— Получилось, — блаженное выражение не сходило с его лицо. — Подношение принято…
Сомнений в этом не было. Гекатомба состоялась, и сотни земных душ ушли за Край, навечно став служителями Темной госпожи. Очень хорошее подспорье для той, кто заперт вне времени и пространства без надежды на вызволение.
— Хор-р-рошо.
Дроу едва не мурлыкал, наслаждаясь охватившими его ощущениями. Откат от такого ритуала был особенно силен, и в то же время непредсказуем, отчего редкие хранители темного племени рисковали его проводить. Слишком силен был риск не совладать с последствиями. Вот и сейчас Риивал рисковал испытать все это на себе.
— Хор-р-рошо.
Он снова ощущал себя тем, кем когда-то был. Он дроу, охотник Темного племени, именем которого враги пугают своих детей. Тело снова казалось переплетенным из узловатых мышц и сухожилий. Невероятно обостренным чувствам позавидовали бы и дикие звери. Риивал видел так, словно вокруг был ясный день, а не глубокая ночь. Слышал звуки, которые были недоступны человеческому уху. Различал малейшие запахи, приносимые ветром. Это ощущение самости, невероятной силы и были той опасностью, что подстерегали вершителя древнего ритуала. Образ всемогущества удивительно коварен, иногда заставляя совершать поразительные вещи, а иногда просто вел к гибели.
— За этим подношением, Темная госпожа, будут и другие, — оскалился дроу, показывая зубы. — Много других… Больших и малых…
Вдруг Риивал затих, встав, словно зверь на охоте, в стойку. Ноздри с шумом вдохнули воздух. С готовностью наклонился вперед, повернув голову в сторону запада. Там что-то было.
— Хуманс-с-с, — облизнувшись, прошипел он и потянулся за ножом. — Я же обещал тебе, Темная госпожа, что будут и другие подношения.
Пригнулся, коснувшись земли и руками. Натуральный паук, только гигантских размеров. И, прижимаясь к земле, юркнул в сторону осторожных звуков.
Темнота — не помеха. Дроу, словно скользил по земле, едва касаясь ступнями и ладонями. При малейшем постороннем звуке, шорохе его тело тут же замирало, сливаясь с окружением — холмиками, травянистыми бугорками, рвами. Казалось, не человек двигался, а бестелесный дух.
— … Wer ist da?
Блеклый свет фонарика скользнул по земле, но немец так ничего и не увидел. Часовой решил, что показалось. Снова повесил карабин на плечо и отвернулся, за что и поплатился.
— Хр-р…
Вновь раздался еле слышный шорох, и часовой тут же ощутил у горла холодный метал, через мгновение сменившийся ощущением огня. Тело начало оседать, заливая землю горячей кровью из перерезанного горла. В грязи блеснул кусочек металла продолговатой формы — обыкновенный солдатский жетон, который тут же был схвачен.
Следом за часовым отправился за Край полный связист, вышедший из палатки по нужде. Подслеповато щурясь, он добрался до выгребной ямы, куда в крови и свалился.
— Потерпи, Темная госпожа, потерпи…
Дроу уже не мог остановится. Охотничье возбуждение охватило все его тело, не давая остановиться. Подобно дикому зверю, он уже не размышлял, а лишь охотился на новую и новую добычу.
— Потерпи…
Вновь сделал стойку, почуяв жертву с другой стороны. Там у танкетки бродил сонный часовой, то и дело шумно зевавший и жаловавшийся на свою судьбу.
— … Oh, main Gott… Хр-р-р…
Оказавшись у железной громадины танка, он вдруг захрипел и свалился на землю. Отрезанная голова медленно покатилась к гусеницам, оставив после себя на траве еще один жетон. Рука с скрюченными пальцами сразу же метнулась к нему, хватая блестящий кусочек металла.
— Глупые хуманс-с-с-сы…
Перемазанный в крови с головы до ног, дроу счастливо улыбался. Эти жертвы стали достойным завершением древнего ритуала. Хотя, почему завершением? Прислушавшись к себе, он упрямо покачал головой. Жажда глубоко внутри него и не думала проходить, а требовала все новой и новой добычи.
— Хумансы… слабые… глупые, — в глазах сверкнул нечеловеческий огонек, а язык медленно слизнул кровь с лезвия ножа. Дроу все еще «не отпускало». — Где вы прячетесь?
Не чувствуя движения, он направился к ближайшей палатке. Застыв у темного края, осторожно разрезал ткань и пролез внутрь. Спящие солдаты даже почувствовать ничего не успевали, так быстро взлетал и опускался нож. Одно движение и горячие брызги летели на ткань палатки, второе движение и все повторялось.
… К исходу ночи Риивала наконец начало «отпускать». Сначала пришла дикая головная боль, а с ней и жуткая усталость. Руки и ноги налились свинцом, став неподъемной тяжестью. Сами собой закрывались глаза.
От недавнего легкого стремительно шага не осталось и следа. Ему пришлось опуститься на четвереньки и ползти.
— … Эй, кто идет⁈ Обзовись, а то стрельну! — настороженным возгласом и клацаньем затвора встретили Риивала у советских окоп. — Братцы, глядите…
Силы оставили Риивала в аккурат у бруствера, где его обессиленное тело и подхватил часовой, а потом и прибежавшие на помощь бойцы.
— Вымазался, как сви… — фыркнул кто-то и тут же икнул от удивления. — Мать вашу, это же не грязь! Б…ь, кровь! Он же весь в крови! Раненный…
— Точно раненный! Вона крови сколько натекло, как с хорошего телка. Где дохтур? — кричал кто-то, с силой размахивая рукой. — В брюхо, похоже, поранили… Эх, сержант, сержант…
В четыре руки с дроу начали снимать гимнастерку. В крови, ткань, как из металла стала. Чтобы, не дай Бог, рану не потревожить, пришлось ножом резать.
— Где рана? Чего орете? Кожа чистая, ни царапины, ни синяка… А это что за мешок в руках? Тяжелый. Черт, вцепился, как пёс. Помогите кто-нибудь.
Небольшую котомку, с трудом, но вырвали из рук лежавшего без движения тела. Бросили на землю, а там что-то звякнуло.
— Патроны что ли? Ну-ка, развяжи… — боец развязать шнурок, заглянул и тут же выронил потомку. — Ох, мать моя женщина! Это же солдатские жетоны!
Блестящие кусочки металла с выбитыми на них цифрами и буквами тут же рассыпались по земле.
— Б…ь, сколько их тут? Сотня, две, может три?
А в ответ молчание. Бойцы стояли вокруг и напряженно смотрели себе под ноги, не зная что и думать. Ведь, на земле лежали индивидуальные жетоны немецких солдат, которым положено находится совсем в другом месте — у самих немцев.
— Вашу мать, теперь понятно, чья это кровь, — медбрат сказал это и осекся, увидев обращенные на себя взгляды. — Так я же ничего… Это же он.
г. Бердск. Место дислокации остатков 6-го механизированного корпуса генерал-лейтенанта Болдина
Ординарец уже второй раз напоминал Жукову, что самолет заправлен и готов к вылету в Москву. Но в ответ лишь получал неопределенный кивок головой от начальника генерального штаба, уже больше часа корпевшего над огромной картой боевых действий. И при заходе в третий раз картина оставалась неизменной: с карандашом в руке генерал склонился над столом, рядом стояла кружка с давно уже остывшим чаем.
— Товарищ гене… — обиженно начал было ординарец, но под бешенным взглядом затих и ретировался восвояси, тихо прикрыв дверь за собой.
Жуков же вновь углубился в безрадостные размышления, от которых хотелось пустить себе пулю в лоб.
Синий карандаш, только что чертивший линию обороны, вдруг хрустнул от сильного нажима и оставил не красивую жирную запятую.
— Черт, — чертыхнулся он, со злостью откидывая в сторону сломанный карандаш. — Один к одному…
Ситуация была совсем швах. Минск, и сомнений в этом не было никаких, пал. Маячившее перед Белостокской советской группировкой войск окружение стало реальность, а это не меньше полумиллиона рядовых бойцов и командиров, не считая тысячи единиц самой современной техники.
— Вот тебе и по воевали…
Полностью провалились все попытки организовать контрудары во фланги наступавшей по центру немецкой группировки войск. Красивые синие стрелки, демонстрирующие эти контрудары на карте перед ним, сейчас казались полной насмешкой.
