Меня одолевала усталость. Заболели пальцы, сжимавшие рукоятку СУЗ-IV, и я рассеянно сунула парализатор обратно в кобуру. То, что годится для личной защиты, бесполезно, когда… Я потеряла нить рассуждений: раздался взрыв, и еще, и еще, и я снова прижалась к высокой стене. Они, наверное, ведут огонь по-прежнему с кораблей, а вот шум идет снизу, от гавани. А что здесь? Если они разрушили мосты, то теперь поворачивают оружие на город.

Я вытерла губы. Пыль скрипела на зубах, донимала жажда, уже почти мучительно. Ветер нес запах гари. Солнце осветило остроконечные башенки на скале над Площадью. Я постояла в холодной утренней тени, а затем, без какого-либо обдуманного решения, пошла по открытому пространству. Все еще есть один мост, у Восточной стены. Итак, если дойти до конца этой стены и спуститься с холма на узкие улочки, я попаду к Восточной стене (в зону обстрела), к мосту (в сторону от дыма горящих зданий… да, но с какой скоростью распространяется огонь в сухое лето?) и выйду из города.

«Блейз, — подумала я. — Рурик».

Я остановилась, теперь почти у дальнего края Площади, все еще вблизи стены, окружавшей Дом-источник. Сложенная из обожженного глиняного кирпича, она была холодна в этот ранний час: я протянула руку, чтобы опереться. Находившиеся менее чем в ста ярдах дома телестре представляли собой пустыню из валунов и балок, от которых вздымалась в солнечном свете пыль. Прояснившееся небо было молочно-голубоватым, и его, словно стая диких гусей, покрывали яркие отверстия, оставшиеся от булавочных уколов, — дневные звезды, эти приметы жаркого, ясного дня. Возможно ли теперь вернуться в Цитадель? Видневшаяся вдали тропа в скале была пуста. Есть ли в этом какой-нибудь смысл? На кромке скалы были видны лишь несколько крошечных на этом расстоянии фигур.

«Рурик, — подумала я. — Блейз».

Земля содрогалась. Я отошла, спотыкаясь, от высокой стены. Ее длинная тень закрывала от меня солнечный свет. На каменных плитах валялись обломки кирпича, разорвавшие при своем падении путаницу лозы кацсиса , из которой сочился прозрачный сок. Я стояла и смотрела вверх, так сильно запрокинув голову, что она закружилась. Вернется ли орнитоптер? Прошло уже несколько часов. Нет, не часов; не прошло и получаса… Небо в дневных звездах выглядело мутным. По ушам бил сильный шум: он шел сзади, от песчаных отмелей на реке, шел одновременно со всех сторон. Запах гари становился все сильнее, и я закашлялась.

Быстро, двигаясь в нескольких ярдах от стены, я прошла до конца Площади, огибая кучи булыжника. А потом, дойдя до конца стены, остановилась: в нескольких ярдах ниже улица была совершенно перегорожена обломками камней.

«Если я задержусь, то не сумею пойти дальше; я слишком испугаюсь», — подумала я и потому, не останавливаясь, двинулась через Площадь, направляясь к широкому пространству, выложенному каменными плитами, к домам телестре в дальней ее части. Блестели на солнце их белые фасады без окон… неужели уцелели? Но откуда-то поднимался дым.

Это была иная тишина: издалека слышался голос, кричавший от нечеловеческой боли, от чего у меня вспотели ладони; я была почти рада, когда громкий взрыв заглушил этот звук. Не думай: двигайся! На меня давила неимоверная усталость, и я остановилась, огляделась вокруг.

Никакого движения, кроме летящей пыли и струй дыма, поднимавшихся над крышами… Сквозь них, наклонно падая с востока, пробивались лучи солнца. Я сделала шаг, оглянулась, снова шагнула вперед. Ничего не изменилось — коричневый купол Дома-источника, а там — тропа в скале и остроконечные башенки Цитадели, высоко парившие в утреннем воздухе, и голубое небо за ними — а я стою здесь, чувствуя свинцовую тяжесть в ногах, задыхаясь, удивленно спрашивая себя: что я сейчас делаю?

Шум пожаров заглушил звук, такой низкий, что я лишь почувствовала его. Он сдавил мне легкие, не давая дышать. Я зажмурилась при вспышке взрыва, ощутила на своем лице горячий воздух и снова открыла глаза, глядя на серые каменные стены Цитадели. Я вяло подумала, что здесь что-то не так, и тут камни и каменная кладка начали распадаться на части, как раскрывающийся цветок, и взлетать в воздух, а часть скалы стала тяжело скользить вниз, в сторону Площади, и я, повернувшись, бросилась бежать.

Во рту ощущался кислый привкус подступавшей тошноты. Что-то жестко толкнуло меня в спину, и я уклонилась в сторону, снова — снова? — на секунду потеряла сознание, а потом оперлась на что-то спиной, седа, увидев тонкую струйку желчи, стекавшую вниз по комбинезону. Пошевелилась: меня охватила тошнота, и чуть раньше я поняла, что это боль.

Что?..

Я видела размытый свет и смотрела в золотистый воздух. В нем висела медленно перемещавшаяся пылевая взвесь… Снова все расплылось: вниз по лицу стекали слезы. Правой рукой я нащупала поясную сумку, открыла ее и запихнула в рот две болеутоляющие таблетки, но из-за сухости не могла их проглотить и потому стала жевать; образовавшаяся горькая пена с трудом прошла в горло. В свете раннего солнца двигалась пыль, золотя кучи булыжника, обломков кирпича, разбросанной мебели, битого стекла… А меня прижало спиной к огромной гранитной плите. Земля была усыпана обломками камней. Попробовав двинуться, я завопила от переполнившей меня боли. Но на тебе нет ни царапины. Боль утихла, она таилась в правой ноге. Комбинезон был слегка порван на колене, и я подумала: «Какого черта?..» . Попыталась усесться более прямо и вскрикнула.

Вскрик отозвался эхом. Все еще было тихо.

«Должно быть, ты мертва», — догадалась я.

По лицу текли слезы, и каждый вдох давался с трудом. Я ощутила миг, когда началось действие болеутоляющих таблеток, открыла глаза (когда же я их закрыла?) и ощутила на своем мокром лице тепло солнца. Сердце учащенно колотилось. Я испытывала тошноту даже от этого движения.

Я не могла повернуть головы. С другой стороны в не скольких ярдах я видела обрушившуюся серую скалу, походившую на некое ущелье, по которому текла река, но с недавно разбитыми краями, дальше начинались разрушенные дома телестре , а там, за упавшей стеной — крыши зданий, построенных на низких склонах Восточного холма, ия не должна была бы видеть это отсюда. По-прежнему напряженно дыша, словно при беге, я посмотрела вниз, стараясь не двигаться и заметила: одна нога невредима, на другой же — правой — всего лишь небольшой разрез бежевой ткани. Боль жгла, сосредотачиваясь в колене. Инстинктивным действием было бы попытаться согнуть ее… но нет, я подумала: «Ради Бога, не делай этого!»

Я осторожно потянулась рукой вниз. Нога напряглась, вспухла под тканью комбинезона. Уже? Тут я подумала: «Но сколько времени я была без сознания? Не более нескольких минут?» Я стала расширять пальцами разрыв в ткани и, сантиметр за сантиметром, раздвинула прореху. Нога отекла. Отважилась прикоснуться к ней — и снова пришлось сдерживать крик. У меня очень легко возникают синяки: ушиб желтел по всей правой стороне колена, оно было легко оцарапано и налилось кровью. «Но как же это может причинять; такую боль?» — подумала я, зная: сломана коленная чашка. Я положила голову затылком на поддерживавший меня гранит, и громко выругалась: кровь пульсировала в колене так, словно по нему били молотом. Трясущимися пальцами я вынула из поясной сумки болеутоляющие таблетки. Взяты две: осталось шесть. Не раздумывая, я положила одну в рот и стала ее жевать. Это уже не было важно.

Прошло пять или десять минут? Нога отекла и вспухла так, что колено было едва заметно, а от боли меня прошибал пот. Сколько времени я пробыла здесь? Нужно уходить, здесь небезопасно!

—  Помогите! — От предпринятого усилия я стала задыхаться. Во рту пересохло: как меня можно услышать? Я собралась с силами, закричала на двух или трех ортеанских языках. Ответа не было. Ничто не двигалось, только пыль и дым… и слабые звуки взрывов. «Нет, не слабые, о Боже, — подумала я, — я плохо слышу! Это близко… или нет? Я не могу здесь оставаться».