К магу уважительно обращались «мэтр», спешили распахнуть дверь и услужливо отодвинуть стул. На лице Галара появилось выражение участливой доброжелательности, но его синие глаза оставались отчужденно-внимательными, словно благосклонный, приветливый образ был для мага привычной маской, и только наедине с Лиандрой Галар становился самим собой. А на девушку эльфы смотрели без враждебности, скорее — с любопытством, и не очень сочувствовали трогательному рассказу о том, какими судьбами она обрела пристанище среди лесов Сириона. Галар искусно врал о Хане и Герванте, называя Лиандру сестрой нелюдя. Возразить было нечего: они бежали от несправедливости властей, Хранитель передал девушку заботам эльфийского клана, а сам сдался на милость ордена. Все «правильно», но эльфам было ясно и без слов: «полуэльф-найденыш» — собственность мэтра. Много это или мало? Достаточно, чтобы ей служить, и мало, чтобы хоть на минуту признать своей.

— Мне немножко надоело, Лиа, — сказал Галар, выходя на улицу из третьего по счету дома, — ты можешь продолжить знакомства сама, когда устанешь общаться со мной. Заходи в любой дом, и тебя примут и выполнят любую разумную просьбу.

— Почему мы не сходили в гости к единственному эльфу, с которым я познакомилась сама?

Лиандра напрасно ждала, когда Галар представит ее мастеру луков.

— Ты о ком? А, о Мастере. Старик — самое скучное существо на свете! Угораздило тебя постучаться именно к нему! Любой другой эльф немедленно бы сообщил мне, что ты сбежала!

— Ему сложно ходить.

— Ковылять ко мне домой вовсе не обязательно! Я — маг, забыла? Мастер мог позвать меня мысленно, и я бы услышал его голос громче, чем прочие! — раздраженно сказал Галар, — да, он вырезал тебе подарок, а я все забываю передать. Вот он.

Галар сунул в руки Лиандры небольшой гребень с рукоятью, украшенной тонкой резьбой. Длинные зубья были тщательно отполированы и будто специально созданы для ее густых волос. От гребня исходил пряный аромат можжевельника.

— Давай, зайдем к нему. Я поблагодарю за подарок, — предложила Лиандра.

— Я не хочу, — отрезал Галар.

— Потому, что старый эльф имеет свое мнение?

— Мастер упрям и своеволен, но я избегаю его не поэтому. Мне неприятно на него смотреть — я сразу представляю, что и мое лицо с годами так состарится! Физическое увядание отвратительно!

— Эльфийские маги не принимают эликсиры молодости, как арии? Сколько тебе лет? — допытывалась Лиандра, замечая, что Галар ускорил шаг.

— Я моложе твоего любовника! — странно возмутился он, — лет на… Не знаю. Точный возраст Хана никто не знает, даже он сам. Но, по его милости, я теперь дальше от благ Аверны, чем в тот день, когда родился!

Сколько злости и досады было в голосе мага! Поняв, что выдал себя с головой, Галар одумался и запоздало удивился вопросу девушки:

— О существовании лекарства известно лишь избранным! Где ты подслушала?

— Мне избранный рассказал. Но эликсиры нужно принимать всю жизнь! И ты готов на это?

— То же мне жертва! Тебе легко говорить — одержимые не стареют! Не знала? Если ты не убьешь себя раньше времени, то проживешь долго и не изменишься, в отличие от меня. Как ты угадала мое тайное желание? Нет, я не расстроен! Мы же просто созданы друг для друга! — сделал Галар неожиданный вывод, обнимая девушку за плечи.

— Я не понимаю, чего ты от меня добиваешься! — воскликнула она.

— Большого-большого чувства! — ехидно усмехнулся Галар, — которое ценится дороже золота и по прихоти Создателя раздается самым недостойным из нас.

— Ты говоришь о любви?! — не поверила Лиандра.

Приподняв брови, Галар расхохотался, но потом принял иронично-философский вид.

— Можно и так сказать, Лиа. Да, можно. Вполне.

Каменный мешок, забранный решеткой, выходил в узкий подземный проход. За поворотом коридора горел факел, бросая на стены колеблющиеся охристые отсветы, но в одиночной камере было темно. Цепи, свисающие с потолка, оканчивались наручниками, отводящими руки узника в стороны и назад. Со стороны казалось, что эльф без сознания. Закрыв глаза и не шевелясь, Ханлейт думал.

Тюрьма Эвенберга… Сюда попадали преступники со всего Эрендола, но подземные казематы принадлежали Совету Хранителей. Хан не встречался с Айвортом ланн Айданом лично — время допросов еще не настало, и не питал иллюзий: участь сбежавшего Хранителя была решена заранее. Оставалось узнать, когда Хан умрет и как именно, а пока пленника избили просто для порядка и бросили, не удосужившись расковать.

Ханлейт думал не о себе. Направляя отряд через земли Галара, он был уверен, что выбрал самый безопасный путь через Эрендол. За годы с их последней встречи, честолюбивый Галар должен был сделать блестящую карьеру, возможно — уехать в Аверну и пополнить ряды лучших слуг Императора. Почему маг встретился в глуши Сириона и повел себя настолько формально и жестоко? Завидев Галара среди эльфов, Ханлейт почти обрадовался, ведь когда-то их связывала взаимная симпатия и даже дружба. Хорошо зная, насколько сам Галар избегает любых правил и ограничений, Хан рассчитывал, что маг их отпустит, а то и поможет! Как же он сильно ошибался!

Раз в двести-триста лет в каждом эльфийском клане рождается ведун. Способности к магии не передаются по наследству, они — величайшая случайность, дар лесных духов для защиты эльфийской расы. Когда-то давно и сам Ханлейт был надеждой для своего рода. Ребенком его водили на уроки к пожилому магу из другого поселка так далеко и надолго, что Хан каждый раз просился домой и злился, когда учитель заставлял его сидеть смирно и слушать всякую ерунду — как растут деревья или течет по жилам кровь. Его учили, что жизнь есть повсюду, и везде разная; быстрая, стремительная, как искра пламени или медлительная, как память камней и вековых кедров. Сейчас все забылось, у эрендольского убийцы совсем другая судьба…

Если в руках есть боль, значит кровоток не остановлен, а неудобно вывернутые запястья встанут на место, стоит только пошевелиться. Но боли не было, а руки не слушались. Это плохо. Почувствовав чужое присутствие, Ханлейт открыл глаза и потряс головой, решив, что у него начались галлюцинации. Крепко вцепившись в решетку камеры маленькими грязными руками и прижав лицо вплотную к прутьям, на него смотрела девочка. От ее темного, бессмысленного взгляда Хану стало не по себе.

— Прикуси губу, — приказала она, отлипнув от решетки и привычно убрав с лица ладошками растрепанные кудряшки медных волос.

— Что?! — удивился он шепотом, поняв, что перед ним не видение, а живое существо. Откуда в подземных казематах дети?

— Тебя плохо били: не оставили ни одного пореза, а синяки не годятся. Мне нужна свежая кровь.

Ханлейт не нашел что ответить на столь дикое заявление.

— Ты дурак. Останешься без рук. Вообще-то я предлагаю помощь. Ты мне нравишься — не кричал ни разу. Привык к боли или тебе все равно? — сказала она сразу несколько отрывистых фраз, делая между ними короткие паузы.

— А ты что такое? Знаток пыток?

Хану показалось — перед ним стоял не ребенок. Девице было лет шестнадцать, но за счет маленького роста и круглого лица она казалась младше.

— Как здесь холодно! — пожаловалась рыжая, поставив одну босую ногу на другую, — я хочу наверх. Так ты сделаешь, что я просила или нет?

— Зачем?

Она протянула руку внутрь камеры настолько глубоко, насколько позволяла решетка, и пошевелила пальцами в воздухе. Хана невольно передернуло от гадкого ощущения.

— Да ты одержимая! — догадался он.

— Не обзывайся! Я — последнее средство, когда молчат.

— Кто твой хозяин?

— Который? Их было много, и почти все безмозглые, как бараны. Я очень давно живу и знаю много-много слов! — важно сообщила рыжая, подчеркивая свою значимость.

— Сегодняшний.

— Ах, этот! — отмахнулась девица, — он еще хуже прочих и начальник тюрьмы. Прикуси губу.

— Я не буду этого делать.