— Как же вы испытывали рацию при таких обстоятельствах? — поинтересовался Мишель.

— Да подождите же! Ведь я еще не починил эту чертову рухлядь! — воскликнул Арно, поднимая руку к небу, словно моля покарать тех, кто его прерывает.

— Хорошо, хорошо, Арно. Мы не будем перебивать вас, но, пожалуйста, выбирайте выражения в присутствии Кэтрин…

— Продолжайте, Арно, — сказала Кэтрин, — и не обращайте на меня внимания.

— Простите, Кэтрин, — выдавил из себя Арно, который вдруг стал чем-то похож на раскаивающегося медведя.

Я спросил фермера, действительно ли немцы уехали, и он ответил, что следил за машинами с крыши до тех пор, пока они не скрылись из виду. «Может быть, они еще вернутся», — настаивал я. «Посмотрите сначала, какой погром они учинили в доме, — мрачно ответил фермер. — Зачем им теперь возвращаться?» Мы молча пошли на ферму, и там нам все стало ясно. Немцы были настолько уверены, что рация спрятана где-то здесь, что перевернули все вверх дном. Никогда в жизни я не видел такого кавардака… Не буду вдаваться в подробности, но тогда мне хотелось одного — чтобы эти проклятые ублюдки, простите, Кэтрин, вернулись. Я бы с радостью перестрелял их всех… Но надо было испытать рацию. Когда я подключал ее к батарее, фермер стоял на часах у окна, вооружившись французским ручным пулеметом. Урбан тоже подобрал себе что-то, очевидно из тех запасов оружия, которые создал Эжен. У меня под рукой был пистолет, а Рикэ дежурил на крыше с полной корзиной ручных гранат. Я отстучал позывные и перешел на прием. Ответный писк морзянки показался мне приятнее самой прекрасной музыки.

На рации в Лондоне работала все та же девушка — насколько можно судить по почерку. Я передал открытым текстом: РАДИ БОГА, ТОРОПИТЕСЬ. ЗА МНОЙ СЛЕДЯТ. Ну, радиограмма, которую я получил, у меня здесь… Они еще успели посадить меня на последний поезд на Тулузу… — Арно замолчал. Ему порядком надоело рассказывать. — Не дадите ли еще кофе, Кэтрин? — попросил он, вытаскивая дюжину радиограмм и бросая их на стол перед Мишелем.

— Сколько хотите, Арно. Вы заслужили большего, — сказала гостеприимная хозяйка, поднимаясь, чтобы выполнить просьбу.

Мишель закурил сигарету, взял расшифрованные радиограммы и просмотрел их. Позже он прочитает радиограммы более внимательно, а пока ему очень хотелось найти среди них одну… А, вот она:

ДЛЯ АРНО. МОЛОДЕЦ, ПРЕКРАСНО СПРАВИЛИСЬ. ЭТО НАСТОЯЩИЙ ПОДВИГ.

«Значит, — подумал Мишель, — Бакмастер тоже был на радиостанции и следил за самоотверженной работой Арно…»

Жизнь шла своим чередом, события развивались довольно бурно, и вдруг все вышло из привычной колеи. Ожидали прибытия семерых новичков, из которых три — женщины. Требовалось просто переправить их к месту назначения. Мишель точно знал, кто прибывает и что с каждым делать. Этим приходилось заниматься и раньше. Но женщин к нему направляли впервые. Вдвоем с Сюзанн они все тщательно продумали, и теперь Мишель надеялся, что новички останутся довольны своим кратковременным пребыванием здесь и не очень будут мешать ему.

Антоний согласился разместить у себя четырех мужчин, а женщины, было решено, остановятся у Сюзанн. Наверное, им придется заняться стиркой после десяти суток, проведенных в открытой фелюге. Сюзанн поможет им привести в порядок прически и позаботиться о множестве других мелочей, которые так важны для женщин.

Новички должны были приехать 2 ноября в 10 часов 15 минут на утреннем экспрессе из Марселя. Сюзанн давно начала экономить газ, чтобы можно было согреть воды хотя бы на две ванны. То же самое делал Мишель у себя в квартире: три женщины прежде всего захотят помыться, и та, которой пришлось бы ждать, неизбежно будет недовольна.

На буфете стояла большая тарелка с имбирными пряниками, на которые израсходовали огромное количество хлебных талонов, а рядом — две бутылки красного вина. В тихом ресторане заранее заказали столик на четверых. Мишель собирался угостить женщин после того, как они примут ванну и переоденутся, а затем они отправятся отдыхать — три застланные кровати уже ждали их.

— Вон они идут! — объявила Сюзанн, которая смотрела в окно. — А почему вы волнуетесь, Мишель? Вы сейчас похожи на метрдотеля, который готовится принять члена королевской семьи!

— Не знаю, что со мной. Последнее время я стал нервничать…

Сюзанн пошла открывать дверь.

Во главе с высоким Марсаком вошли вновь прибывшие. Их можно было принять за бродяг — до того они обтрепались. Женщины, правда, выглядели более или менее прилично: при помощи различных принадлежностей, хранящихся в сумочках, они ухитрялись кое-как поддерживать свой внешний вид.

— Браво, браво! — шутливо воскликнул Мишель, здороваясь с Марсаком. — А теперь, пожалуйста, отведите мужчин к Антонию. Он ждет их. Вы устроитесь там недурно, — добавил он, обращаясь к мужчинам. — Это одна из лучших вилл в округе. Я приду туда сегодня днем, после того, как вы подкрепитесь и отдохнете.

Марсак с мужчинами ушел, и Мишель обратился к женщинам.

— Это Сюзанн, — сказал он, — она хозяйка вашей квартиры.

Женщины в свою очередь представились Мишелю. Их имена были уже знакомы ему по радиограмме.

— Вы, конечно, утомились, проголодались, — продолжал он, — и мечтаете о ванне. Мы с Сюзанн решили сначала предложить вам немного перекусить. Потом примете ванну, и я могу проводить вас в ресторан. А потом уж вы отдохнете, как следует.

Предложение с радостью было принято, и вскоре вся компания весело жевала пряники, а Мишель наполнял бокалы.

Самой старшей в группе было за пятьдесят. Седоволосая леди, она, по-видимому, обладала сильным характером, несмотря на свой веселый нрав. Она довольно часто забывалась и переходила на английский язык. Мишель мягко предупредил ее и посоветовал остерегаться этого. Но после опасного плавания на утлом суденышке ее уже ничто не пугало. Леди объявила, что ей необходимо сходить к парикмахеру и что она надеется успеть на поезд в Клермон-Ферран, где работает ее муж.

Другой было под тридцать. По виду она не очень подходила для той опасной работы, ради которой сюда приехала. Но разве можно судить по виду? Время покажет…

Третьей, Луизе, Мишель дал бы лет двадцать пять. Светло-каштановые волосы, зачесанные назад, выпуклый лоб, проницательные глаза на слегка бледном лице — все в ней дышало вызовом. Решительный подбородок еще более усиливал это впечатление. Мысль о тюрьмах вряд ли ее напугает. Присмотревшись к девушке, Мишель почувствовал опасение, что она, пожалуй, сочтет излишним беспокоиться о такой «мелочи», как собственная безопасность.

Но больше всего его поразили руки Луизы — такие руки он видел впервые. Держа бокал в левой руке, правой она небрежно отщипывала от пряника крошечные кусочки, и он невольно залюбовался тонкой изящной кистью, длинными пальцами. Средний палец левой руки заслонял собою безымянный, словно нежно оберегая его. А может быть, это была попытка спрятать от любопытных взглядов платиновое обручальное колечко, которое бросилось Мишелю в глаза.

Луиза перехватила взгляд Мишеля и слегка надулась. Он понял, что эта молодая женщина не склонна поощрять какое бы то ни было разглядывание.

Все утро женщины занимались своими делами, и в ресторане они уже выглядели довольно элегантными, насколько, впрочем, позволяли скромные наряды, которыми их снабдили в Лондоне.

Когда вернулись из ресторана, две женщины отправились спать, а Луиза осталась с Мишелем и сразу же заговорила о деле:

— Встретили вы нас хорошо, и это очень приятно. Я и не ожидала другого после всего, что слышала о вас в Лондоне, Гибралтаре и даже от Яна Быковского, кстати он шлет вам привет. Но мне не терпится приступить к работе. Я назначена в Оксерр…

— Я знаю, что вы едете в Оксерр, Луиза. Но без проводника вы не переберетесь через демаркационную линию, а в ближайшие два — три дня у нас все люди заняты. Пока отдохните, освойтесь со здешними порядками. А сейчас ложитесь-ка лучше спать.