Девушка неслась к реке, глотая слезы, текущие из глаз от ужаса. Сейчас она ненавидела и эту реку, угрожавшую ее дочери смертельной опасностью, и деревню, оказавшуюся вдруг совсем не безопасной, и жителей деревни с их сказочками… Утирая на бегу слезы, бегущие рекой, Юля не сразу заметила мужчину, ведущего за руку Лерку в сторону деревни. Только наткнувшись на бегу на стоявшего согнувшись в три погибели, уперев руки в колени, Тимошку, который пытался перевести дыхание, сбившееся от быстрого бега, и полетев вместе с ним в траву, Юля услышала далекое, но такое родное: «Мама!»
Приподнявшись в траве и увидев бегущую к ней дочь, девушка обессиленно уткнулась лицом в траву и зарыдала в голос.
— Теть Юль… Вы чего? Вам больно? Вы ногу подвернули? — Тимошка тормошил ее за плечо, с тревогой пытаясь заглянуть в лицо. — Вон Лерка бежит…
— Все хорошо, Тимош… Спасибо тебе огромное, — садясь и вытирая слезы тыльной стороной ладони, сквозь всхлипы, рвущиеся из горла, проговорила Юля. — Просто кому-то сейчас очень сильно попадет, — пытаясь улыбнуться, Юля погладила по голове стоящего перед ней на коленях мальчишку. — Спасибо, Тимош. Ты настоящий друг!
Подбежавшая Лерка остановилась возле сидящей в траве матери, глядя на нее виноватыми глазами.
— Мам…
— Лера, я тебя убью! — сквозь слезы проговорила Юля, вставая и нависая над дочерью. — Тебе где было разрешено гулять, а? — срываясь на крик, Юля крепко взяла дочь за руку. — Ну ты и получишь дома! — пообещала она.
К ним подошел смутно знакомый девушке мужчина с удочками в руках, явно сердитый. Это чувствовалось по его резким движениям и очень нерадостному выражению лица.
— Что ж Вы ребенку где попало бегать разрешаете? Это река! А потом бегают такие мамашки и за голову хватаются — ой, ребенок утоп! А присмотреть за тем ребенком некогда? В интернетах интереснее? — с ходу принялся он ругаться на Юлю. — Ты хоть знаешь, куда она полезла-то?
— Мам, я просто ноги помочить хотела! Жарко! — попыталась оправдаться дочь, чувствуя свою вину.
— Лера, замолчи! С тобой я позже разберусь! — прикрикнула Юля на дочь. — Спасибо Вам огромное! Не уследила… Мне и в голову прийти не могло, что она на речку сбежит. Спасибо Тимошке, сказал, что эта егоза на реку побежала… — Юля протянула мужчине руку. — Меня Юля зовут, а вот этот неслух, которого Вы привели — Лера, моя дочь. Вы же тоже из Нелюдово, правда? Мы здесь недавно живем, всего год только, я еще не со всеми познакомилась. Спасибо огромное за дочку! Даже подумать страшно, что могло случиться, если бы не Вы!
— Верно, тутошний я, — пожимая руку девушке, ответил мужчина. — От леса пятый дом — вот там я и живу. А звать меня можешь дядькой Павлом, — представился мужчина. — С год, говоришь, живешь? — он задумчиво прищурил глаз. — Уж не ты ли бабки Агафьи дом-то прикупила, ась?
— Бабки Агафьи? — удивленно повторила Юля. — Обычно его все Игнатовским зовут… — растерянно пожала она плечами. — Даже не знаю, что и сказать…
— Ну точно, его. То-то я и гляжу — и сама заполошная, и девка такая же… А бабка Агафья — она ж Игнатова была, за Захара Игнатова замуж вышла, вот и стала Игнатовой, — дядька Павел покачал головой. — А чего не уехала? Али не рассказали тебе про проклятие? — с любопытством в карих глазах взглянул на Юлю мужчина.
— Мам, маам! — дернула Юлю за руку дочь. — Можно я с Тимошкой пойду? Тут жарко…
— Чтобы опять куда-нибудь сбежала? Нет уж, будешь со мной за руку ходить, если сама не понимаешь, куда лезть можно, а куда нельзя! — строго ответила все еще сердитая на дочь Юля.
Мужчина ухмыльнулся и потрепал девочку по голове.
— А что ж ты мамку-то не слушаешься, а? — по-доброму спросил он. — Тебе же не разрешали на речку бегать?
— Тем более одной! — поддержала его Юля и снова подняла взгляд на мужчину. Нравился он ей. Не было в его словах той паники и страха, к которым она привыкла при упоминании Игнатовых. Да и веяло от него каким-то спокойствием, основательностью. — А про проклятие… Да рассказали, конечно. Да баб Шура начала рассказывать про их младшего мальчишку, сумасшедшего, который их дочь порезал, да нас отвлекли, и все… — улыбнулась Юля. — А Вы ту историю знаете?
— А я не одна! Я с подружкой пошла… — снова влезла в разговор Лерка.
— Чего ты врешь-то? — не выдержал Тимошка.
— Не вру я! Мы с Аришкой пошли! Ей тоже жарко было, а когда дядя на нас ругаться начал, она убежала! — толкнула Лера Тимошку.
Юля, заметив безобразие, дернула дочь за руку:
— Лера, прекрати так себя вести! С тобой дружить никто не будет!
— А чего он говорит, что я одна была, когда я не одна? — обиженно надула губки Лерка.
— Врушка, врушка! А то я не видел! Я тебе еще сказал, что туда нельзя ходить! Что, забыла уже? Врушка!
— Тимош… — Юля покачала головой, глядя на мальчика. — Знаете что? А бегите-ка вы вперед. Но не дальше, чем на десять шагов! — Лера подтолкнула дочь в сторону Тимошки. — И не драться, и не ругаться! Лера, ты слышала меня?
— Да! — отозвалась на бегу дочь, догнав Тимошку и шлепнув того по спине. — Это тебе за врушку!
Юля только головой покачала, глядя на выясняющих отношения детей, но лезть не стала — сами разберутся.
— Да кто ж ее, дочка, не знает-то, ту историю? — улыбнулся дядька, тоже наблюдая за бегающими в довольно высокой уже траве детьми. — А уж мне-то сам Бог велел знать. Сродственником ведь я им прихожусь. Ежели есть желание, могу рассказать. Покуда до деревни-то дойдем, и расскажу.
— Маам… Ну маааам! — заныла Лерка. — Я с Тимошкой пойду… Пожалуйста!
— Да пускай бежит. Тока с деревни ни шагу, поняла? — строго спросил он девочку. Та с готовностью закивала и с надеждой взглянула на мать.
— Тимош, заберешь эту егозу с собой? — спросила Юля у мальчика. Тот важно кивнул и взял девочку за руку. — Вот, скажи Тимошке спасибо, иначе никуда бы я тебя не пустила! — строго сказала Юля и перевела взгляд на дядьку Павла. — Родственником? А! Ну конечно! Дети-то выросли, своих детей нарожали… А на Вас что же, проклятие не действует? — с хитрой улыбкой глядя на него, спросила девушка, сорвав стебелек какой-то травки.
— На меня-то? — рассмеялся дядька Павел. — А я на Агафьин-то участок и не ходил ни разу, чего ж Левонихе ко мне цепляться-то? Да и Аринке я не нужен, потому как я не Игнатов. Захару-то я не родственник по крови. Дед Кузьма, который отец Агафьи-то, много детей нарожал. У него их аж двенадцать человек было. А Агафья старшей самой была, первой дочерью. Вот все через ее руки-то и прошли. А раньше-то как было? Лет в девять-десять девок уже полностью на хозяйстве и с детями оставляли, а сами на поля уходили. А что делать? Да и девке тренировка хорошая — уж лет в тринадцать порой и замуж выдавали, а значит, все уметь должна к тому времени.
— Серьезно в тринадцать? — удивилась Юля.
— Серьезно. В восемнадцать девка уж перестарком была. Никто такую старую замуж уж не возьмет, — улыбнулся Павел, хитро взглянув на девушку. — Ну, вдовец разве только какой, а парни ни… А так — сронила девка кровь — значит, созрела, детей рожать может. Вот и замуж можно уже. Это бабка Агафья в девках засиделась. Два года она Захара ждала, потому и замуж выходила уже старухой — восемнадцать зим ей минуло.
— А этот… младший который… — нахмурилась Юля.
— Глеб?
— Да, Глеб… Его что, и правда за печкой заперли?
— Правда. Илья и Петр, старшие братья, на другое не соглашались. Либо прибить его вовсе, либо запереть навечно. Очень они за младших сестер боялись.
Получив согласие отца, парни стали думать, как бы так клеть изладить, чтоб упыреныш из нее выбраться не смог.
— Вот гляди, Петька… Одна стена — печка, камень, тут он ниче сделать не сможет, верно? — Илья оглядывался в закутке за печью. Ну как в закутке? Три шага в ширину да четыре в длину. Прежде там сами братья спали, покуда на печку не перебрались, опосля тот закуток Маринка себе облюбовала, а теперя вот младшому отец определил. — Вторая и третья — стены дома. Как думаешь, смогет он с ними что сотворить?