– О, славься, Перун, если это ты сотворил! – прохрипели истлевшие останки Пули, переползая через Мастера, дабы приложиться к сосуду с живительной влагой.

Прохлада разлилась по телу, давая столь желанное облегчение страданий. Голова все еще звенела как чан, да и гадкое ощущение на коже никуда не ушло, но теперь он хотя бы мог существовать. Наклонив ведро, чтобы слить чуть-чуть в ладонь, он трижды омыл лицо.

– На печень мог и не давить, – голос Коляна напоминал горловое пение эскимосов.

– Сорян. И за воду спасибо, прям, от души!

Знакомый звук раздался из-под кровати. С весьма важным видом оттуда вышла курица Валькирия, и вид у нее был гораздо более опрятный, чем у окружавших ее человеков.

– О, – пробасил Пуля – у Вальки новые перья появились.

Мастер с трудом уселся на краю кровати и хмыкнул, взглянув на курицу.

– А это она вообще?

– Вроде да…

– Надо хозяина разбудить и спросить, – лидер группы поднял ведро и тоже принялся пить.

– Слыш, Слав?

Слава продолжал спать, сидя в скрюченной позе, напоминавшей улитку, сползающую со ступени.

– Мы курицу потеряли!

Это заставило его проснуться, слегка хрюкнув.

– У-у-уй… – протянул он, безуспешно пытаясь распрямиться. Сделать это получилось лишь завалившись набок, – Где потеряли?

– Нам кажется, что это не она.

Снова сев, гитарист сощурил опухшие глаза на серую птицу.

– Да вроде она, – пробурчал он, невероятным усилием заставляя себя подняться и подойти ближе, – Точно она. Только перья выросли.

Слава взял Валькирию на руки и Пуля заметил, что руки гитариста выглядели еще хуже, чем его опухшее лицо.

– Воу-воу! Ты что, ночью решил стену побить?

– Ого… – Слава, похоже, и сам впервые видел кровавую корку на костяшках своих пальцев – Не знаю…

– Может, упал неудачно? – предположил Мастер.

– Ага, как Есенин на своей последней фотке! – Мастер, было, начал смеяться, но увидев озадаченно-опухшие физиономии друзей, перестал – Кхм… Кто-нибудь помнит, что-нибудь после выступления?

– Я помню, как вы опять зассали играть песни с первого альбома…

– Это было во время выступления.

– …а потом, как Перо учил бедных древнероссиян серклпитить, мошить и делать Стену Смерти.

– Нас на руках несли потом! – воскликнул Слава и тут же схватился за разболевшуюся голову.

– Точно! В какой-то кабак, – Пуля схватился за виски. – Блин, как туго мысли лезут…

Картинка складывалась очень нехотя, как будто каждый кусок пазла приходилось вырывать из цепких рученок капризного ребенка… Но она складывалась:

С последним аккордом «Черных Вод», что они сыграли на бис, на площади началась какая-то радостная вакханалия. Уставшие и мокрые с ног до головы от пота, бывшие ополченцы свистели и хлопали в ладоши. Несколько человек запрыгнули на сцену, чтобы заключить музыкантов в благодарные объятия, которые быстро переросли в поднятие каждого члена группы на руки и утаскивании их со сцены.

– Вперед к пойлу! – Перо зычно командовал толпе, тыча пальцем в неопределенном направлении – Навстречу веселью!

– Ромах, инструменты без охраны лежат! – напомнил Мастер с соседней кучи рук.

– Назад к сцене! – скомандовал вокалист и их понесли назад.

Благодарная публика помогла принесли все инструменты до корчмы, на втором этаже которой группе выделили комнату. Убедившись, что ничего не пропало, они закрыли комнату на ключ, предварительно подсыпав Валькирии еще зерна, чтобы она не побежала следом за Славой. Оказалось, что гулянка уже началась на первом этаже.

– И нам спели сначала… – вставил Слава – Когда мы только спустились…

– Блин, а точно! – глаза Пули впервые открылись полностью с момента пробуждения – Как там было-то? “То не это, что-то там, курица…”

То не грозное небо хмурится,
Не сверкают в степи клинки
То идут Святогора молодцы
Удалые ученики.
За победу их ветры молятся,
Ждут их тернии и венцы,
Разгулялися добры молодцы,
Распотешились молодцы!

Песня гремела тремя десятками голосов, поддерживаемая ритмичным топотом и ударами кулаков по столам. С ее окончанием кружки с медом взлетели вверх с радостными криками и свистом. Весь вечер члены группы Перкунас получали одобрительные хлопки по спинам. Разговоры лились рекой, как и содержимое бочек, которое очень скоро стало иссякать.

– А, это “Богатырская наша сила”, - вспомнил Мастер – Да, очень приятно было! Один Вуди отказывался пить из-за прошлого раза.

– Не один, этот гражданин тоже ломался как сухарь.

– Да я просто…. – Слава смущенно пожал плечами – Тоже не хотел травануться…

– Ну, технически, алкогольная интоксикация – это тоже отравление, – ухмыльнулся Мастер.

– Хех… Ну да, сейчас так и ощущается. А Вуди так и не пил?

– Непонятно. Я помню, как мы уговариваривали тебя, но Вадика – нет. Может, он себе другую компанию нашел? Вон, как дрыхнет.

Вуди действительно продолжал спать лицом к стене. Почувствовав силы, Пуля неуклюже поднялся и пару раз ткнул басиста в бок. Реакции не последовало.

– Вообще, я припоминаю, как он с кем-то разговаривал, – хмыкнул лидер группы, снова поднимая ведро, – с дедом каким-то.

Мастер сделал несколько больших глотков колодезной воды и передал ведро Славе, который чуть не выронил драгоценный сосуд, зашипев от боли.

– Знатно ты кого-то отколошматил, а, герой? – барабанщик ухмыльнулся, глядя на разбитые руки гитариста – Вадик тебя часа два хилять будет!

– М… Да я не помню, говорю же… – молвил гитарист, отлипнув от воды.

– Прикинь чего, Колян? Этот поехавший одному из тех гопников чуть глотку не перегрыз, когда он Валькирию бросил об стену!

– Серьезно?

– Просто я разозлился…

– Ага, и злым ты им не понравился. А вот зеленым только сейчас стал! Ау… – голова Пули выразила недовольство громкостью его собственного голоса – Мастер, а когда там уже анальгин изобретут?

– Ты водичку пей, и нормальной еды поешь. Может, у хозяина что-то осталось внизу? Надо пацанов разбудить, вдруг тоже захотят.

– Я знаю способ.

Пуля уселся на кровати рядом с затылком Пера, наколонился к нему и, выбрав интервал между храпами вокалиста, заговорил низким голосом:

– Ромах, а Ромах? Ты извини, что мы тебя налысо побрили вчера… За то у тебя теперь классная татуха со смайликом на макушке!

Рука, будто не связанная с остальным телом, медленно поднялась и коснулась головы своего хозяина, немного помусолив волосы между пальцев. Перо промычал что-то нечленораздельное в коровью шкуру.

– Не расслышал тебя, братан.

Ромина природная широкоплечесть стала проблеой, когда он попытался перевернуться на спину. С третьей попытки ему это удалось. Вялым движением он убрал волосы с лица, открывая друзьям картину, которую никто не ожидал увидеть.

– Ха! – Пуля разразился хохотом, и на этот раз даже головная боль не смогла его остановить.

Мастер и Слава тоже не сдерживали смеха. Перо приподнялся на одном локте, чтобы разглядеть их всех, что, ясное дело, у него не особо получилось из-за огромного фиолетового синяка, покрывавшего треть лица.

– Че ржете, черти? – свободная рука потянулась протереть заплывший глаз, но одно касание вызвало взрыв наиотборнейшей брани.

Парни уже задыхались, а Перо все не прекращал материться, подливая масла в огонь неиствого лолирования.

– Драный кусок ослиной мочи! Как я выступать буду теперь?! Как плохо выглядит хоть? Але?! Хрен ли вы ржете, как выглядит, спрашиваю?!

Трое уже, было, начали успокаиваться, но тут вокалист достал телефон, чтобы посмотреть на себя в отражении, и возможность сделать вдох снова ускользнула. Смеяться уже становилось больно. Пуля упал на кровать рядом с раненным товарищем и приготовился принять смерть от недостатка воздуха, ни о чем в своей жизни не жалея.