смотрит на меня, поправляя на животе одеяло.

— Отвратительно, — издаёт сокрушённый вздох. — Как можно себя чувствовать, когда у тебя не двигаются ноги? Дай мне красную таблетку и стакан воды.

— Сейчас. Руки пойду вымою.

Поднимаюсь со стула. Ставлю его на место. В туалете кладу мобильник на раковину и тщательно вымываю руки с жидким мылом. Знакомый запах, помимо лекарств, ударяет в ноздри. Снова этот гребаный персик. Аромат лета. Запах женщины, которую не в силах забыть…

Закрываю глаза, прислоняясь лбом к холодному зеркалу. Пару секунд дышу медленно и глубоко, переживая вспыхнувшие в груди ощущения. Давит и ноет. Тоска снова даёт о себе знать. Распространяется в крови как вирус, заражая мой организм неизлечимой болезнью по имени «Яна». Она снова везде…

Встряхнув наваждение, возвращаюсь к супруге.

— Через неделю ты летишь в Германию на операцию, — осведомляю, выдавливая таблетку из блистера. — Десять процентов из ста, что тебя поставят на ноги. Держи, — протянув лекарство, жду, когда она его проглотит и запьёт налитой в стакан водой.

— Ты в это веришь? — скептически хмыкает, отводя отрешённый взгляд к окну.

— Десять процентов — это много, Стелла. Главное, чтобы ты верила.

— Юдж, пошёл ты, знаешь куда…

— Почему ты не хотела уезжать со мной с ипподрома?

Мой неожиданный вопрос застаёт её врасплох. Стелла вздрагивает. Лицо покрывается белыми пятнами. Сглотнув образовавшийся в горле комок, переводит на меня бегающий взгляд.

— Потому что ты был неадекватен, — отвечает осипшим голосом. — Разве непонятно? Ты нас чуть не убил.

— Точнее, под наркотой, — приходится надавить тоном. — Ты знала об этом?

— Я знаю лишь то, что ты убил моего ребёнка!

В игре в ложь лучшая защита, как известно, нападение. Этим приёмом супруга прекрасно владеет и успешно пользуется. Только не в этот раз.

— Бумаги на развод, что ты подписывала, где они? — решаю не растягивать время, которого у меня и так в обрез.

— Я ничего не подписывала, — спокойно заявляет она. — Ты сказал, что мы можем начать всё сначала. Я согласилась. Что теперь?

— Не мог я такого сказать, — поразившись её инсценировке, плотно сцепляю зубы, чтобы не учинить шума в неположенном месте. — Я всегда довожу начатое до конца. Ты знаешь это и пользуешься ситуацией! — рявкаю, сгребая пальцы в кулаки. Если бы не её беспомощное положение, размазал бы без суда и следствия, готовый в любой момент выплеснуть ярость наружу.

— У тебя крыша поехала, Юдж? Убирайся! — Стелла срывается на крик. — Я больше не стану скрывать правду. Все узнают, какое ты дерьмо! Сначала сделал мне ребёнка, затем закинулся колёсами и угробил его. Ты мне всю жизнь испортил! Всю! По тебе тюрьма плачет!

— Лучше придержи язык за зубами, — глухое рычание вырывается из груди, когда я склоняюсь над ней, впиваясь пальцами в изголовье кровати. Вижу, как её тело инстинктивно вжимается в матрац. Одного моего взгляда достаточно, чтобы она заткнулась на миг.

— В том, что с нами произошло, есть не только моя вина. Я поставлю тебя на ноги любой ценой. Оплачу лечение. Через неделю ты должна быть готова к поездке. Котов принесёт бумаги, подпишешь их все. Без исключения. Поняла? — заканчиваю и рывком отстраняюсь от неё. Времени на долгие препирания почти не осталось.

— Ну уж нет, Юдж, — заставляет остановиться у двери. — Больше я пальцем не шевельну. Попробуй развестись с женой-инвалидом и увидишь реакцию общественности. Счастливого пути!

— Как бы там ни было, больше денег ты от меня не получишь. Передай это своему отцу. У него осталось пару часов до того, как начнёт отвечать за свои поступки, — бросив через плечо, выхожу из палаты.

— Я позвонил Котову. Он будет здесь через полчаса, — встречает меня Герман на выходе из отделения интенсивной терапии. — Стас тебя отвезёт. Я подожду под дверью Стеллы Маратовны.

— Погоди, я дам ему пару распоряжений, — говорю, хлопая ладонями по карманам пиджака. Не обнаружив мобильника, возвращаюсь обратно к жене.

— Что-то забыл? — интересуется Герман, следуя за мной.

— Телефон, когда руки мыл. Оставил на умывальнике.

— Хочешь, я вынесу его?

— Я сам.

Распахиваю дверь и столбенею от неожиданного явления…

— Мам, хватит истерить! — жестикулируя руками, Стелла разворачивается на скрип двери. — Юджин??? — выпускает из рук девайс. Мобильный с треском разбивается об пол. — А… Ты же… Должен… был… уе… х... ть.

— А я… тут… У тебя же вылет… — лепечет напугано, оседая на край кровати.

— Мобильник забыл, — глухо произношу, всё ещё не веря в то, что вижу. Оправдания супруги растворяются в воздухе раньше, чем я успеваю уловить их суть. — В ванной, — заторможенно добавляю.

— Стелла Маратовна, а я смотрю, случилось чудо, — доноситься позади. Герман говорит так, словно предполагал такой исход. В его голосе нет ни капли удивления, ни намёка на шок, в отличие от меня. — После визита Евгения Дмитриевича вы резко оклемались. Воистину в нём сила Божья присутствует. Чудо сотворил. На ноги вас поставил своим состраданием. Я вас пока оставлю, думаю, вам есть о чём поговорить. Пойду, задам несколько вопросов Зиминой. Каким боком опытный квалифицированный врач не смог различить инвалидность от воспаления хитрости.