— Ты забываешь, — произнесла она, как будто обращаясь к реке. — Я же видела ее. И теперь знаю, что это.

— Потому что ты изменяешься точно так же, — едва ли не хлестнула ее этими словами Тимара.

Седрик между ними чувствовал себя так, будто его загнали в угол. И зачем только Сильве завела этот разговор, такой личный для хранителей, когда он сидит рядом?

А в следующий миг его внутренности скрутил страх.

Она обращалась не к Тимаре. К нему. Он вскинул руку к шее и закрыл ладонью полоску чешуи вдоль позвоночника. Карсон уверял его, что она пока что едва заметна. Что она еще даже не окрасилась, в отличие от розового цвета у Сильве или серебристого блеска у самого Карсона. Седрик не проронил ни слова.

— Я меняюсь, — признала Сильве. — Но мне предоставили выбор, и я согласилась. И я доверяю Меркору.

— Но ведь сегодня он тебя бросил, — заметила Тимара.

Седрик задумался, что это было: жестокость или просто бестактность.

— Я уже все обдумала — и то, что сказал Седрик, тоже. Если сегодня вечером меня не окажется на общей стоянке, Меркор вернется за мной. Я знаю. Но я буду на месте, и я смогу добраться туда сама. Он ожидает от меня именно этого. Я не ручная зверушка и не дитя. Меркор уверен, что я не только способна сама о себе позаботиться, но и заслуживаю внимания дракона, и в состоянии выжить без него.

— Почему он так верит в тебя? — почти сдавленным голосом выговорила Тимара. — Как ты смогла его убедить?

Сильве обернулась к ним, и загадочная улыбка озарила ее лицо.

— Сама не знаю. Но он предложил мне такую возможность, и я согласилась. Я пока еще не Старшая. Но однажды стану.

— Что? — хором переспросили Тимара с Седриком.

— Как? — добавила уже одна Тимара.

— Просто чуть-чуть крови, — почти шепотом ответила Сильве.

Седрик похолодел. Чуть-чуть? Сколько это — чуть-чуть?

Он пытался вспомнить, сколько крови хлебнул в ту ночь сам, и гадал, много ли требуется.

— Меркор дал тебе свою кровь? — недоверчиво переспросила Тимара. — И что ты с ней сделала?

— Он велел мне оторвать у него с морды маленькую чешуйку, — ответила Сильве тихо, словно рассказывала о чем-то священном — или пугающем. — Я так и сделала. Выступила пара капель крови. Он велел мне снять их чешуйкой. А потом съесть ее. — Сильве прерывисто вздохнула, сбившись с ритма гребли. — Это было… вкусно. Нет. Это был не вкус. Только ощущение. Это была магия. И она изменила меня.

Двумя сильными гребками Тимара вывела лодку со стремнины на мелководье. Она схватилась за нависшую над водой ветку и остановила суденышко.

— Зачем? — сам собой сорвался с ее губ вопрос.

Она обращалась как будто ко всей вселенной, с криком отчаяния и протеста против несправедливой судьбы, но ответила ей Сильве.

— Ты ведь знаешь, что мы такое, Тимара. Ты знаешь, почему некоторых из нас бросают сразу после рождения. Почему тем, кто изменяется слишком быстро, запрещено иметь супругов и детей. Если нас находят в младенчестве, то отказывают нам и в самом будущем. Потому что мы меняемся так сильно, что превращаемся в чудовищ. И умираем рано, породив других чудовищ, неспособных выжить. Меркор уверен, что подобные перемены происходят со всеми людьми, кто долгое время находится рядом с драконами.

— Не может быть! В Дождевых чащобах люди менялись, начиная с самого первого поколения поселенцев. Задолго до того, как драконы вернулись в этот мир, дети обрастали чешуей, а беременные женщины производили на свет чудовищ!

— Задолго до возвращения драконов мы жили там, где некогда жили они, и раскапывали города Старших. Мы присваивали себе их сокровища, носили их украшения, использовали драконьи коконы как древесину. Может, среди нас и не ходили драконы, зато мы ходили среди них.

Тимара долго молчала, осмысливая ее слова. Вода неслась мимо их лодки. Внутри Седрика все похолодело и застыло. Кровь. Драконья кровь изменяет Сильве. Две капли и маленькая чешуйка — вот и все, что потребовалось. Сколько же выпил он? На какие изменения обрек себя? Чудовища, так они говорят. Чудовища, которые живут недолго, чудовища, которым отказано в будущем. В животе его завязался какой-то тугой узел, и все затягивался, затягивался, пока не стало больно. Седрик чуть подался вперед, чтобы расслабить брюшные мышцы. Но девушки, кажется, ничего не заметили.

— Но ведь кровь, которую он тебе дал, только изменит тебя еще сильнее?

— Это была его кровь. Меркор говорит, что направит мои изменения. Он предупредил, что такое получается не всегда, и он не помнит всего, что следует сделать дракону, чтобы облегчить перерождение. Но он сказал, что Старшие возникли не сами по себе. Каждый Старший некогда был товарищем дракону. То есть почти каждый. Иногда люди начинали перерождаться, и даже без драконьего надзора изменения их не убивали. Так бывало с теми, кто ухаживал за коконами или присутствовал при вылуплении. Некоторые из таких людей становились прекрасными и жили долго, но большинство — нет. А те, кому драконы, сочтя их достойными, бережно помогали, становились исключительными и порой переживали несколько поколений.

На некоторое время слова у нее иссякли.

— Я не понимаю.

— Искусство, Тимара. Старшие были для драконов формой искусства. Они находили людей, которые, по их мнению, обладали должными задатками, и совершенствовали их. Именно поэтому они так ценили Старших. Всякий ценит то, что создал сам. Даже драконы.

— Но как же я? Я родилась с такими изменениями, какие обычно бывают только у древних старух. И с тех пор, как мы покинули Трехог, продолжала изменяться. Причем быстрее, чем когда-либо прежде.

— Я заметила. Поэтому и спросила у Меркора, не перерождает ли тебя Синтара. Он обещал узнать у нее.

— Я уже спросила, — призналась Тимара. — Я заподозрила, что она имеет к этому какое-то отношение. По случайной обмолвке Харрикина. Его дракон тоже его перерождает?

— Да. А Синтара изменяет тебя.

Снова повисло молчание.

— Нет, — возразила девушка. — Она сказала, что ничего не делает, а Меркор заявил, что если она не займется моими изменениями, то придется ему.

— Что?

Что прозвучало в этом потрясенном вопросе Сильве? Ревность? Неверие?

Тимара, по-видимому, тоже это услышала.

— Не волнуйся, — угрюмо ответила она. — Он не станет этого делать. Синтара сказала, что никому не позволит отобрать своего хранителя. Я обречена на ее общество, даже если она меня не хочет. Обречена на превращение, как бы я ни изменилась, к лучшему или к худшему, — глубоко вздохнув, заключила Тимара. — Нам стоит двигаться дальше. Я уже даже не вижу других лодок.

— Хочешь, я сяду на весла? — предложил Седрик.

— Нет. Спасибо, — отказалась девушка и тихо прибавила: — Думаю, я хочу еще некоторое время поработать.

— Я тоже перерождаюсь, — прокашлявшись, с трудом выдавил юноша.

Тишина.

— Да, мы заметили, — осторожно откликнулась Сильве.

Седрик перебрал дюжину вариантов следующей фразы, прежде чем нашел тот, в котором не упоминалась бы драконья кровь и то, как именно он ее попробовал.

— Иногда я боюсь, что Релпда не вполне понимает, как влиять на происходящие во мне перемены.

— Наверное, все мы немного этого боимся, — посочувствовала ему Сильве.

И Седрик не нашелся, что ответить.

Тимара опустила весло в воду, вытолкнув лодку с мелководья. Они двинулись дальше, преодолевая неспешное течение.

Содержимое: официально зарегистрированное уведомление от Геста Финбока всем торговцам, постоялым дворам и поставщикам Трехога и Кассарика, которое следует размножить и довести до общего сведения. Пожалуйста, примите к сведению, что с первого дня месяца Золота Гест Финбок не несет ответственности за любые долги, принятые на себя Седриком Мельдаром или Элис Кинкаррон.