Запястья несильно связали. Ханлейта повели наверх, прочь из казематов. Фиона шла сзади, наступая ему на пятки и придерживая за связанные руки. Не очень-то приятно это было, но Хан терпел.

Ступив на каменную брусчатку тюремного двора, он ослеп от яркого полуденного солнца и задохнулся от свежего воздуха. После полутемных коридоров и камер, тесное пространство без потолка, ограниченное стенами тюрьмы, показалось Ханлейту огромной площадью. Часто моргая и пеняя себе на невольные слезы, вызванные привычкой к полутьме, Хан увидел Хранителей в черно-зеленой форме, выстроившихся на пути к деревянному помосту. На нем приговоренного ожидал широкий чурбак двухсотлетнего кедра, слышавший не один последний вздох. «Я больше никогда не увижу травы или даже кусочка земли», — печально подумал Ханлейт, поднимая лицо к высокому небу весеннего лазурно-бирюзового цвета.

— Это ордена казнь. Пошли отсюда, ведьма, — сказал служитель тюрьмы.

— Мне можно! — огрызнулась она.

Один из Хранителей схватил ее за руку и тут же выпустил.

— Разрешите ей остаться, — попросил Хан.

Фиону больше не трогали.

Ханлейт заметил, что сегодня девушка выглядит опрятнее, чем обычно, а в ее медно-рыжих волосах красуется фиалка с желтыми тычинками. От света зрачки Фионы сузились почти до нормальных размеров, и теперь стало видно, что ее глаза — светло-карие с задорными темными точками. Хорошенькая юная девушка, совсем не похожая на одержимую…

— Зачем ты нарядилась? — шепнул Ханлейт.

— Для тебя, — серьезно и бесхитростно ответила она.

Приговор читали долго. Речь в нем шла исключительно о побеге Хранителя и не было ни слова о сфере с душой Урагана или архонте Моргвате. «Последний из рода Кенниров», «ослушался высочайшего приказа Императора», «убиты пять человек», — пролетали мимо отдельные фразы. Хан не слушал. Сжимая и разжимая холодные пальцы связанных за спиной рук, он чувствовал, как по телу расползается ледяной озноб, немеют губы и затравленно-быстро бьется сердце. «Оказывается, я трус. Мне страшно», — удивленно подумал он.

Вокруг не было ни единого знакомого лица, кроме Верховного советника и Фионы. Хранитель, зачитывающий приговор, умолк.

— На помост, — скомандовал Айворт ланн Айдан.

Ханлейт вздрогнул от боли в руках и обернулся. Фиона приложила палец к губам, требуя молчать. «Она меня ранила. Хочет сделать смерть легче с помощью магии крови», — догадался Хан. На некоторое время это отвлекло. Он пошел к помосту, машинально считая шаги. Одиннадцать. И три ступени. Опять четырнадцать. Четырнадцатое апреля. Сердце сделало скачок к горлу…

— Куртку не сняли. Я его шеи не вижу, — пожаловался палач.

— Развяжите руки и снимите, — распорядился Айворт.

Кто-то сзади перерезал веревки на запястьях и рванул с плеч Хана одежду. Фиона стояла рядом с помостом, сосредоточенно пытаясь поймать его взгляд.

— Свяжите заново, он мне мешать будет, — снова вмешался палач.

— Не будет, — коротко бросил Верховый советник.

«Какой скучный у палача голос. Почему я не умер в бою? А теперь моя смерть стала чьей-то работой!» Сейчас раздастся команда Айворта. Вот она…

— Приступайте.

— Ну?

Хан не сразу догадался опуститься на колени. От частого дыхания у него пересохло в горле, а руки и плечи стремительно теряли чувствительность. «Это проделки Фионы. Наверное, будет не больно». Решившись и вздохнув в последний раз, Ханлейт положил голову на деревянную поверхность. Закрыл глаза. «Прощай, Моран». Пусть последняя мысль будет о той, чей свет спит в кулоне на шее. Этот могучий кедр тоже срубили в расцвете лет. Все живое рано или поздно завершает свой век, подчиняясь законам судьбы или времени.

Хранители замерли, наблюдая за орудием смерти в руках палача. Предатель был одним из них, и по праву считался лучшим из лучших. В легких Хана закончился воздух, а топор все не спешил опускаться на его шею. Айворт ланн Айдан поднял вверх руку, требуя паузы, и читал какую-то бумагу, бегом принесенную из недр тюрьмы. Его лицо помрачнело. Несколько мгновений на нем явственно читались сомнения.

— Остановить казнь! — отдал приказ Верховный советник, приняв решение.

— Вставай.

Палач, оставшийся без работы, толкнул Ханлейта коленом в плечо. Хан поднялся, одновременно оглушенный и очень счастливый, потирая онемевшее горло окровавленными пальцами. «Меня помиловали?!» Какая невероятная мысль! Зрение выделывало странные шутки, раскачивая помост под ногами. Три ступени вниз. Как прекрасна жизнь!

— Отведите его в верхние камеры, — раздался резкий голос Айворта.

Ханлейта проводили в комнату с окном и деревянной лавкой — роскошью, недоступной в подземных казематах. Вскоре вошел Айворт ланн Айдан и закрыл за собой дверь. Он помолчал, смотря на Хана с непонятной жалостью.

— Я торопился соблюсти все формальности и лишить тебя жизни в максимально короткий срок, Кеннир. Я надеялся, что известие о подмене сферы не успеет достичь Аверны, но я опоздал: Император написал о своем желании лично видеть Хранителя-предателя. Я был близок к тому, чтобы ослушаться.

— Я было подумал, вы отменили казнь, поняв и приняв мои действия…

— Не считай меня глупцом, я тебя отлично понял. И принял твои действия, как пощечину ордену Хранителей, которого больше нет. Я вынужден убивать воинов, подобных тебе, способных думать и действовать, и оставлять подле себя истинных предателей, за подачки или из страха готовых служить кому угодно. Ты поедешь в Аверну, а я буду молиться всем богам, чтобы твои страдания поскорее завершились. Не радуйся отсрочке, Ханлейт.

«Значит, меня ждут застенки Аверны, где убивают не только тела, но и души…» — открылась Хану страшная истина, — «но я умру не сейчас! Сегодня я буду жить, а еще завтра и послезавтра. Каждый день и каждая ночь будут для меня новой надеждой!»

— Я не настолько мудр, советник, чтобы перестать радоваться.

— Ты просто молод, Кеннир. Что у тебя с рукой?

— Порезался.

— Об одержимую — мага крови?

— Ее зовут Фиона.

— У них нет имен, Хранитель. И нет чувств, как и мыслей.

— Неправда.

Айворт растворил дверь и кивнул кому-то в коридоре. Фиона вошла внутрь и скромно присела рядом с Ханом.

— Ты терпишь ее эманации или не чувствителен?

— К ним можно привыкнуть. И… мне кажется, что она начала меняться.

— Я здесь. Я не вещь. Я все слышу! — сказала Фиона, сверкнув глазами на Айворта.

— Невероятно. Если бы эльфа казнили, ты бы расстроилась? — обратился он к одержимой.

— Нет, не расстроилась бы. Я бы сама немножко умерла.

— Ваша мудрость способна объяснить такой ответ, советник Айворт? — спросил Хан.

Фиона взяла руки эльфа в свои и сжала края порезов, заживляя их.

— Она поедет в Аверну вместе с тобой, Ханлейт. Это — самое большее, что я могу для тебя сделать, — решил Айворт ланн Айдан.

Хан и Фиона покинули Эвенберг на следующий день.

Амаранта очнулась в кромешной тьме. «Я умерла. Меня убил Мастер», — вспомнила она. В могиле пахло как и положено — сыростью и немного плесенью. Ритмично поскрипывая, у лица двигалось что-то большое, создавая завихрения воздуха. Вправо и влево, вправо и влево… А тело, проткнутое стрелой, болело и после смерти. От холодной поверхности камня онемели лопатки, ноги придавил мягкий, но тяжелый груз, а руки, раскинутые в стороны, надежно удерживались шершавыми веревками. Моран хотела приподняться на локтях и почувствовала шелковую удавку на своем горле.

— Есть здесь кто? — хрипло спросила она у темноты, осознав, что жива.

Ответа не последовало, только поскрипывал несмазанный механизм неведомой пытки. Моран стало страшно, как никогда в жизни. «Мне знакомо это подземелье: оно из жуткого сна о демоне, притащившем меня в Галадэн! Я снова сплю?» Амаранта задергалась в попытке освободиться, а механизм, словно в отместку, заскрипел сильнее. Невидимая угроза качалась над грудью, она казалась тяжелой, огромной, возможно — острой… Задыхаясь от приступа паники, Моран позвала на помощь. Но кого? Пусть Хан не придет, но услышит ее, узнает в какую беду она попала! «Ханлейта казнили», — жестоко подсказала память.