— Я бы не остановился, если бы вы не крикнули, т'ан . Мы проходили последний раз. Вам повезло. Вы… иду, Сулис. Сюда!

По каменным плитам с грохотом ударило что-то деревянное, их руки подняли меня так быстро, что я едва успела вскрикнуть, а потом почувствовала под собой древесину, что-то мягко сжало меня сбоку, женщина закрыла задок повозки джасин , и мы, трясясь, поехали. Я подняла голову, испытывая тошноту, у меня изо рта пошла желчь, потом начались позывы к рвоте. Вытерла губы своим комбинезоном, и от зловония закрыла глаза. Открыв их через несколько секунд, я увидела, что джасин проехала под серой каменной аркой, в прохладной тени, затем выехала к причалу, открытому всем ветрам, и подумала: «Куда? Мы не могли за такое время добраться так далеко» .

Тем, что мягко лежало рядом со мной, была находившаяся без сознания и стонавшая ортеанка. Я повернулась, чтобы взглянуть через плечо, и увидела еще двоих ортеанцев в повозке — один из них, женщина с повязкой на руке, пропитавшейся почерневшей кровью, смотрела на меня — и скурраи , которого вел под узду парень с бурой гривой. Впереди животного было видно множество других телег и повозок, раненых мужчин и женщин, лежавших на одеялах, разостланных на каменных плитах причала, и то, как ветер подгонял гребни волн на реке… нет, в ее широком устье.

Просторное небо было чистым и ясным, и ветер приносил с собой мелкую водяную пыль, оставлявшую на губах сладко-соленый вкус неземной воды, а вдали, почти у другого берега, разворачивался паром, чтобы причалить к суше. Я закрыла глаза, почувствовав дрожь, мне было то жарко, то холодно, я поняла, что не могу ее прекратить. Они собираются везти меня, спустить с этой повозки, снова везти, Боже мой! Я открыла опухшие глаза, безучастно глядя на все, затем сумела сосредоточиться на своей ноге. Вспухшая плоть, туго распиравшая рваную ткань комбинезона, на которой теперь было заметно яркое желтовато-зеленое пятно. Другая нога согнута и упирается в откидную доску джасин. Как у меня хватило ума это сделать?

—  …она из другого мира!

— Мне все равно, она будет отправлена с остальными. Я не оставлю здесь никого из тех, кого мы сможем перевезти!

Они появились в поле моего зрения, вырисовываясь силуэтами на фоне устья реки, и утреннее солнце, отражавшееся от воды, на мгновение ослепило меня. Это была та самая женщина, Сулис, и еще одна женщина.

— О Мать-Солнце, нет, я не возьму ее! Пусть остается здесь и гниет.

— У меня нет для этого времени! — Темногривая женщина повернулась, уходя, и бросила через плечо: — Спросите Т'Ан … не надоедайте мне… тогда и оставляйте!

Я положила руку на край джасин и подтянулась на дюйм или два. Передо мной была небольшая пристань, а над нею возвышался холм с крутыми склонами, из-за которого всходило солнце. Значит, я находилась где-то у одной из паромных переправ на западной реке.

Сбитая с толку, я позвала, но ортеанки долго не было. Воздух был наполнен шумом: вдали слышались взрывы, гораздо ближе — вой СУЗ, треск горящей древесины, крики, голоса стонущих от боли, вопли. Поэтому я снова села, задыхаясь и обливаясь потом.

К моему горячему лбу прикоснулась рука, пальцы которой были холодны как лед.

— Не… — И тут я разглядела. «Я брежу», — подумала я, совершенно в этом уверенная — настолько, что ничего не сказала, но кто-то крикнул:

— Т'Ан , есть еще одна лодка для погрузки, какую группу переправлять следующей?

Рурик подняла голову и позвала:

— По ступеням… сюда.

Она взглянула на меня сверху вниз и сказала:

— Что я могу сделать? Подумайте и скажите мне, Кристи.

— Что мы можем сделать, чтобы помочь вам и не причинить вреда?

— Что вы здесь делаете? — Тут я подумала о том, как срочно нужно отправляться. — У меня была шина, чтобы предохранять кость от раздражения… Рурик, ради Бога! Что вы тут делаете?

Она стояла, прислонившись к краю повозки. Солнце освещало ее черную, теперь сильно запыленную гриву и резкие черты. Она внимательно глядела на реку, наблюдая за полудюжиной небольших суденышек, качавшихся на воде.

— Вытаскиваю отсюда людей. Видели бы вы Дома-источники! Они, наверное, переправили сотни за первый час… все, кто мог, ушли, а те, кто этого не сделал, глупцы… — Она оборвала разговор, чтобы прокричать команду вниз, на пристань. — …и теперь вот эти потери. Порт…

— Который теперь час?

— Около часа до полудня. — Она усмехнулась, и морщины на ее лице стали глубже. Перепонки прикрыли желтые глаза от пыли. — И это моя С'арант! — Она отвернулась, отдавая команды другим ортеанцам.

Я оглохла от шума. В глазах все плыло: я сознавала, что у меня лихорадка. Затем меня пронзила резкая боль, я села прямо и вскрикнула. На мою правую ногу были наложены временные шины, примотанные полосами из разорванного плаща, и я в смущении подумала: «Когда же это произошло?» . Рурик Орландис спросила:

— Лучше?

— Я… м-м-м, да, лучше.

— Лгунья. — Она подняла голову. Ветер сдувал с лица подстриженную гриву. Небо над ней казалось подернутым дымкой, и я поняла, что это было высоко плывшее облако; дневные звезды едва виднелись в молочной голубизне. «И нет ни единого „челнока“», — подумала я. Ортеанка сказала: — Вас переправят на следующей лодке.

Шины плотно прилегали к ноге. В колене сильно пульсировала кровь, однако теперь оно, по крайней мере, не двигалось при каждом вдохе. Понадобилась скурраи-джасин , и меня спустили с нее, положив на причал рядом с дюжиной других ортеанцев. Каменные плиты были нагреты солнцем. Время от времени у меня темнело в глазах, а когда прекратилось действие болеутоляющего средства, боль стала усиливаться, и я подумала: «Как мне попасть на „челнок“? На Кумиэл? Здесь нет врачей…»

Говорящий-с-землей, ухаживавший за другими ранеными, прошел по причалу и осмотрел мою ногу, но не прикасался к ней. «Рад или огорчен?» — с интересом подумала я. Анатомия земного человека отличается от анатомии ортеанца: я поняла, что они скорее всего не вмешивались. Боже, пусть же кто-нибудь сделает что-нибудь!

К причалу все прибывали люди с улиц. Когда солнце поднялось выше и настал полдень, шум стрельбы усилился. На лице, шее и спине у меня выступил холодный пот. Я подумала: «Нет. Достаточно. Это уж слишком. Больше не хочу». Мне были видны только дым и пыль, висевшие в воздухе над вершиной холма. Со стороны моря, снизу, куда текла река, вздымался черный дым и бушевали пожары, и прошло много времени, прежде чем я подумала: «Это Западный холм».

И услышала резкий треск действующего лучевого импульсного генератора.

Я посмотрела вниз, на противоположный берег реки, опасаясь увидеть металлические паруса джат-рай .

— …и возвращайтесь обратно.

Это был голос Рурик, говорившей с темногривым мужчиной в римонской одежде. Когда он ушел, она присела на корточки рядом со мной. Я лежала опершись на стенку возле ступеней причала. Полуденное солнце, отражаясь от воды, ослепляло своим блеском. Один из находившихся рядом со мной ортеанцев — женщина с раненой рукой — что-то пробормотала шепотом, какой-то мужчина заворчал, взглянул на Рурик и сплюнул:

— Орландис!

Рурик не обратила на него внимания. Ее рука с длинными пальцами стала массировать культю плеча, и я увидела, что сорочка на Рурик была в грязи, брюки запылены, а на поясе висел СУЗ. На гладком прикладе не было логограммы Компании. Значит, поняла я, он попал к ней от хайек , а как при подобной неразберихе… разве это имеет значение?

— Нужно уходить, — тихо сказала она, — они поднимаются по реке от Западного холма. С'арант , переправляться рискованно, но оставаться здесь — тоже.

Ее глаза следили за римонцем, с которым она говорила. Я видела, как он надзирал за погрузкой носилок на небольшую лодку и кричал на аширен , из которых и состояла вся команда гребцов. Лодка поднималась и опускалась: начинался отлив, несший воду вниз, к устью. Рурик подняла голову, глядя на склон холма и на стоявшие выше нас дома телестре .