Помимо прочего, Эйла умела делать и то, на что другие женщины Клана были не способны. Она умела охотиться. Ни один мужчина Клана не владел пращой так искусно, как Эйла, – это признавали все. Она научилась этому сама и дорого заплатила за это умение.
Цветущие растения и пышно разросшиеся травы выманили из зимних нор сусликов, гигантских хомяков, больших тушканчиков, кроликов и зайцев. Эйла достала пращу из корзины и подоткнула ее под ремень, которым была подвязана меховая накидка. Она продолжала носить на том же поясе и свою палку-копалку, сумка же с амулетами висела на пояске, перехватывавшем на талии ее нижнюю накидку.
Эйла не знала проблем ни с едой, ни с дровами. Она умела добывать огонь, а веточки и маленькие деревца можно было найти по берегам многочисленных пробужденных весенним паводком речек; кое-где попадался и бурелом. Эйла собирала в корзину и ветки, и сухой навоз, однако костер ей удавалось развести далеко не всегда – то не хватало дров, то они оказывались чересчур сырыми, то Эйла чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы заниматься столь непростым делом.
Она не любила спать на открытых местах, если рядом с ней не горел костер. На бескрайних лугах паслось великое множество крупных травоядных животных, и это не могло не привлечь сюда самых разных четвероногих охотников. Последние старались держаться подальше от огня. В Клане было принято носить с собой тлеющие уголья – это было почетной обязанностью одного из мужчин. На каждой новой стоянке разводился новый костер, причем развести его не составляло никакого труда – для этого было достаточно раздуть уголья. Прошло немало времени, прежде чем Эйла решила обзавестись орудиями для добывания огня. Сделав это, она поразилась тому, что столь простая мысль не пришла ей в голову раньше.
Впрочем, в тех случаях, , когда трут или дерево оказывались сырыми, ей не могла помочь и палочка для добывания огня. Эйла вздохнула с облегчением только после того, как наткнулась на костяк зубра.
Луна прошла еще через один цикл, и сырая, прохладная весна сменилась ранним летом. Эйла продолжала свой путь по широкой прибрежной равнине, плавно спускавшейся к внутреннему морю. Из-за сезонных паводков с их илом и наносами вытянутые устья рек часто перекрывались песчаными отмелями и косами, здесь было множество заводей и лагун.
Эйла выбрала для ночной стоянки место посуше, а утром остановилась возле небольшого озерца. Вода в нем казалась застоявшейся и непригодной для питья, но кожаный мешок Эйлы был уже почти пуст. Она зачерпнула в ладонь воды из озерца, сделала глоток, но тут же с отвращением выплюнула и принялась ополаскивать рот водой из своего мешка.
«Неужели зубры могут пить эту воду?» – поразилась Эйла, заметив неподалеку выбеленные солнцем и ветром кости и череп зубра с длинными конусообразными рогами. Она поспешила отойти от застойного озерца, от которого веяло погибелью, но увиденное не выходило из головы. Белый череп и длинные рога – изогнутые полые рога…
Днем Эйла остановилась на берегу реки, решив развести костер и изжарить убитого ею кролика. Солнце припекало все сильнее. Она сидела на корточках, вращая между ладонями палочку, поставленную на сухую плоскую деревяшку. Ах, если бы где-то поблизости был Грод со своими угольями…
Она вскочила на ноги, бросила палочку, деревяшку и тушку кролика в корзину и поспешила назад, к озерцу, виденному ею этим утром. Оказавшись на берегу, она стала рассматривать череп зубра. Грод носил тлеющие угольки в полых рогах зубра, предварительно завернув их в сухой мох или лишайник. Значит, то же самое теперь могла сделать и она.
Она принялась дергать за рога и тут же почувствовала что-то вроде угрызений совести. Женщины Клана никогда не носили огонь – им это было запрещено. «Но тогда кто будет носить его для меня?» – подумала Эйла и тут же, собравшись с силами, выломала рог. После этого она спешно покинула берег озера, словно боясь, что кто-то незримый уличит ее в запретном поступке. Сейчас само ее выживание зависело от того, сможет ли она приспособиться к образу жизни, чуждому ее собственной природе. Нужно было забыть все то, чему ее учили с детства, и положиться единственно на собственную сообразительность. Рог зубра являлся только началом этого пути, который мог оказаться бесконечно долгим и мучительным.
Впрочем, сохранение огня оказалось не таким простым делом, как она думала прежде. Утро началось с поисков сухого мха, в который следовало завернуть угольки. Однако мох, который в изобилии встречался в лесистых окрестностях пещеры, на открытой всем ветрам равнине отсутствовал напрочь. Она попыталась заменить его сухой прошлогодней травой. К ее крайнему расстройству, к тому времени, когда она решила остановиться на ночлег, уголек уже успел потухнуть. Тем не менее она не оставила попыток и вскоре научилась сберегать тлеющие уголья так, что они сохраняли свой жар до очередного привала. Умение это пришло к ней далеко не сразу, но теперь на ее поясе, помимо прочего, висел и рог зубра.
Все ручьи и речки, встречавшиеся на пути, Эйла переходила вброд. Когда же она оказалась на берегу по-настоящему широкой и большой реки, она поняла, что нужно искать какой-то иной способ переправы. Несколько дней она шла вверх по течению. Река стала забирать на северо-восток, при этом оставаясь такой же широкой, как и в низовье.
Эйла справедливо полагала, что она уже вышла за пределы той территории, на которой могли охотиться мужчины из Клана, однако ей страшно не хотелось идти на восток. Понятия «восток» и «Клан» означали для нее одно и то же. Она не могла вернуться, не хотела даже двигаться в этом направлении. Вместе с тем оставаться на этом пустынном берегу было невозможно, следовало каким-то образом переправиться на другую сторону реки.
Она полагала, что ей удастся это сделать, – что-что, а уж плавать-то она умела хорошо. Проблема была не в ней самой, а в ее корзине со скарбом.
Она сидела возле небольшого костра, разведенного ею возле ствола поваленного дерева, голые ветви которого колыхались в воде. Полуденное солнце поблескивало на волнах и бурунах могучей быстрой реки. Время от времени мимо Эйлы проплывали коряги и всевозможный сор. Ей вспомнился поток, бежавший неподалеку от пещеры; там, где он впадал во внутреннее море, люди из Клана ловили лосося и осетра. Она очень любила плавать в этом месте, хотя это чрезвычайно страшило Айзу. Эйла не помнила, когда именно она научилась плавать, ей казалось, что она умела делать это всегда.
«Интересно, почему все остальные не любят купаться и плавать? – размышляла она. – Они считали меня странной, ведь я любила заплывать так далеко… Это продолжалось до тех пор, пока Оуна едва не захлебнулась…»
Эйла вспомнила о том, как они благодарили ее за спасение ребенка. Бран даже помог ей выбраться на берег. Как хорошо стало тогда у нее на душе – казалось, ее наконец приняли, признали за свою. А ведь она так не походила на них. Длинные стройные ноги, слишком длинное и слишком сухощавое тело, светлые волосы, голубые глаза, высокий лоб – все это теперь не имело никакого значения. После того случая некоторые члены племени стали учиться плавать, но они все равно очень плохо держались на воде и поэтому страшно боялись глубины.
«Интересно, научится ли плавать Дарк? Он никогда не был таким тяжеловесным, как их дети, и мышц таких у него отродясь не было… Наверное, он будет плавать лучше прочих…
Но кто же его научит плавать? Меня там уже нет, Уба этого не умеет… Конечно, она позаботится о нем, ведь Уба любит его почти так же сильно, как я сама, но она совсем не умеет плавать. И Бран этого не умеет. Зато Бран научит Дарка охотиться и будет защищать его. Он не даст моего сыночка в обиду Бруду – он мне это обещал, хоть он больше меня не увидит. Бран был хорошим вождем, не то что Бруд…
Неужели Дарк стал расти во мне именно после Бруда? – Эйла внутренне содрогнулась, вспомнив о том, как Бруд овладел ею. – Айза говорила, что мужчины делают это с теми женщинами, которые им нравятся, Бруд же наверняка сделал это только потому, что знал, как я это ненавижу. Говорят, что на самом деле детей делают духи тотема. Но ни у одного из мужчин не было такого же сильного тотема, как мой Пещерный Лев. У меня не было детей до тех самых пор, пока мной не овладел Бруд. Как все тогда удивлялись… Все уже думали, что у меня никогда не будет ребенка…
