– Мне удалось проследить их путь лишь до трактира между Берном и Туном, – снова заговорил Корф. – Место вам знакомое. Эрлах клянется, что оба курьера уходили от него целые и невредимые. Однако нарочному дважды приходилось уезжать из Туна ни с чем.

– И вы думаете?.. – проговорил незнакомый голос.

– Я уверен, и мои осведомители подтверждают: где-то на этом маршруте предатель.

– Вас должен был насторожить уже первый провал!

– Он и насторожил, – отозвался Корф. – Второй курьер шел пустой. Однако исчез и он.

– То есть вы пустили его как приманку? – с явным неодобрением спросил незнакомец.

– Вот именно. Та же роль уготована вам.

– Весьма польщен, что мне до такой степени доверяют, – усмехнулся незнакомец.

– У меня нет другого выхода. Сейчас послать больше некого, разве что отправиться самому. Но меня слишком хорошо знают. Ваше преимущество в том, что вы у нас человек новый, никому не известный. О вашем прибытии я не уведомил Эрлаха. Восьмая комната не будет готова к вашему прибытию. Вы откроете себя, лишь когда убедитесь, что опасности нет.

– Выходит, вы подозреваете даже Эрлаха?! – удивился незнакомец.

– Я подозреваю всех! – отрезал Корф.

– Знаете, как это называется у нас в России? Ловить на живца, – проговорил незнакомец.

– А я вас сразу предупредил, что вы сыграете роль приманки. – Мария не сомневалась, что муж ее в этот момент пожал плечами с видом полного равнодушия к судьбе этого человека. – Да, приманки. Но для очень крупной рыбы…

– Вы только не предупредили, что крупную рыбу-то, может, и удастся поймать, однако сорвется она с крючка или нет – для живца конец один!

Какое-то время оба молчали. Наконец Корф заговорил:

– Вы рассуждаете как наемник, для которого существует только одна проблема – цена, – раздался его голос, исполненный презрения. – Это не есть речь русского патриота! Нарочный из Петербурга передаст вам пакет особой – подчеркиваю, особой! – важности. Полагаю, вам известно, что Питт-младший [104] буквально на днях заключил с Пруссией союзный договор в ущерб интересам России и Франции. Руки у этого англичанина длинные: они тянутся к Черному морю. Следующим шагом его должно стать заключение с Францией торгового договора. Вопрос почти решен. Почти… А наша цель – по возможности быстрее убедить французов, что не следует поддерживать Турцию против России, им лучше закрепить за собой все выгоды от торговли с новыми русскими черноморскими портами. Если мы успеем со своим договором прежде англичан, наши позиции на Черном море весьма упрочатся. Вот в том конверте, который вам предстоит au secret привезти в Париж, содержится нечто, способное подорвать престиж Питта в глазах Монморена, хотя бы на время. Время – вот все, что нам нужно! А на все про все лишь неделя. Ровно через семь дней Симолин с этими бумагами должен появиться у Монморена, не то дело наше будет безнадежно проиграно.

– Мне бы хотелось кое о чем спросить, – проворчал собеседник Корфа, – да с вами, того и гляди, вновь нарвешься на оскорбления.

– Нарветесь! И очень просто! – подтвердил Корф. – Помните: вы должны уйти отсюда незамеченным. Поэтому оденьтесь как можно проще – будто банковский клерк или стряпчий. Поедете дилижансом ровно в полдень – находиться лучше среди людей. Уверен, что за всеми одинокими путешественниками будут пристально следить. Карета на Берн отправляется от станционной конторы на улице Марг. Дорога оплачена, место заказано. Прошу не опаздывать.

И далее. Через трое суток вы будете в Берне. Ровно в полдень следующего дня возле лодочной пристани в Туне вас будет ждать императорский курьер, переодетый пастором, с плетеной корзиной в руках.

– С корзиною? – переспросил незнакомец, подавив нервический смешок.

– С корзиною, – невозмутимо подтвердил Корф.

– Что ж, будем надеяться, мне удастся заглянуть в нее!

– Не сомневаюсь в этом. А теперь вам пора уходить, и как можно скорее! Что такое?..

«Что такое?» относилось к жуткому треску сломавшегося сука, на котором притаилась Мария.

Ей повезло: падая, она успела ухватиться за ветку пониже и приникла к стволу в каких-нибудь двух футах от окна кабинета. С прытью, какой она от себя не ждала и ждать не могла, Мария взлетела – иначе это стремительное продвижение не назовешь! – на самую верхушку каштана, понимая: искать того, кто учинил этот треск, Корф и его гость будут на земле, но уж никак не в поднебесных высотах!

Две головы показались в окне: одна тщательно причесанная, даже слегка напудренная – Корф, очевидно, вовсе не ложился в эту ночь; другая – тоже без парика, с гладко прилизанными, стриженными в кружок волосами.

– Похоже, никого, – прошептал незнакомец, резко поводя левым плечом, словно кафтан жал ему под мышкою.

– Сук обломился, – с облегчением вздохнул Корф. – Будем надеяться, он убился насмерть и никому не скажет о том, что услышал!

– А вы шутник, как я погляжу, – проворчал незнакомец.

Потом до Марии донесся стук оконной рамы – окно закрыли.

Только теперь она наконец-то перевела дух.

Оставалось самое малое: спуститься так, чтобы Корф этого не заметил. Еще решит, что неверная жена за ним шпионит и лезет в его дела. Симолин до сих пор багровел от ярости, вспоминая, как кричал на него забывший всякую субординацию и обыкновенную вежливость дипломатический агент Корф после музыкального вечера у баронессы д’Елдерс; Мария даже предполагать боялась, что сделает с нею Корф, поймав за подслушиванием.

Но как иначе попасть в дом, если не спускаться?

Она перебралась на другую сторону дерева – и задрожала от радости, увидав распахнутые створки какого-то окна. Ветки простирались до самого подоконника, и Мария добралась до него с такой ловкостью, словно всю жизнь только и занималась лазанием по деревьям.

«Нужда заставит – так и выше головы подпрыгнешь!» – подумала она, криво усмехнувшись.

Перекинув одну ногу через подоконник, Мария на мгновение замерла. Это была комната Николь!

Тягостные воспоминания о проведенной здесь ночи нахлынули с такой силой, что у Марии закружилась голова и она едва не свалилась с подоконника вниз, на траву. Только этого ей не хватало!

К счастью, постель Николь оказалась пуста, дверь в туалетную комнату была распахнута, но там тоже никого.

Мария перескочила в комнату и со всех ног бросилась к двери. Пулей пролетела по коридору, приостановилась снять сапожки – иначе не спуститься с лестницы бесшумно – и тут увидела Николь.

Бывшая горничная в розовом неглиже и чепце стояла у высокого и узкого стрельчатого окошка на лестничной площадке и осторожно выглядывала на улицу, пытаясь что-то там разглядеть.

Мария прошмыгнула мимо, не замеченная, и только в своей комнате спохватилась: а что, интересно, делала Николь в коридоре? Кого выслеживала из окна? Уж не раннего ли гостя барона?

Холодок пробежал по спине, однако Мария пренебрежительно отмахнулась от нелепых подозрений: скорее всего Николь хотела убедиться, что чуть свет от Корфа украдкой уходил именно гость, а не гостья! Уж не дала ли привязанность барона к бывшей субретке некоторую трещину?..

От этого предположения настроение Марии тотчас поднялось, и она, присев перед зеркалом, принялась вычесывать из волос древесный мусор и паутину – бог весть чего на себя насобирала, лазая по каштану.

Однако она никак не могла успокоиться после этой утренней истории. Ни прогулка в Булонском лесу, ни визит портнихи не смогли изгнать из памяти обреченность, прозвучавшую в голосе незнакомца:

«У нас в России это называется ловить на живца!»

«Теперь этот бедолага всю дорогу будет ждать удара кинжалом или чего-нибудь в этом роде, – сочувственно думала Мария. – А Корфу небось и горя мало! Надо хоть поехать на станцию удостовериться, что посетитель спокойно уехал в дилижансе». А почему бы и нет?.. Одеться поскромнее – дилижансами путешествует не самая имущая публика, – и никто ничего не узнает.