— Да не сошла ты с ума… Аринка то балует… — вздохнув, сказал Иван Васильевич. — И девку в лес она завела, а Леший убаюкал ее, проспала она все время, потому и не помнит. Сохранить так ее ему было, видать, проще, вот и убаюкал. А остальное все — то Аринка. Да и девка твоя сама говорит — с Аринкой она ходит.

— С Аришкой… — тихо поправила девушка.

— А разница в чем? Аринка, Аришка… Она энто, огневочка наша…

— Погодите… Какая? Та, что утонула больше ста лет назад? — нахмурилась Юля. — Дядь Вань! Ну Вы-то?

— А где ж ты в деревне еще Аринку видала? С тех самых пор ни одной Аринки в деревне нету. Никто так дите не назовет, да никто и не женится никогда на девке с именем-то таким. Так что одна тут Аринушка. Больше нету, — развел дед руками.

— Ага… А та есть. Дядь Вань, вот признайтесь: вы все сговорились? — обиженно откинулась Юля на скамейку. — Неужели так хочется, чтобы мы уехали?

— Раньше уезжать надо было. Теперь уж она не отстанет, — вздохнул дед. — Ты пойми — Аринка — она ни живая, ни мертвая. Не человек она, огневка. Сущность, богами дарованная людям, загубившим и ее, и себя.

— Да утонула же она! А Вы о ней, как о живой говорите! Ну не может умерший человек обратно вернуться! Умерла она давно. Забудьте вы уже о своей огневке! Просто массовый психоз какой-то… — возмутилась девушка.

— Психоз, говоришь, массовый? — прищурился Иван Васильевич. — А вот и отец мой, и бабка моя ее своими глазами, вот как тебя, видали. И говорили с ней, как с тобой. Перед войной самой то было.

Аринку то в деревне боялись. Прежде она с Игнатовского участка не выходила, но все знали — как покажется кому — беде быть. Потому туда уж и не ходили вовсе от греха подальше. Боялись — а ну как пойдешь мимо, а она и покажется? А в деревне она и вовсе не появлялась.

А в сорок первом, как деревья распускаться стали, начала по дворам ходить.

К первому к Игнату пришла. Он за два года до того обженился, так у него сын родился, да вторым дитем жена на сносях была. Вышел Игнат утром на порог, да чуть не упал — стоит у него перед порогом девчушка, ручки на груди сложила, ножкой притопывает нетерпеливо, головку набок наклонила да на дверь глядит — ждет, значит. Ну, Игнат сразу понял, что за гостья к нему пожаловала, испугался. Стоит белее мела, шевельнуться боится, слова вымолвить не может — язык со страху отнялся.

А Аринка увидала его, усмехнулась.

— Спугался меня, Игнатушка? Нешто грех какой за тобой водится, что так боишься? — насмешливо глядя на него, спросила Аринка.

— Зачем пришла ко мне, Арина? Не трогал я тебя, и семья моя не трогала. Чем не угодил я тебе? Али обидел как нечаянно? — едва ворочая языком, проговорил Игнат.

— Нет, обиды от тебя не было, за то не бойся. Предупредить о беде к тебе пришла. Собирай жену свою, сына и уезжай с ними на север. Подальше уезжай.

— Надолго ли ехать нам, Аринушка? — спросил чуть осмелевший Игнат.

— Надолго. Ты насовсем уедешь, жена и дети вернуться смогут годы спустя, ежели того пожелают.

— А как же тут все? Дом, хозяйство… — в растерянности проговорил Игнат.

— Думай, Игнат. Крепко думай, что делать станешь. Тебе решать. Я тебе слово свое сказала. Неволить не могу и не стану. Только знай — сроку у тебя месяц. После один уедешь.

Сказала и растаяла. Почесал Игнат в затылке, да пошел курам корма задать. По двору-то ходит, а из головы у него Аринка все нейдет. И чего приходила? Зачем уехать просит? Да и как надолго уедешь? А хозяйство? А дом? А двор? Подумал Игнат, с женой посоветовался — та тоже ехать никуда не схотела. Да и куда ехать-то? На какой север? Кто их там ждать-то станет? Да еще и на сколько-то лет, а коль Аринка сказала — то точно. Да и на что? Нет, не дело это — с насиженного места срываться и в никуда ехать, да еще с дитем малым да женой на сносях. Вовсе то негоже.

А ввечеру Игнат узнал, что Аринка по всем дворам ходила, и со всеми один разговор вела. Вот чертовка маленькая! И чего она всю деревню выгнать собралась? Пошумели мужики, посоветовались, да и порешили не рыпаться. Кто ее, ту Аринку, знает, зачем ей надобно, чтобы все уехали?

Десять дней все тихо было, а потом снова Игнат, выйдя во двор по нужде, Аринку увидел. Чуть нужду-то со страху в штаны не справил. Он стоит, на нее смотрит, и она стоит, огонек из руки в руку перебрасывает, головку с боку на бок наклоняет, за ним наблюдает. Поиграли так в гляделки-то — мужик здоровый да девчушка махонькая, покуда ей не надоело.

— Пустить чтоль тебя в домик-то нужный? — скучающим голосом поинтересовалась у него. Игнат, вмиг покраснев от пяток до макушки, только и смог, что кивнуть. — Ну ступай. А то жену твою жалко — с дитем-то внутри тяжко ей стирать станет, — ухмыльнулась нахалка.

Игнат зайцем в нужник метнулся. Едва добежал. Сел и думает — выходить аль нет? Может, надоест колдовке его ждать, да уйдет?

— Не уйду, Игнат, не думай, — раздался насмешливый голосок прямо в голове. У мужика со страху процесс резко ускорился.

Справился Игнат, пот со лба рубахой утер, вышел. А Аринка сидит на перилах крыльца, ножкой покачивает, да из огненных шариков пирамидку строит.

— Полегчало тебе? — не отрываясь от своей игрушки, искоса взглянула на него девочка.

— Полегчало, Аринушка. Спасибо, — с трудом выдавил из себя красный как рак Игнат.

— Помнишь ли, Игнатушка, зачем я к тебе давеча наведывалась? — беря рассыпавшиеся огненные шарики, оставшиеся висеть в воздухе, и по одному кидая их в бочку с водой, стоявшую на углу дома, лениво поинтересовалась Аринка.

— Помню, Аринушка, — судорожно сглотнув, ответил мужик.

— И что решил? — подкидывая и ловя ручкой последний огненный шарик, поинтересовалась девочка.

— Не поеду я никуда, Аринушка. Тут земля моя родная, по ней мой дед ходил, прадед потом своим поливал… Куды мне-то срываться? — испытующе глядя на девочку, проговорил Игнат.

— Ну, ты-то точно поедешь, куда ты денешься, — усмехнулась колдовка, забрасывая шарик в огород. — А жена твоя что думает? Не страшно ей?

«От тебя страшно, чертовка маленькая! И чего пристала?» — подумал Игнат, а вслух ответил:

— Да чего бояться-то, Аринушка? Ты ж молчишь что страшного-то?

— Ну, коль меня боится, то хорошо, значит, страх есть. Авось и голова заработает? — усмехнулась Аринка. — А ты, Игнатушка, подумай крепко — здесь останешься али поедешь подальше? — колдовка спрыгнула с крылечка и пошла к выходу. Отойдя шагов на пять — Игнат уж вздохнул с облегчением украдкой — обернулась.

— Гляжу я, Игнатушка, в нужном домике думается тебе больно хорошо… Мысли разные в голову приходят, — Игнат вновь побледнел. — А коль так, то посиди в ем пару деньков, авось чего умного надумаешь? — глядя на него темными, словно ночь, глазами, со смехом в голосе проговорила Аринка. — Да, и не позабудь гляди: двадцать ден тебе осталось, чтоб семью увезти отсюдова, — уже абсолютно серьезно добавила девочка. — Ну что стоишь? Беги уже, думай! — насмешливо сказала она.

Игнат почувствовал резкий и очень сильный зов нужного домика. На ходу расстегивая штаны и перепрыгивая через грядки, помчался напрямки к нужнику, скромно стоявшему в уголке. Вслед ему несся заливистый детский смех.

На третий день, как из нужника выйти смог больше, чем на десять минут, Игнат к мужикам помчался про Аринку спрашивать — приходила ли? Приходила. Спрашивала, не надумали ль уехать. Всем напомнила, что двадцать дней им осталось, да исчезла. Да каждому памятку веселую дала — вроде как Игнату, тока кому что — кто чесался, кто икал… Двое тока ехать надумали, собрались, да уж и уехали. Аринка сама провожать их пришла.

Спустя неделю Аринка вновь по домам пошла. Пришла и к Игнату. В горнице появилась, когда они обедать тока сели. Игнат чуть не подавился, Аринку увидев, закашлялся. Маринка его по спине постукала, пока тот не раздышался, да Аринке присесть предложила. Мрачно постукивая носком туфельки по полу, Аринка чуть улыбнулась ей и перевела серьезный взгляд на Игната.