Когда группа Перкунас только-только сформировалась, они часто выступали в маленьких подвальных клубах. Там дреды то и дело касались потолка, когда Вуди качал головой, а про вентиляцию можно было вообще забыть. Спустя пару-тройку таких концертов басист уже знал половину публики в лицо, ведь тусовка была небольшой, и каждый раз приходили все. Вуди вспомнил об этом, когда увидел обеденный зал таверны, набитый под завязку от силы двумя десятками человек. Среди публики были и дети. Когда парни вошли, разговоры тут же превратились в обсуждение внешнего вида музыкантов, и младшая часть аудитории обсуждала громче всех. Ну да, местные же не видели металлистов… Но неужели они и кожаных курток не видели? Хотя… Они наверное очень дорогие в это время. Ну, в любом случае, дреды для них точно были как будто не с этой планеты! Да и знают ли они, что такое “планета”?

Пока Вуди думал, остальные заканчивали установку барабанов. Все пять решили не ставить, ограничившись тремя, самой широкой тарелкой (райдом) и хай-хетом. Хоть долбить во всю не планировалось, к бочке поставили кардан, ведь обычной педали не было. Парни стали проверять гитары.

Люд не думал затихать, все болтали в полный голос, жуя баранину и запивая пивом. Женщины обсуждали своих соседок (видимо, кто-то все же не пришел на концерт), мужики пили пиво, шутили и смеялись, дети бегали между столов. Отдельный стол стоял в углу, полный еды и кружек с уже налитым пивом – видимо, то был стол для группы. Нечай выглядывал из окна кухни. Вид у него был очень напряженным, как показалось Вуди. Неужели его так волновало качество их выступления?

Перо включил микрофон.

– Вечер добрый!

Несколько женщин вскрикнули от неожиданности, хотя не так уж и громко прозвучал голос вокалиста. Он продолжил, звуча спокойно и даже смущенно – совсем не как обычно в начале их выступлений:

– Мы – группа Перкунас из Рязани. Рады выступать в вашей замечательной… населенном пункте. Обычно мы играем очень… громкие песни, но сегодня в такой камерной обстановке мы решили провести вечер акустики, – он быстро повернулся к группе, и Вуди заметил дикий дискомфорт на его лице, что для самоуверенного Пера было аномалией. Мастер кивнул, и Рома вновь повренулся к публике – Первая песня называется “Предтеча”.

Долгого вступления на этот раз не было. Пуля начал отстукивать ритм по ободу рабочего барабана, с пятым ударом вступил Мастер. Гитара звучала чисто, без электрического искажения педали дисторшина. Не тот же звук, что у акустики, но достаточно близко. Мастер сыграл основную мелодию два такта, после чего с ударом по райду вступили Слава и Вуди. Гитары работали в гармоничном тандеме, бас гудел подобно великану, мычащему мелодию во сне. Женщины в зале ахнули, у мужчин брови поползли вверх, дети просто тупо уставились на музыкантов.

Ну да, они ведь наверняка в первый раз слышали звук бас-гитары! Гул во время грозы – вот, наверное, единственное, с чем они могли сравнить его. Только Вуди, разумеется, играл в сто раз мелодичнее грозы. Басист довольно ухмыльнулся: он у них первый! Он переводил взгляд с одного зачарованного женского лица на другое, пока случайно не встретился взглядом со сморщенным лицом бородатого старика. Мигом перестав ухмыляться, он подавил рвотный позыв и сосредоточился на игре.

Меж тем настало время Пера начать свою партию:

Ранний вечер – чернее ночи,
Стены кельи сотряс рев небес
Третий день, не смыкая очи,
Летописец несет свой крест…

Вместо хриплого и отрывистого речетатива он тянул ноты. Чистый вокал Ромы был не таким технически выверенным, как экстрим, ведь добавлять чистые партии в свои песни группа начала сравнительно недавно. С экстремальным вокалом у Пера было больше опыта, но это не значило, что он не мог по-настоящему спеть песню. Не все в его подаче звучало идеально, но дело тут было скорее в том, что текст “Предтечи” был написан по большей части под экстрим, без расчета на пение в куплетах.

Пуля играл медленно и размеренно. В отличие от обычной версии песни, где барабанщик во всей красе показывал свою скорость, здесь он создавал пространство между ударами, жонглируя одиночными и триолями. В полную силу звучала лишь бочка, очерчивая ритм в начале каждого квадрата, остальные же удары были легкими, почти призрачными, будто треск качающихся деревьев вдали или стук дождя по крыше.

Начался припев, и Мастер затянул мелодию, повторяющую вокальную партию Пера. Голос и струны вошли в симбиоз, резонируя друг с другом:

И голосами предков
Разверзлись небеса!
Пылают молний ветви
Их свет несет гроза…

Парни играли неуверенно, но слаженно. Львиная доля здесь являлась импровизацией, но опыт игры вместе и периодический джем на репетициях подготовили их к подобному. Песня получилась сырой, многие моменты звучали не очень хорошо без дисторшина, Перо несколько раз не попал в ноты, а конец получился скомканным. Но публика была неприхотливая, а потому с последним аккордом в зале раздались одобрительные возгласы и плач растрогавшихся женщин. Как ни странно, аплодисментов не звучало, хотя публика явно была довольна.

– Спасибо, – смущенно сказал Перо, хотя обычно на концертах он орал “СПАСИБО” во всю силу – Следующая песня будет звучать для вас… диковинно. Пожалуйста, не пугайтесь. Это песня о доме.

Превратить песню из металлического эпика в лирическую акустику – задача, сравнимая с написанием новой песни. За час они едва успели сделать одну. Чтобы не шокировать людей, второй в сет-лист было решено поставить одну из их баллад.

Мастер переключил настройки на пульте и сыграл аккорд. Дисторшин вернулся, но звук был мягким, тягучим, с каким-то потусторонним эхом. Пуля дал отсчет и лидер группы начал вступление.

– Ай, что делают! – услышал Вуди, отвлекшись со своего места, пока не настало время для баса – Иш какие бренчалки заморские мудреные привезли!

– А ну как бесовские бренчалки-то а?

– Да ты зенки-то разуй! Пальцами зажимает, рукой бренчит – все по-людски! Я на одном рынке видывал ларец такой – сам играет, знай себе крутилку крути!

Баллада меж тем медленно развивалась. Слава взял гитару поудобнее, поставил пальцы на аккорд, Перо поднял микрофон и набрал воздуха. Они вступили вместе:

Отец (Nickelback – The Betrayal (Act I))
Смотрят на меня небо и земля
Слышен только ветра вой
Сын уходит прочь, дальше от меня
Я крикнул ему в след… "Стой"
Ты говоришь, что это место, где мы росли с тобой
Теперь лишь только пережиток лет.
И глубоко внутри, я знаю, ты уже томим тоской
Но все же ты мне отвечаешь – "Нет".

Удар по центру райда, триоль и бочка. Пуля вступил вместе с Вуди, который вернулся на “сцену” как раз вовремя. Все пятеро теперь играли вместе, но это была не сокрушающая стена звука. Скорее – одинокая волна, возникшая посреди ночного океана в штиль. Она лишь набирала силу.

Помнишь черный дым над городом родным?
Помнишь, как горел наш дом?
Как мы с тобой вдвоем… боролись с тем огнем
Тогда наш выбор быть не мог другим.
С тех пор прошли года, ты вырос на моих глазах,
Мой сын готов покинуть дом.
Быть может навсегда, и голова моя седа
Решимость на лице твоем.