Он хмурился, пощелкивая пинцетом по роговому краю челюсти, и не заметил, как Ник поднялась с пола и подошла и нему.

— Глор, я думаю о чхагах…

Он утвердительно хмыкнул. Ник продолжала шепотом:

— У них не только «посредники». Еще и…

Браслет Глора запищал сигналом вызова.

— Слушает Глор.

— Вызывает Тачч. Во имя Пути!

— Во имя Пути. Слушаю тебя, госпожа Тачч.

Ник попятилась, села. На ее лице был испуг. Глор повернул регулятор громкости на браслете, и тонкий голос монтажницы заставил дребезжать какую-то деталь модели:

— Глор, я получила охотничью лицензию на сумуна. Составите мне компанию?

Ник вскочила и ушла в свою спальню. Неск обиженно хмыкнул.

— Мы благодарны тебе, — вяло отозвался Глор. — Как скоро ты отправляешься?

— Через полчаса, если вы не против.

— Еще раз благодарим. Право, это несколько неожиданно… Может быть, в следующий раз?

— Понимаю, — сказал браслет. — Очень понимаю. Затея неожиданная и для меня…

«Вот как», — подумал Глор.

— Внезапный импульс, — настойчиво звучал голос. — Захотелось встряхнуться… Подальше от суеты… Некоторый риск, несомненно! А кто знает, где мы рискуем больше? Изгибы Пути нам неведомы…

«Вот как!» — еще раз подумал Глор и твердо сказал:

— Через полчаса мы будем в гараже.

«Кто знает, где мы рискуем больше!»

Тачч намекала на дело с расчетчиком и испорченным питом. И резонно предлагала исчезнуть до следующей смены. Да, частенько случалось и такое — своевременное отсутствие спасало от расправы. Сегодня спохватились, а его нет под рукой, и дело заглохло, потому что дело-то пустячное, сомнительное, и его бросают, как погоню за юркой мухой. Промахнулись раз, другой и плюнули, летай до своего часа…

Госпожа Тачч снова была права. Похоже, что «изгибы Пути» ей как раз и ведомы.

Подводная охота — развлечение высших каст. Ботик для подводной охоты на крупного зверя стоит вшестеро дороже сухопутной машины. Даже Глор и Ник, балоги весьма обеспеченные, о ботике не мечтали. А госпожа Тачч имела такую машину, да еще гравилет-амфибию в придачу. Тачч находилась в первом и высшем разрядах тридцать лет и не тратилась на сбережения для Мыслящих. По слухам, ее родственники были Десантниками. За тридцать лет она могла накопить на три ботика и три амфибии.

«Ник всегда была подозрительной… Зачем бы такой богачке подаваться в чхаги?» — думал Глор, поднимаясь на взлетную площадку гаража. Амфибия стояла во всей красе — колпак приподнят, ноги-ласты растопырены и сверкают свежей гидравлической жидкостью, в кабине деятельно громыхает робот-механик, к гравигенератору пристроилась самоходная тележка, вся покрытая инеем — шла заправка жидким гелием… Робот доложил, угодливо прищелкивая:

«Припасы-ц упакованы. Механизм-цц исправен. Ц-ц…»

Механик элитного гаража подобострастно ахнул:

— Госпожа Тачч взяла на прокат робота… Какие расходы!

Робот был не прокатный, а собственный госпожи Тачч, но монтажница не желала подчеркивать свое богатство. Она будто не расслышала. Механик не унимался:

— Великолепная машина! Новый рулевой автомат!

Тачч снова не ответила. А Глор, усаживаясь в машину, перехватил заинтересованный взгляд своей подруги. Она-то сразу заметила, что госпожа Тачч раздражена и обеспокоена.

Гравилет набрал высоту и пошел к морю, в череде тяжелых грузовых «утюгов», обгоняя их одного за другим. На полпути его самого обогнал гравилет Охраны. Он шел поисковым зигзагом — при каждом левом повороте на кабине взблескивало Малое Солнце. А небо, как всегда после малого восхода, отливало черно-фиолетовым, а старый толстоствольный лес внизу казался лиловым морем с красными волнами, и жизнь представлялась прекрасной даже Глору и Ник. И путь до станции «Юг» пролетел незаметно. Машина приземлилась на овальной площадке станции по соседству со знакомым гравилетом Охраны, из которого прыгали на землю мрачные чины, обвешанные оружием. На краю площадки их ждала восемнадцатиногая зловещая машина с тяжелым распылителем и лучеметом во вращающейся башенке…

— Облава! — щелкнул Глор. — Ух ты! Кое-кому сегодня не поздоровится…

Госпожа Тачч сделала едва заметное раздраженное движение челюстями, будто прицеливалась куснуть, но удержалась. Тем временем их гравилет выпростал ноги, превратившись в сухопутного шестинога. От генераторной будки подъехал младший офицер Охраны — проверить подорожную. Тачч показала охотничье разрешение.

— Значит, следуете в Дикое море, — с оттенком заискивания проговорил охранник, — на предмет, значит, охоты…

Тачч ответила ему надменно, как подобало:

— С вашего разрешения, младший офицер. На предмет охоты.

Возвращая документ, охранник спросил доверительно:

— Неужто не страшно, господа монтажники? Сумуны… Это, значит, не винты вертеть — простите, если что не так сказано… Сумун… — Он пошевелил пальцами, не находя слов. — Человек ему, значит, на одну жвачку…

И шестиног двинулся через Дикий лес. Дальше не было гравилетных коридоров, дорог, заводов. По берегу океана, по бесчисленным мысам, полуостровам и поймам, раскинулась заповедная чаща. Из нее были выбиты дикие курги, это правда, но остальное зверье процветало. Тем более, что кургов отлично заменили еще более хищные звери, рош-роши — одного из них Глор увидел через пять минут. Рош-рош в панике порскнул прочь от машины, в чащу… Попадались в Диком лесу и ленивые, как земные удавы, гунеу. Многоногие охотники за лаби-лаби, они сшибали свою добычу с деревьев направленным пучком ультразвука. Вне Дикого леса гунеу беспощадно уничтожали, потому что безглазые лаби-лаби охраняли балогов от мелких летающих существ. Недаром эмблемой Десантников этой планеты служило изображение лаби-лаби — квадратная чаша с отогнутым уголком. Да, прелюбопытное место — Дикий лес! Тяжелая машина с трудом протискивалась между деревьями, треск прокатывался волнами на сотни шагов вокруг — дикие деревья подбирали корни, иные даже выдирая из почвы. Те, что помоложе, изгибались, доставая кронами до земли, стараясь уклониться от столкновения со страшным существом, пышущим атомным жаром. В разрывах листвы было видно, как носятся над лесом фиолетовые лины, трупоеды, слетевшиеся со всей округи… От мелькания белых стволов уже рябило в глазах, когда машина достигла реки и ухнула в воду. Ноги амфибии заюлили по воде, держа машину на скольжении, и в глазах стало рябить еще сильнее. Компания чувствовала себя тем не менее прекрасно. В глазах, знаете ли, рябит и от сварочных автоматов, и от контрольных экранов. О лифтах, движущихся лентах, монтажных шахтах и говорить нечего… Глор наслаждался прогулкой и с благодарностью посматривал на невозмутимую Тачч. Госпожа Ник весело болтала и вдруг откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза.

«Что с ней?» — лениво подумал Глор. Машина неслась по широкому, спокойному, как зеркало, устью реки. Впереди, до самого моря, сверкала кольчуга из красных и голубых бликов. Покачиваясь, уходил назад ближний берег.

Глор еще раз посмотрел на свою подругу. Вернее, он хотел посмотреть, но что-то произошло. Он задохнулся, похолодел и вцепился в кресло.

«Где я, что со мной?»

Он стал Севкой. Может быть, от перенапряжения, а может, от бешеного мелькания кровавых отсветов за стеклом, развалилось единство двух сознаний, и Севка был один, без Глора — голый.

В этот момент он поворачивал лицо, чтобы взглянуть на госпожу Ник. Он закончил движение и увидел… Страшное, плоское, белое лицо под обтягивающим капюшоном. Короткий бочкообразный торс. Когтистые пальцы непомерно длинных рук, лежащие на вторых коленях — нижних, изогнутых наоборот, назад… Он метнулся взглядом к Тачч и увидел совершенно то же. Совершенно такое же лицо, руки и двойной излом ног — как в кошмаре.

«Дела! — подумал он. — Как же будет? Как я их буду различать? Они же одинаковые, как раки в корзине».

Он закрыл глаза. Ему стало пакостно-тошно, будто перед ним зашуршала корзина раков, наловленных ими с Машкой вчера на рассвете в пруду под плотиной. Нелепые, почти невыносимые для человеческого взора, костяные очертания. Острые шипы панцирей и слепые глаза-булавы… Севка ненавидел раков. Ловил их только дли Машки.