— Господа, а куда мы едем? Москва же в другой стороне.

— Молчи, — пробасил амбал слева.

Ствол пистолета ткнулся мне в бок, продавил тонкий пиджак и больно впился под рёбра, а на колени упал чёрный мешок с белыми завязочками.

— Надевай.

— Вот тебе и утро понедельника, — протянул я, и посмотрел в пассажирское окно внедорожника. За стеклом мелькали высоченные сосны и редкие столбы электропередач. — Если неделя так начинается, то, что будет дальше?

— Нам премия, тебе земля, — снова раздался голос слева, и ствол пистолета вдавился сильнее, — надевай, давай.

Взял мешок в руки. Встряхнул его. Нашёл горловину и не удержался от ехидства:

— Фильмов пересмотрели или боитесь, что встану из могилы и найду дорогу обратно? — я распрямил завязочки и замер, — о, а сколько нам по времени ехать?

— Зачем тебе? — на этот раз заговорил амбал на пассажирском сидении спереди, — хочешь знать, сколько жить осталось? Так минут сорок где-то.

— Да нет, — я повернул левое запястье и бросил взгляд на циферблат часов: девять утра. — Прикидываю, как успеть на поезд, а то он в полдень уходит.

— И как? — весело спросил всё тот же амбал спереди.

Я натянул мешок на голову и, пожав плечами, ответил:

— Пока успеваю.

Вдруг накатило желание чихнуть. Слишком уж пыльно в мешке оказалось. Пришлось зажать нос пальцами, чтобы сдержаться.

— Ха, а ты юморист, парень.

— Спасибо, — пробубнил я и приподнял мешок, — говорят, юмор продлевает жизнь, кстати, — я впервые за разговор посмотрел на громилу слева, который до сих пор вжимал ствол пистолета мне под рёбра, — там внутри бирка, может её оторвать? А то вас по ней опознать смогут, особенно если вы картой расплатились.

— Да заткнись уже, — громила дёрнул мешок обратно вниз, — руки давай сюда и не смотри на меня.

— Не смотреть, так не смотреть, — хмыкнул я сквозь ткань и протянул ему руки.

Пистолет тут же прекратил вжиматься в рёбра. Раздался щелчок, и запястья сдавили наручники.

— Всё, — отчитался амбал, как только отпустил мои руки, — готово.

— Ага, — подтвердил я с усмешкой и, закрыв глаза, ткнулся затылком в подголовник сидения, — скован и не смотрю.

И то, правда, зачем смотреть? Десятки раз видел его в особняке. Двухметровый сероглазый блондин лет двадцати пяти. Из отличительных особенностей — шрам над левой бровью. Отзывается на имя Николай и служит рядовым в гвардии моего бывшего рода.

Да и остальных я видел — такие же шкафы. Одинаковые, как под копирку, лбы в камуфляже. Короткая стрижка, кирпичные лица и руки на шпалы похожи. Только именами отличаются и цветом волос.

Того, что с переднего сидения со мной разговаривал, зовут Юрий. Сержант гвардии. Типичный брюнет с глазами сутулой собаки. Они, глаза, как будто говорят, что он сожрал тонну стероидов, и проторчал неделю в сортире, но атлантом так и не стал.

Водитель же — рыжий и молчаливый. И имени его не помню, но тоже видел в усадьбе.

В общем, они все — обычные гвардейцы рода Уваровых-Орловых. Моего бывшего рода.

Хотя, почему обычные? Особо доверенные. «Папаня» не станет отправлять на моё убийство обычных. Да и по силе они, скорее всего, на втором, максимум на третьем ранге магии. Не знаю точно, да это и не важно. Сильнее тройки в роду всё равно нет, если не считать командира гвардии и «папеньку».

Эх, а как хорошо всё начиналось. Только вчера вечером я одолел «папашку» в нашем противостоянии. Заставил его подписать моё отделение от рода. И не абы как, в младшую ветвь или с лишением титула, а в отдельный род по линии матери.

Граф Кирилл Орлов. Хоть и Дмитриевич, но звучит круто, и дюже полезно. Особенно для исполнения моих планов — я теперь глава, пусть и маленького, из одного человека, но рода.

Но это произошло вчера. Сегодня же, утро новой жизни сулило беззаботную поездку на поезде до Питера и поступление в столичную академию.

Кто же знал, что у «папеньки» другие взгляды на ситуацию. Что он сдался лишь для вида, а сам решил продолжить нашу схватку. Перевести её в физическую плоскость, так сказать.

Подослал ко мне троих гвардейцев на внедорожнике. Вежливых, обходительных до зубовного скрежета. «Господин, негоже Вам на метро добираться, мы подвезём» — да они даже дверь мне открыли, и сами вещи в багажник погрузили.

Нет, признайся они, что от «папани» подкатили, я б сразу всё понял и отказался. Но граф Уваров-Орлов оказался коварным хитрецом.

Не знаю как, но он обманул маму. Эту добрейшую, милую женщину. Обманул и заставил сказать, что это её желание, и просьба. Что она тревожится за меня и так ей будет спокойней.

Вот, как тут отказать?

Да никак. За шесть лет в этом теле я так и не смог научиться игнорировать её чувства.

Пусть она не знала, что её сын давно покинул тело, и тут теперь другой хозяин. Пусть её любовь и забота предназначались не мне. Но они были настолько чистыми, искренними, и безграничными, что остаться равнодушным оказалось невозможно.

Хотелось ответить взаимностью. Порадовать бедную женщину. Создать для неё иллюзию счастья в царстве «папашиной» деспотии.

Так что принцип «ничего личного — только бизнес» на неё не сработал. Я стал её отдушиной, а она помогла мне не зачерстветь в жажде мести и ненависти. Помогла стать человеком. Показала, что мир по-прежнему прекрасен. Напомнила те времена, когда и у меня были родители.

И вот, теперь у меня на голове мешок, руки в наручниках — официально я маг первого ранга и владею ручной, сиречь жестами, техникой плетения заклинаний, — и мне скучно. Подыгрывать похитителям уже надоело, но делать нечего, надо терпеть: на шоссе, как и в городе, слишком много свидетелей.

— Может, музыку включите? — спросил я, чтобы хоть как-то разогнать скуку, — или радио какое? А то чувства в мешке обострились, и слушать ваше сопение надоело.

— Похоронный марш подойдёт? — в голосе Юрия звучало веселье.

— О, классика, — протянул я и улыбнулся, хоть он и не мог этого видеть, — самое то. Кстати, а лопата у вас есть?

— Целых три, — хмыкнул Юрий.

— Не, столько не надо, — я помотал головой — мне и одной хватит. Только, где они? Не заметил в багажнике.

— Да заткнись ты уже, — прогудел слева Николай, — а то сам в багажнике окажешься.

— Ой, лучше не надо, — притворно испугался я, — предпочитаю место с поддержкой поясницы и шеи.

Только сказал, как ощутил, что мы замедляемся. Машину плавно повело вправо. Сиденье пару раз мягко толкнуло меня снизу, и началась трясучка.

— На грунтовку съехали, — резюмировал я, стараясь не прикусить язык и удержаться на месте, чтобы не удариться головой о притолоку. — Скоро приедем, вестимо, а музыку так и не включили.

Рукоятка пистолета прилетела по рёбрам вместо ответа. Непроизвольно дёрнулся. Ударился головой о дверь и с губ слетел стон.

Больно, блин.

— Николай, — раздался осуждающий голос Юрия.

— Да надоел он.

— Мальчик просто хорохорится перед смертью. Прояви снисхождение.

Потёр лоб скованными руками и поправил Юрия:

— Не мальчик, а вьюноша.

Добавлять, что Николай умрёт первым, не стал. Слишком по-киношному. Да и зачем предупреждать их? Люблю рушить чужие планы и устраивать сюрпризы, а игра в — кто-то здесь серьезно просчитался с жертвой — одна из моих любимых. Теперь любимых.

— Юноша, так юноша, — хохтнул Юрий.

— Приехали, — бросил доселе молчавший водитель и внедорожник остановился.

Щелкнули замки. Машина качнулась. Хлопнула одна дверь, другая, затем открылась моя, и чья-то ладонь схватила меня за плечо.

— Вылазь, — прогудел Николай и потянул меня наружу.

Ноги ощутили неровность земли и я, покинув прохладный салон машины, осторожно выпрямился. По телу прошёлся горячий летний ветерок. Чёрная ткань мешка как будто посветлела под солнечными лучами. В нос ударил густой запах хвои, а уши наполнились пением птиц и стрекотом насекомых, которые почти перекрыли далёкий звук машин на автостраде.