– Это самоубийство, – сказал вдруг Литим.
К вящему потрясению других офицеров, Найтсбридж кивнул.
Раш поднял меч:
– Наш господин и наш бог отдал приказ.
– Которому мы не можем подчиниться! – возразил Литим. – Он гонит нас, словно скот на бойню. Я – один из тех, кто видел, как наш «бог» ел и пил, подобно человеку. Я был стражником при храме и видел, как «бог» рыдал, словно глупый ребенок. Он обманывал нас с самого начала!
– Мы обязательно победим, – заявил Раш, размахивая клинком.
– Убери меч, – остановил воина Мордант. – Наши враги ожидают, что мы войдем в лес не раньше утра. Они думают, что в Долине Теней мы будем вечером следующего дня. На нашей стороне неожиданность.
– Мордант прав, – кивнул Найтсбридж. – Не стоит воевать друг с другом. Настоящая битва впереди. И если смерть – наша судьба, мы встретим ее как мужчины, а не как трусливые животные. Если вы оба не согласны с этим, я выпущу вам кишки прямо сейчас.
Продвигаясь все глубже в лес, солдаты хранили молчание.
Коннел Грейлор первым из долинских лучников услышал приближающегося врага. Удостоверившись в том, что слух не обманывает его, Коннел влез на дерево, чтобы передать сообщение своим соратникам. Находящийся на расстоянии в пятьсот шагов позади него лучник сделал то же самое. Цепочка из таких дозоров протянулась до самой Крагской заводи. Каждый из несших ночное дежурство лучников заранее выбрал на дереве удобное место, откуда яркий луч сигнального светильника был хорошо виден следующему часовому. Таким образом, дозорные могли передать сигнал до самого города, не выдав себя врагу.
Шум повторился вновь. На этот раз за ним последовал крик боли.
Коннел так быстро поднял свой светильник, что тот выскользнул из его потных рук. Подхватывая его на лету, лучник едва не свалился с огромной ветви, на которой сидел. Сердце быстро колотилось в его груди – Коннел нащупал холодную поверхность ламы и облегченно вздохнул.
Лучник посмотрел вперед. Теперь он не только слышал, но и видел зентиларов. Они продирались сквозь паутину изогнутых веток, покрывавших всю ширину дороги. Деревья, поваленные лесорубами, позволяли врагам двигаться лишь в направлении ловушек. Даже если бы зентилары попытались пройти в обход, в лесу по обе стороны дороги они встретили бы то же самое.
Коннел подал сигнал. Вдали вспыхнул огонек – сигнал получен. Спустившись с дерева, Коннел быстро разбудил трех других лучников, которые бесшумно заняли свои места на деревьях рядом с дорогой. Шум, производимый солдатами, прорубавшимися сквозь завалы или пытавшимися пролезть под ветвями, наполнил ночной лес, перекрывая любые звуки, которые могли произвести готовящиеся к бою лучники.
«Кто-то послал этих людей на верную гибель, словно скот на убой», – подумал Коннел и отдал приказ стрелять по зентиларам.
И крики раздражения и злости сменились предсмертными воплями, когда град стрел обрушился с деревьев на солдат Бэйна. На помощь первой группе лучников подошли новые стрелки.
Некоторые из зентиларов жались к завалам из деревьев, другие пользовались телами убитых, укрываясь ими, наподобие щитов, от стрел, сыпавшихся сверху. Солдаты проклинали все на свете: бросившись вперед, они налетали грудью на невидимые в темноте громадные острые колья, вкопанные на дороге.
Коннел и первая группа долинских лучников начали отступление, выбираясь на безопасные тропинки, которые вели назад, на следующую оборонительную линию – к замаскированным ямам. Эти ямы были глубокими, и в центре каждой находилось по острому колу.
Вслед за первой группой лучников с деревьев спустилась вторая, готовясь отступить к городу. Ни один из стрелков Долины Теней не был убит, и Коннел Грейлор успел возблагодарить за это богов. Но он не слышал, как за его спиной натянулись зентильские луки, и вражеские стрелы полетели сквозь стену из перепутанных ветвей. Сотни стрел внезапно пронзили воздух. Впрочем, почти все они угодили в деревья, запутались в ветвях или упали на дорогу, не причинив никому вреда.
Почти, но не все.
Коннел Грейлор даже не почувствовал стрелу, которая вонзилась ему в спину и прошла до самого сердца, убив лучника на месте.
В течение долгих ночных часов солдаты Бэйна прорубались сквозь многочисленные преграды, ожидавшие их на дороге. Как только попадался участок, свободный от ловушек и заслонов, Бэйн настаивал на восстановлении боевого строя. Пехотинцы должны были идти вперед, и они всякий раз первыми натыкались на ловушки, летели в ямы, подпираемые следующими шеренгами, наскакивали на острые колья – и умирали.
Бэйн торжествовал. С каждой новой смертью его сила росла, как и обещал Миркул. Вокруг тела Черного Властелина засветилась ярко-красная аура. И чем больше гибло людей – зентиларов и долинцев, – тем темнее она становилась.
И, гневаясь, что его армия не может быстро преодолеть даже такие простые преграды, Бэйн продолжал гнать своих солдат на верную гибель.
– В этом храме не должно остаться ни одной пылинки, о существовании которой нам было бы неизвестно, – сказал Эльминстер. Он говорил совершенно серьезно, хотя, конечно, понимал, что просит невозможного. – Все личные вещи также необходимо убрать из зала. Никто не может сказать, чем воспользуется наш враг.
После того ужаса, который Адон видел в оскверненном храме Тайморы, священнослужитель неохотно подчинялся приказам Эльминстера. И в конце концов начал относиться к храму Летандера как к самому обычному зданию. Кирпич и известковый раствор, камень и сталь, стекло и воск. Расположи все это немного иначе – и на месте святилища встанет конюшня или постоялый двор.
«Если бы это был храм Сьюн, – размышлял Адон, – мог бы я, служитель богини, оставаться таким же равнодушным и мыслить подобным образом?»
Рука священнослужителя прикоснулась к шраму на лице.
Нет, ответа на этот вопрос он не знал.
С такими мыслями Адон принялся за выполнение задач, которые на него возложили. Окна, выходившие на невидимую лестницу, были открыты, ставни – сняты. Все остальные окна заколотили гвоздями. Однако, обходя храм, Адон не мог не замечать всевозможные предметы, забытые в опустевших помещениях. Конечно, храм являлся местом пламенного поклонения и веры, но он также был местом, где мужчины и женщины смеялись от радости и плакали над невзгодами, которые посылала им судьба.
Одна из постелей осталась неприбранной. Адон остановился и начал застилать кровать, но быстро опомнился. Он отошел от постели, словно гнев священнослужителя, лежавшего здесь утром, мог настичь и поразить его.
Отойдя в сторону, Адон заметил спрятанную под подушкой тетрадь в кожаном переплете. Она лежала открытой, страницами вниз. Адон перевернул ее и прочел последнюю запись. Она гласила:
«Сегодня я умер, чтобы спасти Долину Теней. Завтра я воскресну во владениях Летандера».
Дневник выпал из рук Адона, и жрец выбежал из маленькой комнатки. Окно, которое священнослужитель намеревался заколотить, осталось открытым, и занавески слегка колыхались от дуновения легкого ветерка, нежно ласкающего стены храма.
Адон вернулся в главный зал, и Миднайт удивилась, увидев бледное, взволнованное лицо священнослужителя. Она понимала, что Адон старается сохранять твердость духа перед лицом своего горя. Однако Миднайт мало чем могла помочь ему.
Да и себе тоже.
Всякий раз, когда чародейка думала о предстоящей битве, ее мысли обращались к Келемвару, и с этим она ничего не могла поделать. Хотя Миднайт сожалела о тех резкостях, которые наговорила воину в последнюю встречу, она знала, что Келемвар понимает ее. И что бы она там ни говорила, чародейка любила воина.
«Может быть, – думала Миднайт, – он тоже любит меня».
Чародейка давно поняла, что Келемвар страдает одной слабостью. Своими поступками он пытается отвлечь внимание от темной тайны своего проклятия. На самом деле воин был умнее и отзывчивее, чем казался, хотя всегда стремился скрыть свои хорошие качества. И это вселяло в Миднайт надежду.
