«Проклятый мбира Нуль, — думал Джал. — Головоногая козявка, завистник! Я погиб, но с тобою я успею расправиться, чурбан, ленивое болотное отродье! Измена в десанте — это не сойдет тебе с рук…»
«Вот оно что», — подумал Севка и сделал усилие, к которому уже привык, — втянул мысли командора в свои. Прекратил раздвоение. Теперь он знал третий раздел ПИ, а там говорилось:
«Подчиненные разумы стремятся сохранить автономию мышления, раздваивая объединенное сознание. Надлежит присваивать информацию подчиненного разума, что предупреждает раздвоение».
Итак, измена в десанте. Следовательно, Иван Кузьмич — один из Десантников, который с изменнической целью переправил Севку и Машку сюда. А виноват в измене, конечно же, Нуль — Великий Десантник, ибо он отвечает за все, происходящее в касте Десантников.
Это было интересно. И все же, прекратив раздвоение, Севка-Джал оставил мысли об Учителе и тем более о Нуле. Земля далеко, Земля во многих девятках световых лет отсюда, а Машка рядом и так же недоступна, как Земля. Чтобы найти Машку, необходимо изловить Светлоглазого, Джерфа, и приготовить оружие против его покровителей. Крупную игру вел Светлоглазый, очень крупную… Покровители у него должны быть не из мелких. И Севка нацелился на поиски этих негодяев со всей злостью и целеустремленностью Джала. Пока надо было кончать пересадки. Сулверш во второй раз валялся, лишенный Мыслящего.
Командор Пути натянул одну повседневную перчатку. Она осталась целой, разумеется. Нурра с восхищением ахнул:
— Ар-роу! Не рвутся, клянусь белой молнией!
— Ладно, ладно… Поднимай его, я пересажу, — буркнул Джал. — И надень целые перчатки, возьми в комбинезоне, под застежкой.
Они торопливо сделали все, что нужно. «Глор» натянул парадные перчатки — те самые, из-за которых Севка возвращался в каюту и упустил Светлоглазого. Офицера Охраны поставили у входа, как он стоял до начала событий. Командор Пути поднес к его каске «посредник», чтобы вернуть разум Сулверша на законное место. И вдруг Нурра проговорил:
— Стой… Не могу ждать! Ты инопланетный, комонс. Как ты попал сюда? Отвечай, во имя покоя твоих Мыслящих!
— Я сам хотел бы знать, как? По-моему, чудом.
«Глор» переступил огромными башмаками. Нерешительно, шепотом спросил:
— Там… откуда ты явился — там Путь?
— Там Десантники с операцией «Вирус». Да что тебе за спешка, чурбан?
Вместо ответа Нурра запел:
«Ке-клаги-ке, ге-глаки-ге, ра-грю! га-клю! ка-глю-у-ки!»
Он напевал благовоспитанным баритоном Глора и припрыгивал, и в такт его прыжкам металось тело Сулверша. Кончив номер, он провозгласил страшным шепотом:
— Это — Замкнутые, благодетель! Воистину я дождался!
Если бы он говорил о Светлоглазом, Севка выслушал бы его. Но бывший Десантник хотел сказать, что Учитель принадлежал к Замкнутым — мятежникам и бунтовщикам — и ничего более. А Севку сейчас не интересовал Учитель.
— Поговорим после. Даю пересадку, — сказал командор Пути.
Господин начальник охраны
Сулверш очнулся. Глаза метнулись по мастерской и остановились на Севкиных перчатках. Иными словами — на «детекторе-распознавателе» его предусмотрительности.
— Поддержи его! — крикнул Джал.
Нурра придержал Сулверша за портупею. Господин старший офицер кряхтел, разгораясь справедливым гневом. Стряхнул руку порученца с портупеи, опять поднял лучемет…
— Вы о-отменный чурбан, господин начальник Охраны!
При таких словах его предусмотрительности гнев мгновенно слетел с господина Сулверша. И до него дошло наконец, что правая рука командора облачена в повседневную перчатку. Он испуганно вытянулся.
— Осмелюсь покорнейше спросить…
— Я вас должен спросить, я! — грохотал «командор», натягивая вторую перчатку. — Чур-рбан! «Посредника» не видели?! Диплом отберу, головоногая козявка!
Последнее выражение было излюбленным ругательством Джала, употреблявшимся на подходе к великому гневу. Оказалось, что быть командором Пути ничуть не труднее, чем монтажником высшего класса. Язык сам знал, какие слова выбрать. Право же, командор подчинялся Севке охотней, чем Глор…
Нурра осмелился хихикнуть. Джал обрушился на него:
— Парень, придержи язык! Включай двигатели, чтоб я тебя не видел!
«Порученец» выдавил из себя: «Слушаюсь!», больше похожее на икоту, и убрался в туннель. Сулверш растерянно задирал голову, пытаясь встать навытяжку — стукался каской о «посредники» на потолке.
— Скажи мне, Сул, во имя Пути… Ты рехнулся?
— Никак нет… Э…
— Тогда зачем ты включил «посредник»?! Да говори без церемоний, проклятая каска!
Офицер догадался наконец — его обвиняли в том, что он сам себя «вознес в Мыслящие». Сам потянул за нить «посредника». Разумеется, он никак не мог помнить события, которого не было. Но прелесть ситуации заключалась в том, что при пересадке теряется память о предшествующих секундах — так называемая пересадочная амнезия. Сулверш помнил только, как он подал командору повседневные перчатки. И он поверил. Схватился за браслет: не слышал ли весь мир о его позоре? Командор Пути осклабился:
— Парнишка оказался сообразительным, Сул. Выключил твой браслет. Ты должен быть ему благодарен до конца этой жизни и до конца всех жизней, понятно? Так зачем ты это сделал?
— Вашусмотрительность, я не делал ничего, клянусь Путем! — заревел Сулверш.
— Ну-ну, успокойся… Затмение нашло, бывает. Ты, в соответствии с уставом, потребовал повседневных перчаток. Хвалю. Я передал тебе «посредник», снял перчатку, а ты от смущения дернул спуск. Чур-бан… Ну, так было? — Челюсти Сулверша выбивали дробь, он умоляюще поднял руки в расползшихся перчатках. — Хорошо, хорошо… Все останется между нами. Порученцу я прикажу молчать. Перчатки твои спишу, как надетые мною лично по ошибке. Запасные при тебе? А-р-рш!
Начальник охраны преданно всхлипнул и медведем полез в туннель. А Севка воспользовался случаем, чтобы подозвать к себе Нурру со внушением — придерживать язык. И вообще больше помалкивать. Его каторжный лексикон никак не годился для монтажника высшего класса.
— Приседай почаще, в разговоры не вступай. Если необходимо, отвечай кратко и везде прибавляй «господина офицера», «господина инженера» и прочее. Будь очень осторожен… И перчаток у тебя нет, только парадные…
— Великий командор — наша надежда, — прошептал Нурра и осклабился с невыразимым бесстыдством. Ну и тип! — Слуш-ш, ваша предусмотрительность! — гаркнул Нурра.
Ваша предусмотрительность
По кораблю гремело:
«Смир-рна! Его предусмотрительность командор Пути!»
Господа специалисты приседали, лица их делались покорно-испуганными. Шуршал шепоток:
«Обходит корабль… Скоро отчаливаем…»
Да, выход на испытания приближался. Теперь Севка знал, для чего командор Пути летал на Холодный, — чтобы лично приказать начальнику готовить заправку корабля. Некоторые мысли командора не успокаивались, бродили сами по себе — по-прежнему мутные, злобно оскаленные, как челюсти курга. Шагая по кораблю, непринужденно салютуя встречным и в то же время никого не замечая — трехсотлетняя привычка! — Севка-Джал терпеливо притирался к этим мыслям. Осваивал их, поворачивал так и этак, примерял по руке, как оружие. Он не мог оставаться Севкой и только пользоваться знаниями Джала. Колоссальный опыт командора постоянно предлагал ему множество решений каждой проблемы. Чтобы выбрать одно и жестко его придерживаться, требовалась безжалостная воля, даже некоторая тупость в мышлении. Если разум учитывает слишком много обстоятельств, он всегда затруднен в выборе поведения — все варианты кажутся ему недостаточно хорошими… Севке необходимо было слиться с Джалом, как хороший всадник сливается с конем. Стать единым существом. Так было у него с Глором. Но прежде требовалось переварить новое знание. Нурра мешал ему сосредоточиться: тело Глора маячило перед глазами как укор. И командор отослал Нурру с приказом — сидеть у пульта, ждать доклада Космической Охраны, а дождавшись, передать его по радиофону. Так будет спокойней. У автомата сгорания этот грубиян задел плечом толстую диспетчершу и не подумал извиниться — только скроил постно-благовоспитанную мину. Толстая госпожа потихоньку пощелкала себя по челюсти — решила, что непотребное мерещится от переутомления…