- Конечно-конечно, только... как жаль, что вы не начали с журавлей, Яна. Это было самое важное и срочное, если бы вы сделали их, то другую работу можно было бы перенести... Ох…

- Я не успею, даже если просижу здесь всю ночь. - Мое лицо вспыхнуло от несправедливой обиды. Хитрая змея пыталась выкурить меня с работы любым способом и так, чтобы при этом я осталась виноватой.

- Понимаю, Яна. У вас хорошая память, я это услышала, но вы сами так неповоротливы, так медлительны, едва ли мы сможем сработаться. - Красивый наманикюренный пальчик пододвинул к краю стола пустой лист бумаги и ручку. - Вы можете написать заявление на увольнение. По собственному желанию, разумеется, и сразу ехать по своим делам. На линейку, на утренник, на детский день рождения. У вас ведь такая насыщенная жизнь.

Во мне боролись два зверя. Один мечтал убить злобную стерву, второй – убить и затолкать ей в глотку смятый лист бумаги с моим заявлением. Страшные ругательства, словно блики молний, вспыхивали у меня в голове и просились наружу. По победной улыбке начальницы, некрасиво натянувшей ее пухлые губы, я понимала, что она уже празднует свой триумф. И самым логичным было бы сдаться и уйти. Логичным. Но не правильным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Хорошо, Екатерина Сергеевна, я все сделаю. - Ох, как эффектно поехал в сторону ее рот, когда до идиотки дошел смысл сказанного. Одно это придало мне сил и зарядило уверенностью. - Я могу попросить о помощи? Думаю, Сашенька мне не откажет, раз раньше это была ее работа.

Моя знакомая, сидевшая в правом углу кабинета, только сейчас оторвала взгляд от монитора и виновато улыбнулась:

- К сожалению, я не смогу, Яна. Ты должна это сделать сама... То есть, у меня на сегодня другие задачи, понимаешь?

Я понимала. Мне объявили войну. Что ж, Катенька, вы еще о партизанских диверсиях не слышали...

***

Склад встретил меня приветливо распахнутыми коробками с бумагой для оригами – садись и делай. Я села. Для подстраховки включила на ютубе ролик, где шестилетняя девочка бойко лепила журавликов со мною в такт. Ее птичка выглядела раз в сто лучше моей – прошедшей голод, войну, неудачный поход к косметологу и курс химиотерапии. Я с ужасом перевела взгляд с тифозного журавля на таймер: на создание этого монстра у меня ушло 5 минут. Нехитрые подсчеты показали, что для того чтобы сделать тысячу журавлей, мне понадобится 83 часа или три с половиной дня. И это с учетом того, что я откажусь от еды, сна и туалета.

Абсурд какой-то.

- Работаешь? Ну, работай, голуба, я на тебя 500 рублей поставила.

Я подняла взгляд и увидела прическу «Авангард», натянутую на три подбородка. Хищная ухмылка тираннозавра Брикс никак не вязалась с небесно-голубыми, будто у ангела, глазами.

- С кем поспорили, на что?

- С бабами в курилке. Говорят, тебя в первый день уволить хотели, а ты не далась. Молодцом, девка, держись. Я за тебя петеньку кинула, если проиграю, я тебя своими руками «чик-чик-чик». - Пухленькие пальцы Брикс быстро замелькали в воздухе на манер ножниц. Оу, да наша динозавриха была азартной.

- Елена Павловна, а вы оригами любите?

- Ненавижу.

- Ну, допустим. А если я к вашему петеньке своего поставлю, вы поможете мне этих долбанных журавлей склеить? Иначе я не успею и меня уволят.

- И много надо? - Прозрачные глаза жадно впились в мою фигуру, а голова кадровички заработала быстрее калькулятора.

- Всего ничего, - нарочито махнула рукой я, - тысячу.

- Ой-вэй, - Брикс явно не ожидала услышать такую цифру, - я бы очень, конечно, хотела тебе помочь. Да что-то не хочется. Я вообще чай шла пить, не курила еще, обед опять же. Ладно, не буду отвлекать. Ты давай, мой выигрыш на твоей совести. - И грузная фигура выплыла из складского проема. Уже из коридора до меня донеслось тихое сердитое бурчание: - Что за день, опять деньги просрала… Вот и спорь после этого.

Отлично, даже кадровичка не верила в мой успех. Чертова Брикс. Чертова Сашенька. Катерина Сергеевна эта и ее подковерные игры. Игнатов, чтоб ему икалось бесконечно, как мягко стелил, как обещал, гад, и где он теперь…

Раздался звонок телефона, снова от Мишки. По телу пробежали мурашки, словно маяки надвигающейся беды, от которой не отмахнуться никакими волшебными птицами из бумаги. До линейки оставалось четверть часа.

- Мамочка, букет такой тяжелый, мне его держать уже больно.

В горле запершило, когда я услышала взволнованный, дрожащий голос сына. Стало сразу понятно, что он держался изо всех сил, но еще минута – и мой мальчик расплачется, не имея возможность быть утешенным, почувствовать себя в безопасности. Сейчас я хотела просто обнять его, прижать в себе, но вместо этого закопалась в облезлых журавлях для марафона желаний какой-то Прутковской. Чужих желаний, не моих!

- Малыш, отдай пока букет папе. На линейке вы будете стоять без цветов, потом подаришь цветы учителю.

- Не могу, папа далеко ушел, я его не вижу, - протяжно завыл Мишка.

- Мишенька, я уже на такси еду, тебя плохо слышно, - поспешно произнесла я, надеясь, что сын не почувствует, как дрожит мой голос. Я нажала отбой и тотчас набрала мужа:

- Немедленно, – слышишь, Олег? – немедленно подойди к Мише, забери у него гребанные цветы и успокой!

- Ян, ты вообще где?

- В пробке, - буркнула я и сжала зубы, чтобы не выматериться. - Олег, прямо сейчас найди сына и помоги ему. Скажи, что я стою в конце и поэтому не могу протиснуться к нему. Не говори, что меня еще нет. Все, еду.

Сразу после звонка я включила поиск такси в приложении. На экране высветилась неутешительная надпись: «Все машины заняты, подождите несколько минут».

Конечно, подожду, а пока несите мне дробовик и патроны. Я не спустила бумагу для оригами в унитаз только потому, что на это уже не хватало времени. Звук моих тяжелых шагов гулко бил по барабанным перепонкам, напоминая собой удары кувалды. Задушить гадюку. Голыми руками задушить. Общий коридор вывел меня к лестнице, ведущей на второй этаж – туда, где и располагался мой новый кабинет и по совместительству могила моей новой начальницы. На секунду затормозив, снова открыла приложение и прочитала короткую молитву, ожидая, пока загрузится Убер. Боженька, если ты есть, сделай так, чтобы машина нашлась, потому что сидеть за убийство Гадюки мне совсем не хочется. А убить я ее могла.

«Все машины заняты, подождите несколько минут»…

Вот эчпочмак татарский!!!

Прямо перед дверью в наш кабинет я столкнулась с крепкой мужской фигурой.

- Яна, вы уже вернулись? Как прошла линейка? - сначала услышала и только потом увидела я Игнатова. От ярости перед моими глазами плавали мутные кольца, словно гигантские мыльные пузыри, смазывающие весь обзор в кляксу. Я молча посмотрела на В.Г., вкладывая в этот взгляд все свои эмоции.

«Сейчас убью Гадюку, потом вернусь за вами», - читалось у меня на лице.

Брови Игнатова поползли вверх, скулы вытянулись, а глаза вспыхнули, озарившись догадкой, что ни на какой линейке я не была. Почему-то он не стал задавать мне вопросов, а схватил за плечо, больно сжав пальцами кожу, и процедил:

- Идем.

Я едва успевала за ним по ступенькам, гадая, куда меня потащил Игнатов. Мимо проплыло фактурное лицо Брикс с зажатой во рту сигаретой и округлившимися от удивления глазами. Готова поклясться, что свежую сплетню кадровичка предпочтет и чашке кофе, и обеденному перерыву. Уже сейчас она помчит всем рассказывать, как видела ненаглядного своего Виталия Геннадьевича, фактически волочащего на себе декретницу. Последняя сопротивлялась слабо, признаков жизни не подавала. Постепенно до меня стал доходить ужас и абсурд ситуации и что, приди я сейчас к Екатерине Сергеевне, то ничего не смогла бы сделать, кроме как сесть и разрыдаться. Никаких аргументов и доводов у меня не было. Только чувство, как сильно я подвела сына.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Садись, - передо мной открылась дверь черного Инфинити, - быстро.