— Ты, на чьей стороне Хранитель? Я тебя знаю всего час, а уже услышал столько мнений от одного эльфа, что хватило бы на десяток. Честное слово, я сам запутался, — нарушил молчание архонт.

— Ни на чьей. На своей, наверное.

— И как там — хорошо? Сомнения не мучают? Ладно. Спустись на землю с облаков воображения и ответь мне на дурацкий вопрос: где мы находимся?

— На кладбище, — выдал Хан очевидный ответ.

— А точнее? Мы же в склепе, эльф! Это — могила. Последнее пристанище убитых душ.

Ханлейту стало не по себе. Он разговаривает с незнакомым архонтом, стоя посреди хранилища умерших душ ариев глубоко под землей! Какая сумасшедшая ночь!

— Почему они все выглядят одинаково? И живые, и мертвые?

— Эти хрустальные сферы созданы магией иллюзий твоего народа, Хранитель! Они обманывают нас: кто догадается, что серый камень — чья-то жизнь? Или то, что от нее осталось? Выбирай любой, и уйдем отсюда.

Ханлейт взял первую попавшуюся сферу. Она не отличалась от той, что ему вручили в соборе, ни весом, ни на ощупь. Хан почувствовал себя спокойнее, когда вышел на свежий воздух. Архонт вернул крышку саркофага на место и закрыл за собой двери гостеприимного склепа святого Ариеса. Выехав с кладбища, они обменялись сферами.

— Кем был этот арий? — задумался Хан, прежде чем положить новую сферу в сумку, — а если он не маг воздуха? Тогда о подмене догадаются!

— Никто уже не узнает, кем он или она были. Сферы живых ариев хранят в катакомбах под собором в Велеграде и берегут, как зеницу ока. А когда умирает тело мага, его живую душу, заключенную в хрусталь, везут в Аверну. Из столицы сферы с убитыми душами ариев возвращаются в склеп на старом кладбище, где лежат вечно. Но маг шторма не из них: его сфера не статична, следовательно, он думает и чувствует. Душа Урагана — живой человек, пусть и арий. Не будь я архонтом, я бы даже сказал, что он мне нравится. А мертвые сферы — все одинаковы, и выглядят они вот так.

Архонт коснулся ладонью серой оболочки шара, и Хан отшатнулся, увидев внутри лишь черноту. Его обдало холодом, будто сама смерть заглянула Ханлейту в лицо.

— Я вез душу Урагана в Аверну на верную смерть?

— Ты не тупой, беру свои слова назад, — хмыкнул архонт.

— Но мне же не поверят! В Аверне ждут живую сферу, а я опоздал по времени! Я не доберусь до столицы к утру!

— А ты все еще намерен сунуть голову в петлю и проверить: затянется она или нет? Не искушай судьбу, Хранитель! Орден без тебя обойдется.

— Я не предатель, я давал клятву!

— Вот и оставайся ей верен, странное ты существо! Служи Эймару, а Императора пошли к демонам! Нет? Жаль. Ну, хорошо. Расскажи своим начальникам правду: как по дороге на тебя напал архонт и выхватил камешек, но ты, как истинный герой, вступил со зверюгой в бой и убил его. Нос тебе разбить, что ли? Для достоверности.

Архонт прозаически зевнул, что окончательно привело Хана в бешенство.

— Сделка отменяется, я передумал. Отдавай мне живого мага! — потребовал он.

— Сделка видоизменяется, эльф, раз уж ты такой упертый. Тебе действительно не поверят, если не предъявишь в Аверне вот это.

Вынув из ножен свой меч, архонт протянул его эльфу. Изумленный Ханлейт взял оружие. Меч оказался тяжелым: линии растительного орнамента прочертили глубокий рельеф на массивной стали клинка; зажигаясь магией архонта, они придавали воину легендарную силу. Толщина стали уменьшалась ближе к лезвию. Одна из сторон слегка изогнутого меча была заточена острее…

— Ты отдаешь мне оружие архонта?! Ради чего?

— Не ради тебя, Хранитель. Иногда приходится чем-то жертвовать: я все еще сражаюсь за страну, которую люблю, но время открытых битв миновало.

— Но клинок, заряженный твоей магией — он единственный на всю жизнь!

— Есть поверье, что меч архонта всегда возвращается к своему хозяину, а до поры до времени я побуду в списке покойников. Будет случай — расскажи, как все было. Не будет — забудь.

Архонт кивнул на прощание и поехал прочь. Ханлейт замер посреди дороги с магическим мечом в руках. Он боролся с желанием уехать с этим человеком и познать мир таким, каков он есть на самом деле: без догм Хранителя и принудительного служения ордену, но так и не решился на побег. «Я пока останусь. Возможно, позже…» — зацепился Хан за видимость выбора и окликнул архонта:

— Я даже не знаю, как тебя зовут!

— Вспомни о магии иллюзий и взгляни на то, что у тебя перед глазами, — обернулся архонт в последний раз и пришпорил лошадь.

— А что у меня перед глазами?

Ответ был рядом, на клинке: под вязью изогнутых линий и виноградных листьев прятались буквы эймарского алфавита — «Моргват».

* * *

— Речь идет о душе ария из пророчества святого Ариеса? — спросил один из судей.

— Разве ее не уничтожили? — удивился другой Хранитель, имени которого Хан не знал.

За столом стало шумно, но Верховный советник решительно пресек все разговоры:

— Затронут вопрос государственной важности, — сказал Айворт ланн Айдан, принимая невозмутимый вид, — властью, данной мне советом Хранителей, я прошу суд удалиться.

Судьи не имели право роптать. Встав из-за стола, они высказали свои предположения друг другу за закрытыми дверьми. Фиону тоже выпроводили. Ханлейт и Айворт остались одни.

— Объясни, что сказал, — потребовал старик, усаживаясь за стол.

Хан молчал.

— Ты принес меч архонта. Моргват — герой севера, участник громких битв Столетней войны, неуловимый, как призрак. Я был поражен, увидев его оружие. В тот день ты заслужил мое уважение и доверие, ты сделал для Эрендола больше, чем все, кто сидел перед тобой за столом минуту назад. Что значит «ненастоящая сфера»? Вместилище для душ невозможно подделать. Ты снова солгал?

— Нет!

— В интересах Эрендола сказанное тобой не покинет стен этой камеры. Можешь начинать исповедь.

— Я ни в чем не раскаиваюсь, чтобы исповедоваться, — упрямо сказал Ханлейт, — а в Аверну я передал мертвую сферу. Другую, не из собора святого Ариеса.

— Откуда ты ее взял?

— Я не могу этого сказать, но считаю, что поступил правильно. Я спас душу.

— Душу ария!

— Не важно, кому она принадлежит. Вам известно, что происходит с душами в Аверне? Кормить демонов новыми жертвами — в этом теперь состоит миссия Хранителей?

— Тебя не учили решать и думать, твоя задача — выполнять приказы! Кем ты возомнил себя, чтобы вмешаться в ход истории? — спросил Верховный советник со сдержанной яростью.

— Я - Хранитель. И имею право думать и решать. История иногда ошибается, и моя задача — предотвратить ее преступления. К сожалению, мне не всегда хватало силы духа…

— Почему ты сбежал?

«Я ненавидел карателей за их жестокое самодовольство, чувствовал себя пленником ордена, устал притворяться и лгать», — ответил Ханлейт мысленно.

— Я хотел быть свободным, — произнес он вслух.

— Харматанец. Не такой, как остальные эльфы Эрендола. Ты с юных лет впитал в себя отраву пустынных ветров чужого края и забыл, кем родился. И чего ты добился? Ты уничтожил себя сам. Я даже презирать тебя не могу, только сожалеть.

Айворт устало потер лицо руками и встал. Он заговорил, прохаживаясь взад и вперед по камере:

— Обвиняя орден и меня в утраченной чести, ты не видишь дальше собственного носа. Да, Хранители присягали на верность королям Эймара, так было с глубокой древности, и наш орден следовал клятве до тех пор, пока это было возможно. Все изменилось в 3212, переломном году войны. Север и юг решили довести вражду до логического финала: больше не было временных перемирий и относительно спокойных лет, кровь лилась обеих сторон реками, а эльфы оказались меж двух огней. Но Архона была далеко, а на границах Эрендола запылали эльфийские поселки, сжигаемые ариями. Лесная страна, у которой нет своей регулярной армии против военной мощи Аверны, уничтожающей все живое на своем пути, — вот в каком положении оказался Эрендол одиннадцать лет назад. Заключить союз с югом, предавая север или быть уничтоженными, — таков был выбор. И мы пошли на сделку… Ты не представляешь, Харматанец, чего она нам стоила, и какой ценой Эрендол закрыл границы для людей и ариев! Мы не считали Родерика законным правителем, но все же склонили перед ним головы, а спустя два года орден узнал, что северный престол пуст — королевы Амаранты не стало… Род эймарских королей угас, война была проиграна, а Хранители освободились от своей клятвы, данной девять веков назад.