— Джесс мертв. Хочешь верь, хочешь нет, но его убили Седрик и медная драконица. По словам Седрика, ему пришлось убить Джесса, потому что тот намеревался расчленить его драконицу и продать части ее тела в Калсиде.

— Седрик убил Джесса? — переспросил Лефтрин с нескрываемым изумлением.

Он был твердо уверен, что сделал это сам. То, что этот мерзавец оправился от побоев и уцелел в волне, казалось едва ли не чудом. И все ради того, чтобы потом погибнуть от руки хлыща из Удачного и полоумной драконицы?

— Они с драконицей твердят об этом в один голос.

— Не пойми меня неправильно, — попытался подобрать слова Лефтрин, — этот человек заслуживал смерти, как никто другой. Просто мне кажется невероятным, что Седрик мог с ним справиться, не говоря уже о том, чтобы вступиться за дракона…

Капитан не стал договаривать. Если охотника убил Карсон и, по какой-то причине, хочет приписать этот поступок Седрику — пусть знает, что Лефтрин не станет хуже о нем думать, даже если он признается.

— Все было кончено до того, как я туда добрался. От Джесса ничего не осталось, только немного крови в лодке Грефта. Драконица его съела.

— Что ж, подходящий конец, — негромко признал Лефтрин, силясь не улыбаться.

Не стоит рассказывать Карсону, что Джесса, скорее всего, измотала драка с капитаном, потому-то Седрик и сумел с ним справиться. Вот и все. Он вздохнул — отчасти с облегчением, отчасти изумленно. Седрик закончил его работу вместо него. Пожалуй, Лефтрин задолжал ему благодарность.

— Подходящий, поскольку Джесс оказался на борту для того, чтобы добыть драконью плоть. Верно? И ты об этом знал. Может, вы с ним даже договорились?

Тишина заполнила каюту, словно холодная вода — тонущее судно. Капитан не предвидел такого поворота. Карсон сидел спокойно, ожидая ответа. Лефтрин откашлялся и принял решение. Настала пора сказать правду.

— Вот как было дело, Карсон. Кое-кто припер меня к стенке и решил, что может требовать чего угодно. Мне сказали, что они пошлют с нами человека за частями драконьего тела для герцога Калсиды. Я на это не соглашался, но моего согласия и не требовалось. Поначалу я даже не знал, кто их человек. Даже опасался, что им можешь оказаться ты, из-за одной оброненной тобой фразы… Но затем, недавно, Джесс ясно дал мне понять, что на калсидийцев работает он и ждет от меня помощи.

Карсон сидел неподвижно, слушая, как только он и умел. Охотник медленно кивал, давая Лефтрину время подумать и выбрать, как лучше изложить всю историю.

— Перед самым ударом волны я был на берегу и пытался вышибить из Джесса дух. И до сих пор был уверен, что мне это удалось, или, может, волна завершила дело вместо меня. Так что я весьма удивлен, что это оказался Седрик. Но, честно признаюсь, я рад, что все закончилось.

— И все? Ты вовсе не собирался убивать дракона и продавать в Калсиду?

Лефтрин покачал головой.

— Карсон, я много чего натворил в жизни, и не все из этого было хорошими делами. Но я никогда бы не предал вот так Дождевые чащобы.

— И Элис? — уточнил Карсон, глядя другу в лицо.

— И Элис, — подтвердил Лефтрин.

В футляре, запечатанном личной печатью на воске, послание Джессу Торкефу от друга, которое требуется оставить у Дроста, хозяина таверны «Жаба и весло», до востребования.

Казалось странным снова двигаться вверх по реке, как если бы ничего не случилось. Тимара стояла на палубе «Смоляного», позабыв об инструментах в руках, и смотрела на густо заросшие лесом берега, медленно проплывающие мимо. Когда она сама сидела на веслах, ей не удавалось толком взглянуть на берег и заметить, как с течением дня меняется пейзаж. Она скучала по своей лодке, но в то же время едва ли не радовалась ее пропаже. Иначе ей пришлось бы грести в паре с кем-нибудь другим, не с Рапскалем, а об этом больно было даже думать.

Вместе с Карсоновой у отряда осталось всего пять лодок, и только в трех из них имелся полный набор снаряжения. На «Смоляном», к облегчению Тимары, нашлись запасные весла. Но все равно хранителям теперь приходилось грести посменно. А не в свой черед они оставались на борту баркаса и исполняли приказы капитана.

Теперь у них недоставало всего: ножей, луков и стрел, острог и рыболовных снастей, не говоря уже об одеялах, запасной одежде и некоторых личных вещах, какие каждый хранитель захватил с собой из дома. Грефт то и дело поздравлял себя с тем, как хорошо закрепил снаряжение. Тимаре даже хотелось его стукнуть. Лишь по чистой случайности его лодка пристала к тому же затору, куда выбросило удачнинского секретаря. Иначе Грефт оказался бы таким же нищим, как и остальные. Но теперь он охотился вместе с Карсоном. Две их лодки отбывали на заре, Дэвви помогал Карсону, а Нортель составлял компанию Грефту.

Тимару это скорее радовало; после того случая на дереве Нортель явился к ней с синяками на лице, пробормотал извинения за то, что «обращался с ней, как с товаром», и ушел. Девушка не знала, собственные ли это его слова или Татса, и не надеялся ли Татс чего-то добиться, принудив Нортеля извиниться.

Вот и еще одна больная тема. Тимара не хотела думать о гибели Рапскаля и зря тратить время, размышляя о нелепых замыслах Грефта касательно их будущей жизни.

— Так ты никогда не закончишь.

Голос Татса вырвал ее из задумчивости. Тимара оценила жалкие плоды своих усилий по превращению какой-то доски в весло. Она мало что знала о работе по дереву, но даже сама видела, что ее поделка никуда не годится.

— Все равно это всего лишь способ занять время, — пожаловалась она. — Даже если мне удастся добиться того, что эту штуку возможно будет использовать, река разъест ее за считаные дни. Даже настоящие весла уже начинали размякать и обтрепываться по краям, а их специально обработали против едкой воды.

— Пусть так, — признал Татс. — Но когда придут в негодность те, которыми мы гребем сейчас, останутся только наши поделки. Так что стоит запастись хотя бы ими.

Его попытка выглядела немногим лучше, только продвинулась чуть дальше.

— Любое весло будет лучше, чем никакого, — утешил себя Татс, глядя на свою работу. — Ты не подержишь эту штуку, пока я пробую пройтись скобелем?

— Конечно.

Тимара охотно отложила инструменты. Ее руки устали и ныли. Она придержала наполовину готовое весло, а Татс взялся за скобель. Он обращался с инструментом неловко, но все-таки сумел снять с рукояти весла короткую стружку, прежде чем лезвие наткнулось на сучок.

— Мне жаль, что в тот день все так вышло, — извинился Татс вполголоса.

Со времени того случая они еще не говорили о нем. Татс ни разу не пытался обнять ее или поцеловать — вероятно, подозревал, какой прием встретит. Его лицо было не таким потрепанным, как у Нортеля, только синяк под глазом еще не поблек.

— Знаю, — коротко ответила Тимара.

— Я сказал Нортелю, что ему следует извиниться перед тобой.

— Это я тоже поняла. Полагаю, это значит, что ты победил.