— Учитель, — Риивалу кивнул худой сержант-артиллерист, сидевший на поваленной взрывом березе.

— Учитель, — с другой стороны из темноты шагнула крупная фигура ротного, настороженно оглядывавшегося по сторонам.

— Учитель… Учитель… — с разных сторон раздавались все новые и новые голоса. Бойцы, командиры, принявшие учение дроу, шли на Зов своей богини. — Учитель… Учитель…

Риивал продолжал кивать, вышагивая от дерева к дереву и видя все новые и новые лица. Зов постепенно стягивал всех, кто принял завету дроу и стал частью темного племени.

— Скоро начнется… — тихо прошептал Риивал, с наслаждением втягивая ноздрями морозный воздух. — Скоро…

Это был не просто призыв, а призыв к Темной жатве, массовому священному жертвоприношению во имя Благословенной Ллос, в которой принимали участие все дроу, от мала и до велика. Следы прошлых ритуальных гекатомб не забывались десятилетиями, сохраняясь в памяти врагов в виде сожженных дотла сел, поселков и городов, разоренных областей, где годами заново боялись селиться люди. В его родном мире о Жатве люди боялись даже говорить вслух, чтобы не накликать гнев своих и чужих богов. Эльфы же ежегодно рассылали сотни шпионов, чтобы заранее узнать о дне ее начала.

— Скоро…

Пошла новая волна. Застывшие в ожидании бойцы и командиры вздрогнули и, словно по команде, развернулись в одну сторону. Дернувшись, Риивал повернулся туда же.

Все, как один, почувствовали, приход Темной госпожи. Мышцы затрепетали, сковывая напряжением фигуры. Глаза горели фанатичным огнем. Скажи бросится в колодец, сделают, не раздумывая.

Женская фигура вынырнула из-за деревьев неожиданно. Темнота за ее спиной клубилась, словно непроницаемый туман, стелилась по снегу, рваными лохмотьями обхватывая деревья. Казалось, рядом с женщиной неуловимо шевелились тонкие паучьи лапки, а сама она напоминала… Но это, похоже, лишь казалось.

— Дети мои, — тихий грудной голос звучал так, словно она находилась среди них. — Дети Ночи, возрадуйтесь… Пришло время Темной Жатвы, время плача и страдания ваших врагов…

С ее словами зов стал еще сильнее. Некоторые из бойцов и командиров не выдерживали, начиная трястись от Жажды. Их потряхивало с такой силой, что руки, ноги ходили ходуном.

Риивал держался, но с трудом. На губах уже появился отчетливый вкус крови, словно он прикусил губу. Верный признак усиливавшейся Жажды.

— Идите за мной, дети Ночи, и пусть ваши враги проклянут тот день, когда пришли к вам, — женщина кровожадно улыбнулась, тонкий язычок мелькнул между зубами и сразу же скрылся. Ее тоже терзала Жажда и ее желание передавалось и остальным. — Да, начнется Темная Жа…

Последнее слово не успело слететь с языка богини, а первые фигуры уже сорвались с места. Не произнося ни слова, в полном молчании, они рванули вперед, в сторону реки, прямо за которыми искривленной лентой тянулись немецкие траншеи.

Побежал и Риивал, не разбирая дороги, сбивая с пути невысокие деревца. Стремглав выскочил из леса и в момент скатился по крутому берегу прямо на лед.

Впереди виднелась чья-то фигура, уже копошившаяся у того берега. Слышалось тяжелое хриплое дыхание, его обгоняли слева и справа, поджимали сзади.

Хутор Песочное близ Кубинки, позиции 292-й немецкой дивизии

Странное зрелище…

Немецкие часовые, что, притоптывая от сильного мороза, вышагивали по траншеям, вдруг застывали без всякого движения. Только что бодро ходившие про прорытым в мерзлой земле ходам, они резко останавливались.

Вот пулеметчик, повязавший поверх суконной шапки вязанный женский платок, начал клевать носом. Его с такой силой потянуло в сон, что не было никакой возможности сопротивляться. Он несколько раз дернулся, но так и уткнулся носом в приклад оружия. Тихо засопел.

В стороне от него привалился к земляной стене окопа длинный унтер, только что выскочивший по нужде. Так и заснул с открытой ширинкой и руками, тянувшимися к ремню. Рядом валялся прямо в снегу другой немец, похоже, поскользнувшийся, но так и не вставший на ноги. Тоже спал.

Богатырский храп доносился с блиндажа. Солдаты лежали вповалку, упали прямо там, где их застал сон. Одни валялись прямо на земле, другие — на грубо сколоченных лавках, третьи — храпели, привалившись к стене.

Никогда невиданный здесь морок тянулся дальше и дальше, погружая в болезненное беспамятство всех, до кого только мог дотянуться — людей, животных, птиц и насекомых. Этим мороком и была страшна Тёмная Жатва дроу, от которой не было спасения ни правителю королевства людей, ни жрецу Подгорных богов, ни эльфийскому князю. Всё погружались в сон, превращаясь в лёгкую добычу для охотников тёмного племени.

— Спешите, спешите, дети Ночи! — богиня не отставала от своих последователей, совершая гигантские прыжки. — Ночь так коротка, время так мало…

Первый боец с разбега перемахнул через траншею и всей массой обрушился на пулемётчика, застывшего на позиции. С хрустом костей вмял немца в землю, напоследок рубанув по нему сапёрной лопаткой. В воздух ударила тугая струя крови, окрасив снег вокруг в красный цвет.

Рядом в окоп уже прыгал другой боец. Вооруженный лишь ножом, он рванул на себя дверь блиндажа и ворвался внутрь. Без эмоций, с совершенно каменным лицом, «заработал» клинком. Словно игла швейной машинки, нож с молниеносной скоростью шинковал человеческую плоть. Раздавались хрипы, стоны, со свистом вырывался воздух из вскрытого брюха, с тошнотворной вонью опорожнялся кишечник, в воздух летели брызги крови.

Остальные бежали дальше, оставляя за собой лишь бездыханные тела.

Так и не проснувшись, умерли зенитчики. В трех избенках, где расположился личный состав батареи 88-мм зенитных пушек Flak 18, остались лишь одни обезображенные трупы. Оба часовых, ефрейтор и рядовой, прикорнувшие у огня, свалились в пламя.

Из целой танковой роты выжил лишь один повар, который целые сутки прятался в яме уличного нужника и руками затыкал себе рот. Лишь на утро второй дня его сдавленные крики услышала пехота наступающей Красной Армии и вытащила на белый свет. Вытащила… седого, как лунь, и сошедшего с ума от ужаса.

— Спешите, спешите, дети Ночи, — летел над заснеженными полями и лесами хриплый крик богини. — Ночь так коротка… Пусть ваши враги корчатся от страха…

И люди, размахивая ножами, рвались вперед с удвоенной скоростью. Бежали, чувствуя лишь Жажду крови своих врагов.

Москва, Кремль

8 декабря

С самого утра на расширенном заседании Ставки Верховного главнокомандования, где помимо постоянных членов присутствовала и большая часть командующих фронтами, царило приподнятое настроение. Еще с ночи по спецсвязи прошла информация с предварительными результатами контрнаступления, из которых стало окончательно ясно, что угроза для столицы миновала. Враг на центральном направлении был отброшен более чем на двести километров, освобождено около ста населенных пунктов, в числе которых более двух десятков имели статус крупных промышленных центров и важных транспортных узлов.

— Товарищи, сейчас можно с полным основание утверждать, что блицкриг немецкого командования полностью провалился, — выступая у карты, Жуков решительно рубанул рукой воздух. — План по окружению и взятию столицы Советского Союза город Москва окончательно и бесповоротно сор…

Он не успел договорить, как грянули бурные аплодисменты. Аплодировал Сталин, аплодировали остальные члены Ставки Верховного главнокомандования и командующие фронтами. Кто-то из генералов от избытка чувств даже вскочил с места, с силой хлопая в ладони.

— … По все линии фронта немецкие части переходят к обороне и пытаются закрепиться на занятых позициях, — продолжал Жуков, чертя на карте указкой круги и линии. — Наша задача на данном этапе, не дать им этого сделать. Ни в коем случае нельзя ввязываться в затяжные бои и давать сковывать свои силы в боях за сильно укрепленные опорные пункты. Необходимо активнее действовать подвижными моторизованными соединениями, нанося сильные фланговые удары и вынуждая самого противника оставлять свои позиции и отходить вглубь обороны…