Всё ещё возбуждённо перешёптываясь, Квинт и Марис медленно шагали вдоль центрального канала, вырытого от Башни Ветров. Вода, приводимая в движение большим ветряным колесом, проходила, по узкому каналу в трубы, идущие почти во все дома Санктафракса, кроме самых старых. Слушая Квинта, Марис нащупала в кармане маленький кусочек небесного кристалла и рассеянно запустила его в пенящийся поток.

Она отвернулась:

— Это ужасно.

— Это было ужасно, — подтвердил Квинт. — Сопение, хлюпанье, шарканье — и это свечение. Кроваво-красное.

Марис передёрнуло.

— Как будто без этого каменные соты недостаточно предательская вещь. А тут ещё ты рассказываешь об… об… о чём?

— Я не знаю, — сказал Квинт. — Я раньше никогда ничего подобного не видел и не слышал. Но, кажется, мне повезло, что я остался жив.

Марис слабо улыбнулась. Квинт повернулся к ней.

— Марис, — сказал он, — ты уверена, что всё ещё хочешь туда, вниз?

— Что? — сверкнула глазами Марис.

— Я подумал… что в этой дряхлой клетке и с этими проклятыми каменными сотами, не говоря уже об этом кроваво-красном чудовище… ещё не поздно отказаться от этой идеи.

Марис фыркнула:

— Отказаться! Еще чего, я не собираюсь отказываться от своего решения. Встретимся на Западной Пристани через час после захода солнца. — Она отвернулась и заспешила прочь.

Квинт стоял и глядел вслед маленькой фигурке, удалявшейся от него с деловым видом. Лицо Квинта выражало крайнюю озабоченность.

Марис стояла в тёмном коридоре перед запертой дверью спальни отца. Её глаза покраснели, ноги с трудом держали её. Костяшки пальцев болели от стука в дверь.

Ей было неприятно делать что-то без разрешения своего отца. Уходить, не поцеловав его на прощание, было ещё хуже. Это выглядело предательством. Но она должна узнать секрет подземной камеры, каким бы страшным он ни был. И Квинт должен помочь ей.

Она почувствовала укол ревности. Почему её отец обратился за помощью к этому сыну воздушного пирата, вместо того чтобы довериться ей, родной дочери? Она тряхнула головой. Для таких отрицательных эмоций не было времени. В конце концов, Квинт не виноват. Она должна быть благодарной Квинту за информацию, вместо того чтобы сердиться на него. Марис снова обратила внимание на дверь. Она очень хотела увидеть отца перед уходом. Она хотела, чтобы он знал, что она его любит, что гордится тем, что она дочь Высочайшего Академика, независимо ни от чего. Если бы он только её впустил!

— Открой! — взвизгнула она и заколотила в дверь с новой силой. — Ради Небес.

Раздался металлический щелчок, и ключ повернулся в замке. Дверь открылась, и показалось лицо Вельмы.

— Госпожа Марис! — резко сказала няня. — Что вы тут вытворяете?

— Я хочу видеть отца.

— Ваш отец отдыхает, — добавила Вельма мягче. — Он строго-настрого запретил впускать кого бы то ни было.

— Но…

— Марис, Высочайший Академик пережил страшные потрясения, — объяснила Вельма. — Он не будет даже разговаривать.

— Он будет говорить со мной, — сказала Марис. — Я знаю, он будет.

Вельма выскользнула за дверь, закрыв её за собой.

— Моя маленькая конфетка, — сказала она, нежно погладив Марис по щеке. — Он особо приказал не впускать тебя.

Марис тяжело вздохнула. Комок стоял в горле.

— Он не любит меня больше?.. — прошептала она. Слёзы закапали из глаз.

— Конечно, он любит тебя, глупышка! Поэтому он и не хочет, чтобы ты видела его сейчас. Его лицо всё в синяках и царапинах, ухо страшно поранено. — Брови Вельмы нахмурились. — Марис, ты и сама не слишком хорошо выглядишь. Нос распух, глаза красные. — Она вытащила из передника платок. — Возьми!

Марис взяла платок, вытерла глаза и высморкалась.

— Извини, — сказала она. — Я глупая. Кроме того, отец очень устал.

— Спит, как дитя, — подтвердила Вельма.

Марис храбро улыбнулась:

— Спасибо тебе за то, что ухаживаешь за ним. Я знаю, лучше тебя этого никто не сделает. — Она потянулась вперёд и чмокнула няню в её толстый нос. — Скажи ему, что я его люблю, несмотря ни на что.

— Конечно, — сказала старая няня.

Следя за удаляющейся фигуркой Марис, Вельма почувствовала уколы совести. Ей было не по душе лгать Марис. Но Вельма при всём желании не смогла бы описать состояние, в котором находился Высочайший Академик. Большая окровавленная повязка вокруг его головы была уже достаточно удручающей, но даже если бы Вельма захотела — а она не хотела, — то не смогла бы описать ужас, застывший в его немигающих глазах.

Линиус Паллитакс не спал, как уверяла Вельма. Он сидел в постели, напряжённый, подавленный, уставившись на что-то, видное лишь ему одному.

— Она опаздывает, — прошептал Квинт.

Час после заката, сказала она. Солнце исчезло за горизонтом в пять минут восьмого, а колокол на вершине Большого Зала собирался бить девять. Квинт беспокойно высматривал Марис по всей Западной Пристани.

С наступлением темноты быстро холодало. Квинт топал ногами и махал руками, пытаясь согреться. Он шагал взад и вперёд, взад и вперёд.

Хотя он старался не привлекать внимания, он всё-таки попался на глаза одному из стражей, массивному плоскоголовому с глубоким шрамом, от брови до левой щеки. Страж подошёл к нему:

— Ты ошиваешься здесь уже почти два часа. — Он вплотную приблизил своё лицо к Квинту. — Ты кто?

— Я… я ученик, — объяснил Квинт. — Ученик Высочайшего Академика, — добавил он, надеясь, что упоминание такого сана побудит стража оставить его в покое.

Так и произошло. Но Квинт не мог не заметить интереса, промелькнувшего по лицу стража, когда тот отворачивался, чтобы удалиться. Он закусил нижнюю губу, сожалея, что слишком много сказал. В Санктафраксе не следовало добровольно выдавать никакую информацию. Кто знает, что этот страж сделает с полученной им новостью?

Квинт осмотрелся, пытаясь определить, куда пошёл страж, но плоскоголовый уже исчез в косматых клочках дымки. Движение на пристани было оживлённым, но стража не было видно. Вместо него Квинт обнаружил другое знакомое лицо. Это был субъект с серебряным наносником, которого он встретил на Ступенях Виадука. Квинт уже хотел было поздороваться и извиниться за столь поспешный уход, когда что-то заставило его сдержаться. Незнакомец подозрительно часто оглядывался. Возможно, он кого-то искал. Квинт поднял свой капюшон и спрятался между двумя стойками местных торговцев.

Колокол пробил девять часов.

— Что-то случилось, — сказал себе Квинт. — Ухожу.

Не опуская капюшона, он повернулся и зашагал, сразу же врезавшись во встречного пешехода.

— Извините, — сказал Квинт. Он задержался и удивлённо спросил: — Профессор?

Рука поднялась, откинула капюшон, и Квинт увидел зелёные глаза Марис.

— Ты! — удивился Квинт. — Где ты была?

— Я. — начала Марис. Фонарь дрожал в её руке. Лицо морщилось. — Не сердись на меня.

Квинт нахмурился. Он не привык видеть Марис настолько расстроенной.

— Я уже сто лет жду, — сказал он несколько мягче.

— Извини, Квинт, — тихо сказала Марис. — Я хотела увидеться с отцом. Я хотела.

Квинт втащил её обратно в тень между двумя прилавками. Где-то рядом околачивались и плоскоголовый страж, и тип с фальшивым носом, поэтому осторожность не помешает.

— Как твой отец? — прошептал Квинт. — Утром он был в ужасном состоянии.

— Спит, — ответила Марис. — Я не хотела его беспокоить.

Квинт кивнул. На её щеке сверкала в лунном свете дорожка из кристалликов соли. Она явно недавно плакала.

— Пошли, — сказал он тихо. — Посмотрим сами, что он обнаружил. — Квинт протянул руку, чтобы взять за руку Марис, и наткнулся на что-то твёрдое и холодное. — Что это?