Гриффин затрусил к оставленному на стоянке «Лендроверу», нырнул на заднее сиденье, пригнулся и стал ждать. Вскоре послышались быстрые шаги, передняя дверца распахнулась.

Как только она захлопнулась, Гриффин приподнялся, зажав в одной руке «вальтер-ППК» калибра 6,35 мм с глушителем, а в другой – гостиничное полотенце.

Мужчина набирал номер телефона.

Молниеносным движением Гриффин накинул полотенце на голову мужчине и выстрелил, всего один раз. Голова мужчины резко откинулась назад. Полотенце помогло Гриффину не забрызгаться кровью. Он осторожно отпустил обмякшее тело на сиденье. Затем, отирая пот со лба, вылез из джипа и, перебравшись на переднее сиденье и отодвинув труп, уселся за руль.

Преследователя своего он похоронил далеко от города, в пустыне. Затем вернулся на том же джипе в Барстоу и оставил машину запертой на неприметной боковой улочке. Сердитый и усталый, вернулся в мотель, выписался, сел в «Тойоту» и двинулся к автомагистрали под номером 15.

Еще в Форт-Ирвине он узнал, что Смит интересовался службой майора Андерсона в Ираке, во время операции «Буря в пустыне», и некими загадочными врачами «федеральной службы», навещавшими семью погибшего. А потому, выехав на автомагистраль 15, он повернул к Лос-Анджелесу и его международному аэропорту. Ему следовало принять важное решение, и сделать это было лучше всего, находясь на Восточном побережье.

Пожилая сгорбленная женщина в черном одеянии находилась примерно в квартале от магазина подержанных шин, когда услышала за спиной стрельбу и остановилась. Рядом, прямо на тротуаре, сидел, скрестив ноги, старик с протянутой рукой и просил милостыню. Она глядела на него невидящими глазами, мысленно приказывая себе идти дальше. Ей никак нельзя возвращаться к магазину, узнавать, что же там происходит.

Но затем снова послышалась стрельба – громкие автоматные очереди.

Выходя из магазина, она считала, что выполнила свое задание. Она убедилась в том, что некий американец, врач, выходил на контакт. И, едва убедившись в этом, тут же ушла, как ей и предписывалось. Разборки со стрельбой вовсе не входили в ее планы. А также общение с мужчиной, который оказался тем самым врачом. Она вся напряглась. Она страшно гордилась собой и своей работой. Она была упорным, умным, ответственным и стопроцентно надежным человеком.

Снова перевела взгляд вниз, на иракца-нищего, бросила в подставленную ладонь несколько динаров. И, резко развернувшись, пошла по направлению к магазину, где по-прежнему гремела стрельба, и ее длинные черные одежды развевались по ветру.

В узком проходе между домами единственной защитой для Смита и пожилой женщины с ребенком служила темнота. Он притянул их к себе и старался двигаться как можно ближе к глухим, без окон, стенам домов. Вскоре стрельбу, доносившуюся из магазина, заглушили другие звуки – обычный городской шум, но Джон продолжал прислушиваться и озираться по сторонам. Всматриваясь в темноту, он какое-то время изучал оба выхода из аллеи. И заметил примерно с дюжину мужчин, походивших на гвардейцев. Они приближались осторожно, выставив перед собой автоматы. Но в каждом их шаге и жесте, несмотря на неспешность и осторожность, сквозила уверенность и неумолимость истинных убийц.

Тем не менее Джон улыбнулся женщине, та же смотрела на него встревоженно и недоуменно.

– Сейчас вернусь, – шепнул он ей. Он знал, что она все равно не поймет его слов, но, возможно, просто звук человеческого голоса не даст ей впасть в отчаяние или панику. Она по-прежнему продолжала прижимать к груди младенца.

Чувствуя, как стучит в висках кровь, Джон неслышно отошел влево и подергал первую попавшуюся на пути дверь. Заперта. Потом – вторую. Тоже заперто.

Гвардейцы между тем приближались.

Он изменил направление и начал обходить другую сторону улицы. Подергал третью дверь. Опять заперто.

Тогда он стал увлекать женщину за собой подальше от шинного магазина, крепко держа за руку, пригибаясь и как можно тесней прижимаясь к стене. Ему хотелось сжаться, стать как можно меньше, раствориться во тьме, – чтобы этим мерзавцам было труднее целиться. Ничего больше придумать не удавалось, он должен, просто обязан вырваться отсюда и спасти женщину и младенца.

С замиранием сердца он выхватил «беретту» и продолжал вглядываться во тьму, откуда на них неумолимо надвигались фигуры с автоматами. Они приближались. Несмотря на ночную прохладу, Смит чувствовал, что весь вспотел. Стрельба в магазине прекратилась. Он подумал о Гасане – может, тому все-таки удалось спастись? Потом отмел эти мысли и постарался сосредоточиться на опасности, подстерегавшей их в узкой аллее.

Надо собраться, приготовиться. Единственным слышным теперь звуком был топот сапог по мостовой. Солдаты подходили все ближе. Он глубоко втянул ртом воздух, стараясь успокоиться. Вспомнились слова Домалевского о том, что лучше уж пойти на риск и отстреливаться, чем попасть им в лапы живым. Он должен беречь патроны, потому что сейчас висела на волоске не только его жизнь, но и жизнь этой женщины с младенцем. Он откроет огонь, как только убийцы подойдут поближе, чтобы не промахнуться, стрелять только наверняка. Он должен стрелять прицельно и быстро.

Жаль, что у него нет другого оружия, кроме «беретты». Он приподнял руку с зажатым в ней пистолетом. И вдруг именно в этот момент младенец жалобно пискнул, а потом заорал уже пронзительно громко. Звуки его плача эхом раздавались в каменном мешке, женщина безуспешно пыталась его успокоить.

Теперь гвардейцы знали точно, где они находятся. Сердце у Смита сжалось. Тут же в стену прямо у него над головой ударили пули. В разные стороны разлетелись осколки дерева, острые, точно иглы. Женщина подняла голову, глаза были расширены и словно побелели от страха. Ребенок продолжал плакать. Тогда Смит, заслонив их своим телом, открыл огонь. Отстреливался налево и направо, стараясь попасть в солдат, заполнивших темную аллею.

И вдруг совсем рядом раздался голос:

– Приготовься! Не двигаться, пока я не скажу!

Голос принадлежал женщине, и говорила она на американском английском. А доносился он от черного входа в магазин, где на одной петле болталась пробитая дырками от пуль дверь.

Не успел Джон сообразить, что же такое происходит, как из двери показалась женская фигура в длинном черном одеянии, а затем в темноте мелькнули две маленькие белые ручки с умело зажатым в них автоматом «узи». Женщина спустила курок и начала поливать огнем республиканских гвардейцев, стреляя направо и налево, и они падали на землю как подкошенные.

Когда она, развернувшись влево, начала вести более прицельную стрельбу, Джон стоял, пригнувшись, чтобы не угодить под пули, и по-прежнему прикрывая собой арабку с младенцем. Затем резко метнулся вправо и подстрелил из своей «беретты» двух парней, заметавшихся в узком проходе. Незнакомка открыла огонь по правой стороне, а он при этом стрелял влево. Минут через пять такого ураганного огня все атакующие полегли на землю – убитые, раненые и просто стремящиеся спасти свою жизнь. Аллея наполнилась стонами и криками. Но ни звука новых шагов, ни других признаков прибытия подкрепления уже не было.

Женщина в черном крикнула:

– В дом! Быстро!

Джон вздрогнул. В этом голосе почудились странно знакомые нотки.

Но теперь ему было не до того. Он схватил женщину с младенцем за руку и потащил их в двери. Они вновь оказались на складе, где все было перевернуто вверх дном, затем последовали за своей таинственной спасительницей в торговое помещение, стены которого были забрызганы кровью, а по полу расползались ее темные лужи. В разных углах лежали убитые – четверо гвардейцев и Гасан. Воздух был пропитан металлическим привкусом крови и смерти. Сердце у Джона сжалось. Гасан успел расправиться с четырьмя гвардейцами, прежде чем сам получил смертельное ранение в грудь.