Доктор, прожженный циник, вспоминавший о Боге лишь изредка, да и то с понимающей усмешкой, вскинул перед собой руки, словно защищаясь. Будь у него оружие, вытащил бы и его. Ведь, происходящего просто не могло существовать в реальности. То, что видели его глаза, было из области мистического, перед чем даже война с ее смертями и ужасными страданиями казалась совершенно понятной и объяснимой. Здесь же он оказывался перед чертой, за которой начиналось запредельное пространство.

Чувствуя, что сейчас грохнется от охватившей его слабости, Гольцман начал пятиться. Ноги сами собой несли его назад, подальше от этого проклятого места.

— Пауки… Как же так? Это же пауки… Настоящие пауки… А он ничего… Смотрит и все…

Увиденное его не просто испугало, а выбило из привычного, понятного. Только что все было совершенно ясно — лес, он, собравшиеся красноармейцы. А теперь?

— Они слушаются его… А глаза, какие у него глаза…

От слишком резкого движения нога подвернулась, и старик бы рухнул на землю, если бы его не схватили. Как расшалившегося мальчонку, доктора приподняли, крепко встряхнули и поставили на ноги.

— И что ты забыл здесь, хуманс? — Гольцман вздрогнул, когда у его уха прозвучал этот свистящий шепот. — Сейчас совсем не время для прогулок. На небе полная луна…

Риивал, конечно же, уже давно его заметил. Как бы тот ни старался быть тише и незаметнее, шум все равно стоял такой, что дроу то и дело морщился. Мало приятного, когда кто-то вмешивается в ритуал Посвящения.

— Хуманс… — вырвалось у него презрительное шипение. — Младенцы племени, и то меньше шумят.

Похоже, местный целитель, наконец, созрел для разговора. Последние дня он с такой жадностью и нетерпением поглядывал на Риивала, что их встреча была неизбежной. К сожалению, это случилось в самое неподходящее для этого время.

— Ритуал нельзя прерывать.

Он, наконец-то, решился взять себе первых учеников, чтобы с их помощью удвоить, а то и утроить, усилия по возвращению Богини. Одному, будь ты хоть легендарным мастером клинка или арахной-воительницей, будет трудно добиться успеха на этом пути. А Богиня не прощала промедления.

— Никак нельзя.

Дроу в два прыжка догнал старика, и, подхватив за шкирку, мягко усадил на землю у дерева. Судя по бледности и бессвязному лепетанию, тот был сильно испуган.

— Дыши, глубже дыши, — он заглянул в бесцветные глаза старика. — Сейчас все пройдет. Даже опытные воины чего-то боятся, и никогда не стыдятся этого. Сиди, жди, и скоро все узнаешь, если, конечно, захочешь. Понял?

Дождавшись от целителя кивка, Риивал развернулся и пошел обратно. Ритуал должен быть завершен не смотря ни на что, иначе будущие ученики навсегда останутся в дурном беспамятстве.

— … Темная госпожа, в твою славу и твою честь, — возвращаясь к костру и сидевшим вокруг него людям, Риивал продолжил восхвалять Богиню. Обращение и восхищение Темной госпожой есть традиционное начало всех до единого ритуалов дроу. — В твое царствие и твое могущество, грядущее и неотвратимое…

Каждый из склонивших перед ним голову был отобран им лично. Проверенные, надежные, готовые без сомнения выполнить любой его приказ, они напоминали самих дроу из его родного мира. Воины признали его своим господином, по собственной воле вверяя в его руки свои жизни.

Риивал не раз и не два спасал их на поле боя. Делился секретами выживания, войны. Каждый день испытывал их силу, волю, терпение и верность, присматривая будущих учеников. И вот час Посвящения и Испытания пришел. Теперь Богиня должна была сказать свое слово.

— Готов принять волю Темной госпожи? — Риивал остановился перед крепким белобрысым парнем, встретив истовый, полный веры взгляд.

Тот немедленно кивнул.

— Прими волю и благодать, Благословенной Ллос! — едва прозвучал последний звук, как шевелящийся паучий поток схлынул с дроу и в мгновение ока захлестнул будущего ученика. — Если ты достоин…

Это и был момент истины, мгновение выбора. Будет благословение Ллос — хорошо, не будет — плохо… для тебя.

Человеческая фигура превратилась в огромный черный ком, поверхность которого находилась в непрерывном движении. Тысячи и тысячи крошечных паукообразных существ облепили каждый сантиметр человеческого тела, покрывая его многочисленными укусами.

— А-а-а-а, — откуда-то изнутри черной живой массы начал доноситься еле слышный жуткий стон. — А-а-а-а…

Стоявший рядом, дроу не шелохнулся. Древний ритуал нельзя прерывать не по своей, не по чужой воле. Соглашаясь на него, ты идешь до конца, чего бы это ни стоило.

— А-а-а-а…

Шевелившаяся масса несколько раз дернулась, шевеля бесформенными конечностями, и затихла. Через несколько ударов сердца живая черная масса схлынула, оставив лежать на земле неподвижное тело.

— Темная госпожа сказала свое сло… — начал было произносить риутальную фразу, Риивал вдруг замолчал. Ему показалось, что кажущееся бездыханным тело шевельнулось.

Напряженные взгляды в полной тишине скрестились на скрюченном теле. Казалось, перед ними было что-то неимоверно ценное.

Вдруг тело обмякло. Напряженные, плотно прижатые к телу конечности бессильно опали. Дернулась голова и послышался еле слышный голос:

— Госпожа…

Поднялись веки, открывая глаза с кровавыми прожилками.

— Прими мое служение…

Его мертвенно бледное лицо, покрытое бесчисленным множеством крошечных укусов, медленно наливалось цветом.

Уже не человек, но еще не дроу…

Окраина станции Котельники

Раннее утро. Плотный туман шапкой сползал с верхушек деревьев, отступая под напором первых лучей восходящего солнца. Все меньше и меньше становились тени, предвещая скорую жару.

Из леса вышел мужчина с небольшим свертком под мышкой. Явно, гражданский: горбился, на плечах серый плащ, и ни намека на оружия.

— … Что это все было? — Гольцман остановился перевести дух. Облокотившись на ствол дерева, платком стал вытирать пот со лба. — Какое-то сумасшествие, черт побери, — всю дорогу назад он мучительно пытался разобраться в том, свидетелем чего стал этой ночью. Честно говоря, выходило не очень хорошо. Какая-то белиберда выходила. — Может гипноз?

Это были очень странные вещи. Целые потоки пауков, послушных воле человека. Люди, не боящиеся боли и без раздумий шагающие в костер. Совершенно невероятные обещания, которые даже шепотом озвучивать страшно.

— А почему, собственно, гипноз, а не добрая воля? — он перехватил поудобнее котомку с мазями, которые ему дал сержант. Тяжелая, все время норовила выскользнуть из рук. — Ведь, сержант пообещал, что каждый из них не умрет, пока последний фашист топчет ногами землю.

Дико звучало. Как горстка бойцов сможет выжить в этой страшной мясорубке? Как они смогут противостоять этой коричневой орде, перед которой сдалась вся Европа? Только Гольцман, как и остальные бойцы, верил ему. Может наваждение, может нечто более глубинное было причиной.

— Нет, нет… это все не просто так.

Сразу же вспомнились слухи, которые гуляли в полку. Многие из них скорее напоминали сказки или похождения былинного героя, а некоторые истории из средневековья о вампирах и оборотнях. Взять хотя бы слух о том, как сержант в одиночку вырезал целую роту фашистов и вернулся без единой царапины. Или почему командиры его как старшего товарища слушают? Странно ведь.

— А его мази, которые безнадежных раненных на ноги ставят? — он еще сильнее прижал к груди котомку с травяными мазями. — А пауки, словно дрессированные? Как это все понять? Разве это нор…

И тут за его спиной хрустнула ветка. Гольцман обернулся и увидел двух красноармейцев.

— Вы? — конечно, их узнал. Оба ночью сидели у костра и о чем-то шептались с сержантом. — Напугали.

— Приказано проводить вас, товарищ Гольцман, — проговорил первый, плотный, словно весь налитой силой. Лицо невыразительное, каменное. Такой в один момент голову свернет, как куренку. Бойцы разошлись: один встал справа, другой — слева. — Время военное, не спокойное.