«Следы похищения», подумал Эссэйл.

Проклятье.

Быстрым шагом оказавшись у входной двери, он нажал на кнопку звонка и отряхнул ноги. Мысль о том, что кто-то похитил его женщину…

Дверь открыли, и сделавшая это женщина, заметно дрожала. А затем, увидев его, отшатнулась.

— Вы… Эссэйл?

— Да. Мадам, позвольте войти, и я вам помогу.

— Вы не тот мужчина, который ранее сюда приходил.

— Как видите, нет, мадам. А сейчас, пожалуйста, позвольте мне войти.

Бабушка Марисоль отступила в сторону и запричитала:

— О, я не знаю где она. Mae de Deus ⁸⁶, она пропала, пропала…

Мужчина огляделся по сторонам в маленькой опрятной комнатке, а затем решительным шагом направился в кухню, чтобы проверить заднюю дверь. Нетронута. Широко ее распахнув, он выглянул наружу. Кроме тех следов, что он оставил неделю назад, больше никаких не было. Снова закрывая дверь и запирая дверной засов, он вернулся к пожилой женщине.

— Вы были наверху?

— Si ⁸⁷. В постели. Как уже сказала раньше, я спала. Я услышала, как она пришла, но это было в полусне. Потом я услышала такой звук, как будто кто-то упал. Я сказала, что сейчас спущусь, потом послышался звук открываемой входной двери.

— Вы видели отъезжающую машину?

— Si. Но это было очень далеко, и я не рассмотрела номера — ничего.

— Как давно это произошло?

— Я позвонила вам спустя пятнадцать, может, двадцать минут. Я отправилась в ее комнату и огляделась… вот там-то я и нашла салфетку с вашим номером.

— Кто-нибудь звонил?

— Нет

Он глянул на часы, а затем забеспокоился, увидев, насколько бледной была старушка.

— Сюда, мадам, присядьте.

Когда он усадил женщину на обтянутый тканью с цветочным рисунком диван, она вынула изящный носовой платок и прижала его к глазам.

— Она вся моя жизнь.

Эссэйл попытался припомнить, как люди обращались к членам старшего поколения.

— Миссис… э-э, миссис…

— Карвальо. Мой муж был бразильцем. Я Есения Карвальо.

— Миссис Карвальо, мне нужно задать вам пару вопросов.

— Вы можете мне помочь? Моя внучка…

— Посмотрите на меня. — Когда женщина так и сделала, он произнес низким голосом: — Нет ничего, что я не сделаю, чтобы вернуть ее. Понимаете.

Когда он дал ей понять о своих намерениях, глаза миссис Карвальо сузились. Затем, спустя минуту, женщина успокоилась и кивнула… будто одобрив его методы, хотя существовала большая вероятность, что они будут жестокими.

— Что вы хотите знать?

— Можете кого-нибудь припомнить, кто желал причинить ей вред?

— Она добрая девочка. Работает в офисе по ночам. Сола очень сдержанна.

«Значит, Марисоль не сказала бабушке, чем занимается на самом деле. Оно и к лучшему».

— У нее есть имущество?

— Вы имеете в виду деньги?

— Да.

— Мы простые люди. — Она оглядела его ручной работы, пошитый на заказ костюм. — Кроме этого дома у нас ничего нет.

Почему-то Эссэйл в этом сомневался, хотя почти нечего не знал о жизни женщины. Ему с трудом верилось, что Сола не заработала денег, занимаясь тем, что делала… и ей несомненно не приходилось платить налоги от дохода того рода, что получала от Бенлуиса и ему подобных.

Но он боялся, что звонка о выкупе не последует.

— Я не знаю, что делать.

— Миссис Карвальо, я не хочу, чтобы вы беспокоились. — Он поднялся на ноги. — Я немедленно этим займусь.

Ее глаза снова сузились, демонстрируя сообразительность, заставившую Эссэйла подумать о ее внучке.

— Вы знаете, кто это сделал, да?

Эссэйл низко поклонился в знак уважения:

— Я верну ее вам.

Вопрос был лишь в том, сколько людей ему придется для этого перебить — и останется ли Марисоль в живых к концу этой эпопеи.

Малейшая мысль о том, что ей могли причинить вред, вызывала у него в глубине рычание, клыки обнажались, цивилизованная часть его слетала, как кожа с кобры.

Покидая скромный обитель, у Эссэйла появились догадки с чем все это могло быть связано, и если он прав? Возможно, он опоздал, даже спустя двадцать минут после ее похищения.

В таком случае, одного его делового партнера ожидал урок боли.

И Эссэйл лично собирался ему его преподать.

Лэйла осталась в «мерседесе». Внутри было тепло, а сиденье оказалось таким уютным, и она чувствовала себя в безопасности внутри окружавшей ее большой стальной клетки. И перед ней открывался, какой-никакой, пейзаж для размышлений: передние фары ярко светили перед машиной, лучи на какое-то расстояние простирались в ночи, перед тем как рассеяться.

Спустя время, на свету начали проплывать снежинки, их ленивые, вольные траектории наводили на мысль, что они не хотят окончания своего падения с облаков наверху.

Сидя в тишине, и периодически то заводя, то глуша мотор, как научил ее в холодную погоду делать Куин, ее голова не была пуста. Нет, еще как не была. Хотя она смотрела прямо перед собой, наблюдая за беззвучным снегопадом, прямым участком дороги и мирными фермерскими угодьями… в ее мыслях был тот воин. Тот предатель.

Тот мужчина, который, как казалось, постоянно пребывал с ней, особенно в те моменты, когда была предоставлена самой себе.

Несмотря на то, что она сидела одна в машине, в безлюдном месте, его присутствие оставалось ощутимым, воспоминания о нем были такими сильными, что она могла поклясться, он находится в пределах ее досягаемости. А тоска… дражайшая Дева-Летописеца, испытываемая ей тоска, была чем-то таким, чем не могла поделиться ни с кем из тех, кто ей дорог.

Какая жестокая судьба, так откликаться на мужчину, который был…

Лэйла дернулась назад в кресле с сорвавшимся с ее уст криком, звонко прозвучавшим внутри машины.

Сперва она усомнилась, был ли на самом деле реальным тот, кто материализовался в лучах света; появившийся Кор стоял впереди, его сапоги словно вросли в дорогу, а огромное, затянутое в кожу тело, казалось, поглощало свет двух фар подобно черной дыре.

— Нет, — воскликнула она. — Нет!

Она не была уверена, кому говорила, или что отрицала. Но было очевидно одно… когда он шагнул вперед, а затем сделал еще один шаг, женщина поняла, что воин не плод ее воображения или ужасных желаний, а самый что ни на есть настоящий.

«Заводи машину, — сказала она себе. — Заводи ее и жми изо всех сил на педаль газа».

Плоть и кровь, даже столь ужасающе свирепая как его, не шла ни в какое сравнение с подобным воздействием.

— Нет, — прошипела она, когда мужчина подошел еще ближе.

Его лицо было точно таким, как она его помнила: полностью симметричное, с высокими скулами, зауженными глазами и постоянной хмурой морщинкой между прямых бровей. Его верхняя губа была изогнута так, что казалось как будто мужчина рычит, а его тело… его тело двигалось словно тело огромного животного, плечи покачивались с едва сдерживаемой мощью, массивные бедра несли его вперед с обещанием зверской силы.

Однако… женщина не испугалась.

— Нет, — простонала она.

Он остановился всего в тридцати сантиметрах от радиаторной решетки, кожаное пальто развивалось по сторонам, оружие поблескивало. Руки были опущены по бокам, но ненадолго. Он медленно потянулся вверх…

Чтобы снять что-то со спины.

Какое-то оружие, которое он положил на машину.

А затем его руки, те руки в черной коже, переместились к груди… и он вынул из-под пальто два пистолета. Кинжалы из перекрещенных на его грудных мышцах ножен. Кусок цепи. Что-то сверкнувшее, чего она не узнала.

Он сложил все это на капот.

Затем отступил. Развел руки в стороны и медленно повернулся по кругу.

Лэйла едва дышала.

Она по природе не была воинственной. Никогда не была. Но инстинктивно знала, что для воина не просто стать уязвимым и перед кем-то разоружиться. Конечно, он по-прежнему оставался смертоносным — мужчина с его комплекцией и подготовкой способен убивать голыми руками.