— Настой выглядел лучше, — сказал он.

— Настой, который жители Дремучих Лесов продают доверчивым академикам, без сомнения, безвреден, но и абсолютно бесполезен. А это… — он откупорил шипящую бутылочку и подал её Линиусу, — это тебя исцелит, Линиус, как телесно, так и духовно. Оно восстановит тебя как личность.

Линиус поднял бутылочку к губам и сделал крошечный глоток, готовый выплюнуть, если будет слишком противно. Но вкус был приятный, очень приятный. Довольная улыбка расплылась по его лицу, и он одним махом осушил бутылочку.

— Прекрасно, Бунгус. Знаешь, я уже чувствую, как это действует… — Он сидел, почёсывая ухо сквозь повязку. — Чешется…

— Значит, лечит, — сказал Бунгус. — И глаза стали яснее. Можешь продолжать свой рассказ?

— Мой рассказ… — вздохнул Линиус. — Мой рассказ. Я с трудом заставляю себя говорить, но я чувствую, что должен. — Он посмотрел на Марис. — Могу только надеяться, что моя дочь не станет относиться ко мне хуже, когда я закончу.

— Ты не можешь сказать ничего, что бы заставило меня любить тебя меньше, — серьёзно сказала Марис. — Я тебе обещаю. — Она улыбнулась. — Ты говорил о Кабинете Чёрного Дерева.

Линиус кивнул:

— О Марис, моя дорогая дочь, Кабинет Чёрного Дерева — одно из древнейших сокровищ Дворца. Старейших и таинственнейших. Твизл даже не упоминал о его существовании, пока не убедился, что может мне доверять. На его стенах в резьбе по дереву запечатлена история Санктафракса. И какая резьба! Подробнейшие резные картины со сложными узорами, в резных рамах.

— И абсолютный кошмар для поддержания чистоты, — пробормотал Твизл. Он оставил поднос и ушёл из комнаты. Уж он-то не мог тратить время на болтовню, у него была важная работа.

Его ухода никто не заметил.

— Это чудо, — увлечённо продолжал Линиус. — Изображение кажется почти живым. А какие истории оно рассказывает! Благословение парящей скалы, брат Руктус и Бандербер, легенда Башни Имён, осада Большого Небесного Дракона… Когда я присматривался к ним более основательно, я заметил, что каждая сцена была окружена переплетающимся узором, подобным переплетению шиповников Дремучих Лесов. Сначала я считал их простым декором, но это было не так. Тщательное изучение древних свитков показало, что это причудливое угловое письмо Древнего Языка. Это было в действительности послание Первых Учёных, торжество гениев, бывших прежде нас. — Глаза Лиииуса светились почти детским восхищением.

Марис улыбалась. Она давно не видела отца таким оживлённым.

— Только подумай, Марис! — восклицал он.

— Кабинет Чёрного Дерева хранит почти полную запись истории Санктафракса, со дня, в который древние академики закрепили парящую скалу Якорной Цепью; за века гармонии и науки, далее Великий Раскол, когда академики разделились на Школы Земли и Неба, и до Первых Чисток. И тут — стоп! Возможно, резчики, принадлежавшие к землеведам, тоже были выдворены из Санктафракса. — Он потряс головой. — Это такой позор!..

Снаружи ударил колокол в Большом Зале. Марис нервно вздрогнула. Квинт уже слишком долго остаётся один в каменных сотах.

— А Древняя Лаборатория? — вернула она отца к теме его рассказа. — Там было и о ней?

— Да, — сказал Линиус, и его лицо снова засияло. — Меняющееся лицо Санктафракса запечатлено в течение веков. Строительство зданий, Центрального Виадука, Сокровищницы… я имею в виду Большую Лабораторию, — поправился он, когда Бунгус еле слышно буркнул. — И сооружение Большого Западного Туннеля. Он вёл к Древней Лаборатории, вход в него был возможен лишь из небесной клетки.

Вообразите моё возбуждение, когда я наткнулся на утерянный научный центр, учреждённый когда-то утонченнейшими умами Санктафракса. Я едва мог дождаться момента, когда я сам увижу его. — Он нахмурился, — Но существовали проблемы. Из более поздних резных панелей следовало, что лабораторию покинули, а туннель, ведущий к ней, заблокирован. В более поздних резных картинах ни о Древней Лаборатории, ни о Большом Западном Туннеле не упоминалось. — Он виновато опустил глаза. — Мне надо было остановиться именно тогда. Но я не мог!

— Нет? — сказала Марис с упрёком в голосе.

Линиус с нежностью во взгляде посмотрел на неё:

— Да, я знаю, я забросил тебя. Прости. Я забросил все мои обязанности. Но я не мог иначе! Это было слишком увлекательно. Чем больше я узнавал, тем больше я должен был узнать. Я исследователь, — наверное, это за все мои грехи, понимаешь, Марис?

— Я. думаю, что да, — с колебанием в голосе ответила Марис.

— Я был великий открыватель, разгадывающий забытые секреты целого затерянного мира. Сначала прогресс был ничтожным. Древний шрифт был труден для понимания, и ещё труднее для перевода был архаический диалект. Приходилось много раз посещать Большую Библиотеку. — Он снова остановился. Марис заметила его благодарный взгляд, направленный на Бунгуса. — Я тебе столь многим обязан, Бунгус. Это ты показал мне старинные словари. Ты обучал меня основам Древнего Языка. И ты научил меня ориентироваться в фондах библиотеки, в её деревьях и ветвях. — Он потряс головой. — Если бы я только знал, что ты был там.

— Да. Пожалуй, стоило мне обнаружиться, — отозвался Бунгус. — Я бы смог вбить немножко здравого смысла в твою мудрую голову и подавил бы эту безрассудную затею в самом зародыше.

— Ничто уже не могло меня остановить. Я был одержим, я был заражён, Бунгус. Я был убеждён, что в Древней Лаборатории происходило нечто невероятное, и я должен был идти дальше, до тех пор пока не уясню для себя, что же именно там происходило. Наконец, в течение долгих недель, я выяснил всё, что можно было выяснить из найденных документов. Очередь была за практическими шагами.

— Но я думала, что лаборатория заблокирована, — сказала Марис.

— Она и была заблокирована. Но моё любопытство было безудержно. Я должен был увидеть сам. Так я впервые использовал клетку Нижнего Неба. — Он наклонился вперёд и понизил голос. — Я был предельно осторожен. Кроме трудностей маневрирования клеткой я должен был держать в тайне цель моих упражнений. В глазах моих коллег-академиков уже сам интерес Высочайшего Академика к Нижнему Небу был предосудителен. Но если бы они заподозрили, что я заинтересовался вопросами землеведения. — Он драматически замолчал и пристально посмотрел на Марис. — Моя жизнь не многого бы стоила.

Широко раскрыв глаза, Марис прислушивалась к каждому слову отца, описывавшего свой спуск в небесной клетке. В её памяти всплыли все ужасы, которые пришлось им пережить: обрыв цепи и стремительное падение сквозь холодный ночной воздух.

— Из-за того, что скала продолжает непрерывно расти, вход в туннель ушёл от траектории клетки, и мне пришлось потратить много усилий, чтобы достать до него. Но я ни разу даже не помыслил прекратить свои попытки. Наконец я намотал швартовочный конец на выступ скалы, закрепив клетку у входа в туннель.

Марис кивнула. В её воображении предстал Квинт, проделывающий то же самое.

— Когда я вошёл в туннель, мне повезло: пока скала росла, туннель разблокировался. Громадный камень, закрывавший проход, сдвинулся, и я смог протиснуться мимо него. Когда я сделал это, оставив на выступах клочья одежды, передо мною предстала дверь, которую я уже много раз видел на бумаге и на пергаменте, нарисованную чернилами и тушью и, конечно, вырезанную на священном чёрном дереве. Видеть её воочию было чем-то совершенно иным. — Он поколебался, подбирая слова. — Вход в Древнюю Лабораторию — и я, Линиус Паллитакс, Высочайший Академик Санктафракса, первый академик, увидевший её с тех пор, как она была запечатана много веков назад.

Ледяную дрожь ощутила Марис при этих словах. Она представляла, как он себя должен был чувствовать.

Я подошёл к большой рельефной двери, сердце отчаянно колотилось… — голос Линиуса стал тихим и почтительным, — потрогал её. Меня как будто ударило электрическим зарядом. Я вздрогнул всем телом, Волосы встали дыбом. Я знал, что нахожусь на грани потрясающего открытия. Как попасть внутрь?