- А пойдемте в ресторан! - с воодушевлением предложил лейтенант. - Нашу встречу просто необходимо отметить!
Пришлось признаваться, что деньги у нас хотя и есть, но сколько их в реальном, так сказать, исчислении, мы понятия не имеем, а заодно и вежливо готовить почву для отказа, если господину лейтенанту вдруг вздумается нас угощать. Неудобно как-то, да и вряд ли в своем чине наш попутчик мог похвастаться очень уж большим жалованьем. Однако же лейтенант нашел другое решение. Он попросту предложил нам показать те самые деньги.
- Вот эти монеты, - он отодвинул в сторонку несколько из выложенных на столик денежных кружочков, - в Империи хождения не имеют. Но вы без труда поменяете их в любом банке. А вот этого, - он выдвинул на середину стола пару серебряных монеток, кстати, не самых больших из имевшихся, - вам хватит на полноценный обед на всех четверых и пару бутылок хорошего вина в придачу.
Сомнения насчет похода в ресторан с нашим-то видом господин лейтенант отмел начисто, высокомерно заявив, что на компанию с офицером косо смотреть никто не посмеет. Что за вид? А представьте себе троих бородатых мужиков (ножницы у Триамов имелись, а вот бритвы ни одной не было), да молодую женщину, одетых по местным меркам, скажем так, непривычно. Особенно выделялась Алинка - все же женщины в брюках, да еще в обтяжку, это тут исключительно лесные баарки.
Киннес не ошибся. Никаких вопросов нам никто не задавал, кроме одного - что изволите заказать? Мы изволили откушать суп из не опознанной нами рыбы, запеченную с овощами свинину, салат из зелени, десерт из сыра и фруктов, не обошлось и без вина. М-да, интересно было бы посмотреть на нас глазами местных... Четверо людей непонятного происхождения в диковато смотрящейся здесь одежде, и имперский офицер в безукоризненно сидящем сером со стальным отливом мундире на золоченых пуговицах и с черно-зеленой отделкой. Кстати, парадный (а может, и повседневный, но не для войны в лесу) мундир лейтенанта Киннеса вполне укладывался в общий стиль шестидесятых, а скорее, семидесятых годов все того же девятнадцатого века на Земле. Вот честно, попадись мне фотоснимок или рисованный портрет нашего попутчика дома, долго бы думал, из какой армии этот офицер, но сомнений в его земном происхождении не возникло бы.
В общем, до самого Вельгундена мы, благодаря господину лейтенанту, никакой скуки не испытывали. Особенно интересно было слушать его рассказы о себе. Происходил Киннес из захудалой (насчет захудалой - это уже мои собственные инсинуации, сам он выразился изящнее: 'небогатой и незнатной') дворянской фамилии, в плане и так невеликого наследства ему, как младшему из четырех сыновей, не светило вообще ничего. Вот он и подался в армию, решив, что другого пути подняться в жизни у него не будет.
Насколько я понял, подготовка офицеров в Империи была двухступенчатой. Сначала нужно было год отслужить в юнкерах, совмещая обучение с исполнением обязанностей рядового солдата, а потом ефрейтора и капрала. В конце года полагалось сдавать экзамен и по его результатам либо второй год оставаться юнкером, либо получить чин прапорщика и, продолжая учиться, выполнять уже обязанности сначала сержанта, затем вахмистра, а под конец и часть офицерских. Далее снова экзамен, а потом - или ты опять прапорщик, или уже корнет. Трудно сказать, в чью пользу было бы сравнение с нашими историческими примерами, их я совершенно не знал, но в целом имперский подход представлялся мне вполне разумным и оправданным. Как, впрочем, и многое другое, уже увиденное мною в Империи.
Киннес без ложной скромности, но и без какого-то бахвальства отметил, что служба на границе, в периодических боевых стычках с мерасками, в карьерном плане очень выгодна. Получив первый офицерский чин корнета, наш попутчик стал лейтенантом на полтора года раньше положенного срока выслуги, и в будущее, где его ждал чин ротмистра, смотрел с оптимизмом. При всем этом лейтенант прекрасно понимал, что шансы поймать пулю или удар саблей у него значительно выше, чем в среднем по офицерскому корпусу Империи, но относился к этому философски - мол, что от меня зависит, чтобы этого избежать, я делаю, а от судьбы все равно не уйдешь.
Ясное дело, лейтенант Киннес и Николай периодически углублялись в обсуждение вопросов чисто армейских. Сколько платят денег, как организована кормежка, не сильно ли достают особо одаренные солдатики и любимое начальство, и все прочие животрепещущие для служивых проблемы... Иногда приходилось вмешиваться, вопросами не в тему напоминая, что тут еще и трое людей сугубо штатских, в том числе дама, иногда это не помогало и увлеченных друг другом собеседников отсылали в курилку, но от скуки господин лейтенант нас избавил.
Еще одним действенным средством против зеленой тоски были остановки, впрочем, не особо частые. Мы выходили подышать свежим воздухом и паровозным дымом, с интересом разглядывали станционную жизнь. Жизнь эта, конечно, от привычной мне по моим многочисленным железнодорожным путешествиям отличалась, но не настолько уж и принципиально. Так же продавали прямо на перронах всяческую готовую снедь, разве что толпились такие торговки исключительно у вагонов третьего класса, обделяя своим вниманием пассажиров первого и второго классов, но эти-то в вагоне-ресторане кушали. Однако же во время довольно длительной стоянки, когда тендер грузили углем, Киннес утащил нас в ресторан станционный, и не зря - там все оказалось заметно дешевле, чем в поезде.
Благодаря лейтенанту мы получили представление не только о здешнем общепите, но и об имперских деньгах. Валютой Империи был ласс, делившийся на сто локси. Казалось бы, все просто и знакомо, но именно что казалось. Потому что почти все монеты имели свои названия, и их приходилось заучивать. А то, например, красуется на монете надпись 'полуфриск', так поди догадайся, что это двадцать пять местных копеек, то есть локси. Особо изощренным издевательством смотрелись монеты, по своему достоинству в схему 'один - сто' вообще никак не вписывающиеся, да хотя бы те же золотые полукройсы, кройсы и двойные кройсы, равные соответственно шести, двенадцати и двадцати четырем лассам. И это при том, что десятилассовые золотые червонцы, то есть, конечно же, ринты, тоже присутствовали. Черт ногу сломит! Хорошо хоть, бумажные деньги, пусть у нас их пока еще не было, здесь имели ту же стоимость, что и серебро с золотом. А то из нашей истории я что-то такое помнил про разный курс монет из драгметаллов и бумажных ассигнаций.
Так или иначе, любая дорога где-то заканчивается. В положенное время наш поезд прибыл на Западный вокзал имперской столицы, и пришло время прощаться с лейтенантом Киннесом. Грустно было, что тут говорить. Еще один наш знакомый в этом мире остался в прошлом, и мы снова оказались одни, и снова вокруг нас все было непривычным, новым и, чего уж скрывать, чужим.
Выбравшись на привокзальную площадь мы, наконец, увидели настоящий город. Коммихафк тут и рядом не стоял. Уж не знаю, располагался вокзал близко к городскому центру или огромные здания, окружавшие широкое пространство площади, построили специально для того, чтобы все приезжие сразу могли оценить масштаб и величие имперской столицы, но мы оценили. А трамвай, настоящий трамвай, под аккомпанемент легкого грохотания разворачивающийся с присущей только этому транспорту корабельно-танковой грацией, нас поразил в самую пятку. Минут пять, наверное, так и стояли, ошарашенно озираясь, пока не вспомнили прощальный совет лейтенанта Киннеса и не начали высматривать человека в голубом мундире и желтом кепи - полицейского.
Немолодой уже блюститель порядка, хоть и удивился нашему виду, на вопрос, как нам попасть по адресу на показанном ему конверте, отреагировал четко и по-деловому. Поинтересовавшись, найдется ли у нас пятнадцать локси, и получив утвердительный ответ, он просто махнул рукой, подзывая извозчика. Полицейский быстро растолковал водителю кобылы, куда даме и господам надо, строго внушил ему, что рассчитывать он может именно на пятнадцать локси и заверил нас, что все будет в лучшем виде. Разместившись попарно друг напротив друга в открытой коляске, и немного поеживаясь от свежего осеннего ветерка, мы поблагодарили столь предупредительного постового и отправились в путь. Головами мы безостановочно вертели всю дорогу. Все вокруг было интересно - и дома, даже при пяти или семи этажах казавшиеся куда выше, и двух-трехэтажные особняки, прячущиеся за ажурными коваными оградами, и широкие улицы, полные всевозможных повозок, и тротуары с разнообразно одетыми пешеходами, и уличные фонари, и вывески, и все-все-все, что в своем единстве называется коротким и емким словом 'город'. Где-то через полчаса такого верчения головами мы оказались у цели - имперского министерства внутренних дел.
