Что ты знаешь, прошептал страстный голос в глубинах его разума, о мыслях морских обитателей? Ее ногти вонзились в его плоть, и за спиной он чувствовал всех остальных – стену из тихо тлеющих костей. Они подходили ближе, почуяв его кровь. И откуда ты знаешь, что это именно они закрыли нам вход в мир людей?

– Этого я не могу обсуждать.

Ее тело потянулось к нему, холодные пальцы прошлись по волосам. Губы ее, что прошлись по нему, тоже были холодны, но, как наркотик, зажгли в нем огонь. То, что было туманом, теперь казалось стенами, что обступили его, светясь фресками и светом от нескольких свечей, и она вытащила украшенные драгоценностями заколки из волос и шелковых бантов, что удерживали ее одеяние. Ну и зачем же ты пришел?

Ее груди были округлы, как дыни, когда она прижалась к его телу, шелковисто-нежны и тяжелы, и снова он ощутил скрытое тепло – не от ее плоти, но от какой-то сердцевины пламени внутри. Ее запах дурманил его. Его руки с силой сжались поверх ее, прерывая ласки. – Заключить с тобой сделку, леди, – сказал он сухим охрипшим голосом. – Ничего более. Я давно женат, у меня дети.

Он знал, что если овладеет ею, это даст ей власть над ним, точно также, как если бы он что-то съел или выпил в королевстве демонов. Но говорить было тяжело, тяжело было даже думать, когда в крови пылало, билось и слепило желание.

– Я пришел просить твоей помощи против морских тварей, чтобы они не сделали с тобой того, что сделали с нами.

Она вывернула запястья из его захвата – это было похоже на попытку удержать за передние ноги взбесившуюся лошадь – и приподнялась над ним, ее черные волосы кружили вокруг нее водоворотом, а золотой с алым шелк ее одежды спадал до бедер.

Сделку? СДЕЛКУ? С НАМИ?

Когда ее губы приподнялись, он увидел, что во рту были клыки; в любом случае он знал, что когда он закрывает глаза, она не похожа на женщину. Но им владело желание схватить ее, подмять под себя, заставить раскрыться ее рот и бедра, так что он быстро скатился с дивана и встал, дрожа, в изголовье.

– Это честная сделка, – сказал он. – Но быть твоим слугой в нее не входит.

Они долго смотрели друг другу в глаза, и он заметил, что догадался верно: ее гордость больше задело не то, что с ней заключит сделку смертный, а то, что он будет действовать как свободный агент, не подвластный ее желанию. Она оскалилась и зарычала, и какой-то миг он видел ее такой, какая она есть.

Потом его схватили демоны, что были сзади: боль, холод, и из легких вырвался вздох. Слепящая тьма и ревущая мука огня.

Если я умру в этом королевстве, подумал Джон, я останусь тут навсегда. Заклинания Мэб укрепили его тело, хотя согласно Гантерингу Пеллусу, демоны редко или даже никогда не убивали тех, кто пришел в их владения, хотя как энциклопедист получил эту информацию, не сообщалось. Закованный голым между колоннами раскаленного докрасна железа, когда его тело постепенно покрывалось ранами от хлыстов демонов, Джон был не слишком успокоен сообщением Энциклопедии, даже если это была правда. Если он не мог умереть, то и сознание потерять он тоже не мог, а слуги Королевы Демонов были весьма изобретательны в использовании китового уса с бритвенно-острыми краями и кожаных ремней. Дотис – или это был Геронекс из Эрнайна? – он заставил разум найти это упоминание – писал, что мудрецы из древнего королевства Корей использовали определенные магические формулы, чтобы справляться с болью, но Джона вынудили прийти к выводу, что скорее всего это ложь.

Все, что тебе нужно сделать – попросить, прошептал голос Королевы в кричащей сердцевине его разума. Все, что тебе нужно сделать – попросить.

Попросить моего милосердия. Попросить моей благосклонности. Попросить моей любви.

Казалось, он лежит на открытом воздухе, под белым, подернутым ужасом небом. Оковы крепили его запястья и лодыжки к чему-то, что голой спиной ощущалось как каменный круг, хотя он видел, как над растопыренными пальцами шевелилась тонкая серая трава под безветренными ветрами чужого мира.

Над ним зашелестел шелк. Он повернул голову, прищурился – не вспомнив, что случилось с его очками – и увидел, что прямо над ним стоит Эогила. Он знал – то, что вот-вот произойдет, будет хуже, чем предыдущая иллюзия. – Знаешь, они бы никогда не послали меня совершить сделку, если бы была какая-то возможность открыть зеркало снова. Это не так. Этого нельзя сделать.

Она держала золотую чашу. Обмакнула в нее пальцы и вытащила их. – И чего ради мы тогда должны тебе помочь?

Она стряхнула жидкость с пальцев на его тело. В том месте, где она ударилась, ощутился смертельный холод, а потом сразу начало зудеть, медленно дымить и тлеть.

– Потому что то, что вы делаете со мной, морские твари могут сделать с вами – по тем же причинам. Может, боль демонов вкуснее, чем боль людей. Я взгляну, когда вернусь – кажется, это у Гантеринга Пеллуса, или может, у Куриллиуса, хотя Куриллиус неточен даже в том, сколько лошадей вам понадобится для путешествия до Границ. Но знаешь, если они захватят южное королевство, они смогут добраться до вашего зеркала.

Она зачерпнула жидкость из чаши и тонкой струйкой вылила ему на лицо. Он отдернул голову и жидкость обрызгала его щеки и шею, сжигая плоть, въедаясь все глубже и глубже.

– Думаешь, мы не можем позаботиться о себе сами?

– Думаю, можете. – Ему пришлось сделать усилие, чтобы голос звучал ровно, чтобы ужас от усиления боли не разрушил его мысли. – Но я думаю, это будет неправильно, ужасно, если война демонов будет вестись на землях людей. Я заключаю сделку не для того, чтобы вы могли выйти отсюда, а для того, чтобы вас наконец оставили в покое.

– Мы не хотим покоя, человек. – Она присела на корточки за его головой, потянувшись, оттянула его подбородок назад, пристроив ободок чаши к губам. – Мы хотим мести тем, кто заточил нас здесь. – Она зажала его ноздри, заставив рот открыться и влила яд, а он давился и задыхался, глотая его. – Все, что нам нужно, так это один слуга в королевстве смертных, чтобы начать. И это может быть весьма приятным. – Она улыбнулась и обмакнула пальцы в чашу. Медленно, сладострастно она чертила на его теле заклинания, линии огня и боли, что въедались в его тело до тех пор, пока мысли не померкли в агонии, которая все же не полностью поглотила его способность чувствовать. Затем она опорожнила остатки из чаши на камень рядом с ним и поднявшись, неспешно пошла прочь по бесконечной серой траве.

Он пришел в себя, снова лежа на диване. Саднило и внутри, и снаружи, словно все это наваждение было на самом деле. Когда глаза его были закрыты, он осознавал, что вокруг него толпились и перешептывались остальные демоны, но когда он услышал сухое трение ее шелков и волос поблизости и открыл глаза, рядом была только она. Туманы пропали и в комнате на стенах появились росписи – олени и рыбы; окна были распахнуты в жасминную и апельсиновую тьму.

Она снова спросила его: – Чего ты хочешь?

Больше всего ему хотелось попить воды, но он удержался и не сказал этого. Выпив яд против воли, он полагал, что это не в счет, даже если и вправду это не было наваждением. Он привстал и закашлялся, боль даже от этого была мучительна, словно весь он внутри был изранен.

– Я хочу заклинание, которое оградит машины от магии морских тварей, – сказал он. Он потер запястья, ощущая кровоточащие ссадины от оков, хотя на коже не было следов. – Мы построили несколько штук – машин, то есть – и нам нужно их все защитить.

– Сделано. – Из складок своего одеяния она достала пузырек из багрово-красного стекла, словно вырезанный из засохшей крови.

Джон слабо усмехнулся. – У тебя и в самом деле нет карманов в этом балахоне, да, милая? – и был вознагражден ударом боли, словно она воткнула ему в живот нож и повернула его там.

Чувства юмора нет, подумал он, как только снова смог дышать. Этим тут ничего не добьешься.

Он подслеповато прищурился и чуть было не попросил обратно очки. Но возможно, она бы посчитала это одним из трех традиционных вопросов – почему их всегда было три? – хотя, как ни странно, он как-то видел сигл Мэб, который сиял где-то за стенами. Может быть, этих стен на самом деле не существовало. – Я хочу заклинание, которое освободит и магов, и драконов от рабства морских тварей и снова восстановит их собственные мысли и желания.