Мы выпили.

— Животные — это удивительное дело, — глубокомысленно сказал Лас. — Умны не по Дарвину. Вот у меня жил…

Кто у него жил: пес, кот, хомячок или аквариумная рыбка — я услышать не успел. Лас снова глянул в окно и позеленел.

— Там опять… летучая мышь!

— Комаров ловит, — напомнил я.

— Каких комаров! Она за столбом пролетела, как по заказу! Говорю тебе — с крупную овчарку размером!

Поднявшись, Лас решительно потянул вниз штору. Сказал решительно:

— Ну их… знал я, нельзя на ночь Кинга читать… Здоровенная такая мышь! Как птеродактиль! Ей сов и филинов ловить, а не комаров!

Вот ведь урод Костя! Я понимая что в зверином облике вампир, как и оборотень, становится придурок-придурком и контролирует себя слабо. Наверное, ему нравится носиться вот так вокруг ночного поезда, заглядывать в окна, отдыхать на фонарных столбах. Но надо же соблюдать элементарную осторожность!

— Это мутации, — тем временем размышлял Лас. — Ядерные испытания., утечки с реакторов, электромагнитные волны, сотовые телефоны… А мы все смеемся — фантастика, мол… Да еще бульварные газеты врут непрерывно. Ведь кому рассказать — решат, что спьяну почудилось или вру!

Он решительно откупорил свой коньяк. Спросил:

— Ты как вообще к мистике относишься?

— Отношусь, — с достоинством ответил я.

— Я тоже, — признался Лас. — Теперь — тоже отношусь. Раньше никак не относился… — он опасливо посмотрел на закрытое окно. — Вот так живешь-живешь, потом встречаешь где-нибудь на псковских торфяниках живого Йети — и съезжаешь с катушек! Или видишь метровую крысу. Или… — он махнул рукой и разлил коньяк по рюмкам. — Вдруг — и впрямь, где-то рядом с нами живут ведьмы, вампиры, оборотни? Ведь нет надежнее маскировки, чем внедрить свой образ в средства массовой культуры. Описанное в художественной форме, показанное в кино — перестает быть страшным и таинственным. Для настоящей жути нужна устная речь, нужен старый дедок на завалинке, пугающий вечером внучат: «А потом Хозяин ему показался и говорит: не отпущу тебя, замотаю-закручу, в буреломе сгинешь!» Вот так и появляется настоящая опасливостъ перед аномальными явлениями! Кстати, дети это чувствуют, не зря так любят рассказывать истории про Черную Руку и Гроб на Колесиках. А современная литература, особенно кино, размывают этот инстинктивный ужас. Ну как бояться Дракулу, если его уже сотню раз убили? Как бояться инопланетян, если наши их всегда в пыль размажут? Нет, Голливуд — это великий усыпите ль человеческой бдительности! Давай — за погибель Голливуда, лишающего нас здорового страха перед неведомым!

— За это — всегда! — с чувством сказал я. — Лас, а чего ты в Казахстан-то собрался? Неужели там хороший отдых?

Лас пожал плечами. Сказал:

— Я и сам не знаю. Захотелось вдруг экзотики — кумыс в подойниках, скачки на верблюдах, драки боевых баранов, бешбармак в медном тазике, красавицы с непривычными чертами лица, древовидная анаша в городских скверах…

— Какая? — не понял я. — Какая анаша?

— Древовидная. Она же дерево, только ей никогда вырасти не дают, — с таким же серьезным лицом, какое было у меня при рассказе про легучтлх мышей и ласточек, объяснил Лас. — Да мне все равно, я табаком здоровье порчу, просто экзотики хочется…

Он достал пачку «Беломора» и закурил.

— Сейчас проводник прибежит, — заметил я.

— Никуда он не прибежит, я на датчик дыма презерватив натянул, — Лас кивнул вверх. На выступающем из стены датчике и впрямь был натянут слегка надутый презерватив. Нежнорозовый и с пластиковыми шипами.

— Все-таки мне кажется, что у тебя неправильные представления о казахстанской экзотике, — сказал я.

— Да поздно уже думать, поехал — так поехал, — буркнул Лас. — С утра вдруг как стукнуло в голову — а не поехать ли мне в Казахстан? Вещи покидал, заместителю указания дал — ив поезд.

Я насторожился.

— Так прямо и собрался? Слушай, а ты всегда такой легкий на подъем?

Лас задумался. Покачал головой:

— Не очень. Но тут словно перемкнуло… Ладно, пустое. Давай еще на посошок… Он начал разливать — а я опять посмотрел на него сквозь Сумрак.

Даже зная, что искать, я с трудом почувствовал след, так изящно и легко было касание неведомого Иного. Уже затухающий, почти остывший след.

Простое внушение, на такое способен самый слабый Иной. Вот только как аккуратно все выполнено!

— Давай на посошок, — согласился я. — Тоже глаза слипаются… успеем еще наговориться.

Впрочем, мне ближайший час спать никак не светило. Предстоял разговор с Эдгаром, а возможно — и с Гесером.

Эдгар печально смотрел на обломки фляжки. Увы, вид у него сейчас был не тот. чтобы изображать скорбь — широкие трусы веселенькой расцветки, вислая майка и просачивающееся между трусами и майкой пузико. За своей физической формой Инквизиторы не очень-то следили, видно больше полагались на могучую магию.

— Ты же не в Праге, — попытался я его утешить. — Это Россия. У нас если бутылка не сдается — ее уничтожают.

— Теперь объяснительную писать, — мрачно сказал Эдгар. — Бюрократы в Чехии не хуже российских.

— Зато выяснили, что Лас — не Иной.

— Ничего мы не выяснили, — раздраженно буркнул Инквизитор. — Положительный результат был бы бесспорен. Отрицательный… ну, допустим, он настолько сильный Иной, что почувствовал ловушку. Вот и пошутил… в своем духе.

Я промолчал. Такой вариант и в самом деле нельзя было исключить.

— Не похож на Иного, — тихо сказал Костя. Он сидел на кровати, в одних трусая, мокрый от пота, тяжело дышащий. Похоже, слишком долго резвился в теле летучей мыши. — Я и в «Ассоли» его проверял. Всеми силами. И сейчас тоже… не похож.

— К тебе отдельный разговор, — обрезал Эдгар.

— Зачем носился у самого окна?

— Наблюдал.

— Не мог сесть на крышу и голову свесить?

— На скорости в сто километров? Я хоть и Иной, но законов физики отменить не могу. Сносит!

— Значит, лететь со скоростью сто километров тебе физика не мешает? А усидеть на крыше вагона — не можешь?

Костя насупился и замолчал. Полез в пиджак, не таясь достал оттуда маленькую фляжку. Глотнул — чего-то густого, темно-багрового, почти черного.

Эдгар поморщился:

— Как скоро тебе потребуется… пища?

— Если больше трансформироваться не придется — завтра к вечеру, — Костя поболтал фляжку в воздухе. Что-то тяжело плеснуло. — На завтрак еще хватит.

— Я могу… в связи с особыми обстоятельствами… — Эдгар покосился на меня, — выдать тебе лицензию.

— Нет, — быстро сказал я. — Это нарушает установленный порядок.

— Константин сейчас находится на службе Инквизиции, — напомнил Эдгар. — Светлые получат компенсацию.

— Нет, — повторил я.

— Ему необходимо питаться. А люди в поезде, скорее всего, обречены. Все до единого.

Костя молчал, смотрел на меня. Без улыбки, серьезно так смотрел…

— Тогда я покину поезд, — сказал я. — И делайте, что вам угодно.

— Узнаю Ночной Дозор, — негромко произнес Костя. — Умываешь руки? Вы всегда так поступаете. Сами же отдаете нам людей — и сами же презрительно морщитесь.

— Молчать! — рявкнул Эдгар, вставая и оказываясь между нами. — Оба — молчать! Не время для перебранок! Костя, тебе необходима лицензия? Или ты можешь продержаться?

Костя покачал головой:

— Не надо мне лицензии. Где-нибудь в Тамбове будем стоять, вылезу, поймаю пару котов.

— Почему именно котов? — заинтересовался Эдгар. — Почему… э… не собак, к примеру?

— Мне собак жалко убивать, — объяснил Костя. — Котов тоже… но где я в Тамбове возьму корову или овцу? А на маленьких станциях поезд недолго стоит.

— Будет тебе в Тамбове баран.. — пообещал Эдгар.

— Нечего… мистику плодить. С этого все и начинается — находят обескровленные трупы животных, пишут статьи в желтой прессе…

Он достал мобильник, выбрал в адресной книжке какой-то номер. Подождал — долго, пока мирно спящий человек не снял трубку.