— Ты куда? Туда ходить нельзя! Вон там все купаются, — мальчик показал рукой в сторону мелководья.

— Я быстро. Только ноги помочу, и все, — сказала Лерка, вырывая свою руку из его руки и продолжая идти в сторону быстрины. Тимошка, посмотрев ей вслед, почесал затылок.

— Лер! Туда нельзя! Утопнешь! — крикнул ей вслед мальчишка. Девочка даже не обернулась.

Подумав, Тимошка развернулся и бросился бежать. Арина, обернувшись через плечо, зло посмотрела ему вослед. В ее глазах полыхнуло пламя. Мальчик, запутавшись в траве, упал. Приподнявшись на руках, он снова обернулся, посмотрел на идущую к быстрине Лерку, встал и помчался к ее дому.

Добежав до быстрины, Арина, не снимая сарафана, зашла в воду. Быстро текущая вода не доходила ей даже до колена. Поманив девочку рукой, она стояла, склонив головку набок, и, не отрывая полыхающих огнем глаз от девочки, ждала, пока ребенок пойдет к ней. Лерка послушно двинулась к обрыву. У нее под ногами хрустели нападавшие с дерева сухие веточки. Лера не обращала внимания ни на что вокруг. Она не видела раздвинувшихся кустов, не ответила на оклик мужчины, выглянувшего из них. Девочка медленно и целенаправленно направлялась к самому глубокому и опасному месту быстрины. Лера уже занесла ногу над обрывом, как вдруг ее крепко схватил за руку подбежавший мужчина и резко дернул назад на берег.

— Ты куда лезешь? Совсем с ума сошла? Здесь глубина метров пять, не меньше! Что, купаться больше негде? Кроме гиблого омута места больше нет? Где твои родители? — закричал на нее дядька.

Лерка испуганно захлопала глазами, растерянно оглядываясь вокруг.

— Я только…

— Что ты только? Где твоя мать?

— Дома… — потерянно пробормотала девочка, продолжая оглядываться в поисках подружки. Арины не было.

— А дом где? — продолжал допытываться злой дядька.

— Там… — махнула Лерка рукой в сторону деревни.

— Пошли со мной. Я сейчас удочки соберу и отведу тебя. Совсем уже очумели — такого ребенка одного на речку отпускать… — зло ворчал дядька, собирая рыболовные снасти и одновременно не спуская глаз с Лерки. — А потом бегают и плачут — ребенок утоп… А как она не утопнет в быстрине? Тут взрослые-то топнут, а то дитё полезет…

Собрав снасти, он крепко взял девочку за руку и повел по направлению к деревне. Стоя над рекой на краю поля, на них смотрела красивая смуглая кареглазая девчонка лет шести с двумя черными косичками и не детской, злой улыбкой на лице.

Лерке в тот день сильно попало от матери за поход на реку. Еще и за ложь. Мама почему-то поверила Тимошке, что Лера одна убежала на речку. А про Арину не поверила… В итоге мать запретила девочке выходить со двора. Целых три дня Лера гуляла только во дворе. Аришка продолжала приходить к Лере поиграть, и девочка вовсе не расстраивалась по поводу запрета. Они бегали по участку, играли в мяч и качались на качелях.

На четвертый день, сделав дочери внушение, Юля разрешила ей выходить погулять в деревне. Но девочка вовсе и не рвалась на улицу. Окашивая траву во дворе, Юля периодически видела ее темноволосую головку, то появлявшуюся, то вновь исчезавшую среди кустов в дальнем конце участка.

Когда уставшая Юля задремала на садовых качелях, Арина взяла Лерку за руку и повела ее к старому колодцу. Колодцем пользовались, но набирали воду, вытекающую из него через вставленную в него трубу. Над родником был построен небольшой резной домик с крышкой. Но в сам колодец никто ведрами не лазил, и его крышку открывали редко — для проверки чистоты и уровня воды в нем.

— Открой крышку, — произнесла девочка, в глазах которой горел огонь. Лерка послушно потянула крышку колодца на себя, открывая.

— Посмотри, там есть вода? — спросила Арина, постоянно оглядываясь назад, словно ее что-то беспокоило. Девочка не могла стоять на месте спокойно, что было совершенно нехарактерно для юной колдовки. Огонь пылал у нее уже не только в глазах, но и на кончиках пальцев, она словно отмахивалась от кого-то руками и даже ногами. Когда Лера наклонилась над колодцем, Арина выставила руку пылающей ладошкой вперед. Девочка приподнялась над землей и упала в колодец вниз головой.

В тот же миг Арина растаяла в воздухе.

Любовь Ивановна, староста деревни Нелюдово, не спеша шла за водой на дальний колодец. Далековато, конечно, ей шлепать туда, есть и поближе родники, да уж больно вода там вкусная. Старики говорили, сама Левониха, еще когда только в деревню приехала, жилу на свет Божий вывела. Маленький там ключик был, негодящий совсем, так, чуть ручеек тек, да через пять шагов в земле обратно терялся, а летом и вовсе пересыхал. Но по весне пошла она в овражек, вроде за травами, да углядела его. Лужицу-то углубила, да водицы хлебнула — попробовать. Понравилась ей водица. Да и поближе к дому ей… Вот она и приказала мужикам в этом месте колодец вырыть. Небольшой совсем — метра полтора в глубину да по сторонам метр на метр — узенький, тока чтоб водичка собиралась, а ведрами чтоб туда неудобно лазать было — не хотелось ей, чтоб туда ведрами лазали, брезговала. Потому и велела сруб там поставить, из лиственницы непременно, да непременно из весенней; да сделать желоб поглубже, чтоб по нему вода из колодца текла.

Ну, мужики все справили, как велено было — ругаться с колдовкой никому не хотелось. Песку да камешков мелких с реки натаскали — все, как Левония приказала. Сделать-то сделали, тока воды там было — воробью лапки намочить не хватит. Как насыпали камней да песка — так и стоял сухой сруб, покуда ему крышу излаживали. Уходили — песок на дне сухой был. Ну, посмеялися мужики над причудами колдовки, да по домам пошли.

День прошел, другой, седьмица минула — песок в колодце том намок, да и только. Деревенские уж откровенно насмешничать начали — мол, Левония своей водицы год ждать станет, чтоб глоток тока сделать. Не иначе, живую или мертвую воду там накапливать веками будет.

Наступило полнолуние. А с утра встали люди — вода вроде льется, журчит. К овражку, что за дорогой был, в коем Левониха колодец-то вырыть приказала, пошли глянуть — а там речка по дну бежит. Мутная, сердитая, пенится, мусор да траву поперед себя толкает — русло себе пробивает. К колодцу побежали — а по желобу вода течет рекой, аж через край перехлестывает. Да какая! Попробовали — а вода-то вкуснючая! Ледяная, аж зубы ломит. Чистейшая, звонкая, уж и ямку под желобом пробила себе — льется, только искрами рассыпается, а как солнце заглянуло туда — аж радуги маленькие возле запрыгали. Ну, место, конечно, облагородили. Расчистили все, деревья старые попилили, корни повыкорчевали, сорную траву повыпололи, ручейку — хотя ручейку ли? — речке маленькой, что от колодца того текла — русло песочком да камешками выложили, дорожку да вокруг песочком чистым, речным засыпали.

А Левония тока посмеивается. «А вы, — говорит, — еще и пруд выройте, где укажу, чтоб мне и купаться удобно было». Ну, мужики посудили, порядили — не зря колдовка про пруд-то сказанула, ой не зря! — да пришли к Левонихе на поклон — укажи, где нам пруд вырыть, чтоб и детям купаться, и бабам белье полоскать, и скотину поить, и рыба чтоб водилась. Рассмеялась Левониха. «Ну пошли, покажу, где копать вам года три придется. Тока метки возьмите, а то позабудете, а я второй раз указывать не стану».

Взяли мужики метки, да пошли за ней. Отошла Левониха от колодца своего метров сто, показала, как пруд вырыть, в каких границах да какой глубины. Да как сток сделать, рассказала. Пригорюнились мужики — маленький пруд-то больно получится. Но Левониха им и сказала: «То пруд бабам белье полоскать да ягоды мыть. Вот тута изладите мостки такие, а под ними вот этак сделаете, чтоб удобно было ягоду полоскать. А вот тама другие мостки сделаете, поширше гораздо, да пониже, чуть не вровень с водой, да палку приладите, на которую белье выполосканное вешать, покуда другое полоскается — хватит бабам воду перед собой в тряпках таскать, животы надрывать. Покамест полоскать станут, вода с тряпок и стечет. Все легче нести будет».