- А ты загляни в комод. Там мой костюм медсестры, Олег купил. Можешь полюбоваться, как низко я пала. До дешевого полиэстера и китайских стразинок.
- Не хочу я ни на что любоваться, - тихо сказала подруга, колдуя над моим лицом. Бронзер, скульптор, пудра, тональная основа и еще какие-то разновидности штукатурки. Готова поспорить, Микеланджело со своим Давидом был просто дилетантом-задохликом по сравнению с 30-летней женщиной, которая каждое утро вынуждена лепить искусство из морщинистого блина, содранного с подушки.
Через секунду Фиса засунула мне в рот ушную палочку и что-то стерла с глаз: видимо, стрелка стала показывать неверное направление. Мне нравились стрелки, но собственные получались кривыми и неровными. Благодарность за то, что подруга помогает в подготовке к корпоративу, просто лезла из всех отверстий, так что я наклонилась вперед и чмокнула Анфису в щеку.
- Тихо, дурко, мы еще тон не закрепили, ты все смажешь, - отмахнулась от моей нежности Фиса. - Слушай, тени точно сиреневые? – Я кивнула. – Ну как знаешь, какая-то кукла Барби получается. Ты будешь куклой?
- Сломанной, - тихо пошутила в ответ. Я чувствовала, что выгляжу иначе, – возможно, именно так, как представлял меня Олег, – и испытывала неконтролируемое злорадство, что именно он ничего и не увидит. Все это предназначалось для одного только зрителя – и им, увы, был не муж.
Никто из нас не улыбнулся от грустной шутки.
Отстранившись, Анфиса с видом безумного художника рассматривала мое новое лицо, которое нарисовала поверх старого, и, судя по тому, как кривились ее губы, подруга хотела что-то сказать.
- Если бы подготовилась так для ужина с Олегом, он бы тогда не ушел один.
- Понимаю, - осторожно кивнула в ответ, не уверенная, хочу ли продолжать неприятную для меня тему.
- И усугубляешь. Он так и не увидит тебя такой… красивой.
- Это маска, Фис. Ты же понимаешь, все это: и макияж, и корсет, и туфли на шпильках – маска.
- Ради любимого не грех носить маску. Тебе хотя бы есть, для кого это делать, - сухо произнесла она и отвернулась, чтобы убрать косметику в свой чемоданчик.
- То есть ты бы смогла играть роль? Если бы твой мужчина видел тебя в другом образе, ты бы ему потакала и наряжалась так каждый раз?
- Разумеется. Такая моя натура.
- Ну, это понятно. И очень удобно, если ему нравится такое. А если он, к примеру, хочет видеть тебя в закрытой ситцевой рубашке в мелкий голубенький цветочек?
- Никто не хочет, - прыснула Анфиса.
- А твой захотел. Именно так у него все дымится, но стоит тебе надеть свои вот эти шортики Лары Крофт – и на часах опять полшестого.
- Я найду другие образы, если надо.
- Да ему не надо, Фис. Ну любит человек страшные ночные рубашки, как из роддома. Может, он у тебя всю жизнь гинекологом мечтал стать, вот и создает в спальне родильную палату. И потом, какие образы ты подберешь с полностью выбритой головой?
- Что?! Это еще зачем?
- Как зачем, ради любви. Он у тебя несостоявшийся гинеколог и ортодоксальный иудей, перед свадьбой попросил сбрить волосы.
- Что, даже брови и там? – она в ужасе ткнула пальчиком мне в то самое.
- Там оставь, - милостиво разрешила я, - впрочем, Изольду он твою тоже не увидит, потому что акт, с позволения сказать, коитуса совершается редко, в темноте и через дырку в простыне.
- А простынь нам на кой ляд?!
- Это… это… - Я на секунду замялась, пытаясь вспомнить еще факты из прочитанной когда-то статьи об особенностях жизни Ашкенази. Ничего. Только стрекот сверчков в голове. Совсем обманывать подругу не хотелось, а потому пришлось покаяться: - Не помню. Может, и не было такого. Но в остальном читала точно. Так что, согласишься?
- Нет, конечно, - она упрямо выставила подбородок вперед.
- Так любовь же.
- Ну, я планирую строить семью с тем мужчиной, с которым наши взгляды на жизнь полностью совпадают.
- О Боже мой, как удобно, - скривилась я, - никто же раньше до такого не додумался, новатор ты наш. Вот у меня с Олегом взгляды, увы, не совпадают. Мы работаем над этим, но иногда кажется, что это больше не парный спорт и я катаю сольную программу. Хреново катаю, кстати.
- Я не думала, что все настолько плохо.
- Я тоже и не думала, да оно и не плохо, на самом деле, обычно просто. Истории ведь тоже бывают разные? У тебя вот роман «Красотка для миллионера», а у меня бытовая драма на тему семейной жизни « Халат, салат, банкомат». Смешать, но не взбалтывать.
- А сейчас ты для кого оделась, если не для Олега? – язвительно спросила подруга, стоя у меня за спиной.
Вопрос был хороший. И я знала на него ответ…
***
- Для кого, - повторила я за подругой и добавила: - Для сына моего. А много ли прислать? Да пудов этак пять или шесть…
- Яна, не ерничай, - оборвала она, - натягивай платье и катись уже к своему Игнатову, пока сама же не передумала.
Я хмыкнула, не став разубеждать Анфису. В конце концов, иногда лучше мухой болтаться в паутине собственных иллюзии, чем поверить в банальную правду. Платье было куплено не для картавого и не чтобы попасть на обложку журнала «Игривый тракторист». Единственный человек, которого хотелось сегодня поразить – я сама.
Тяжелая ткань жидким золотом потекла по телу и охладила кожу. То ли в комнате слишком жарко, то ли меня била лихорадка. Я чувствовала, что горю, но стоило надеть платье, как мне стало лучше, а дыхание, несмотря на тугой корсет, выровнялось наконец. Вот и все, назад дороги нет.
- Ты на себя принципиально не смотришь? – не выдержала Анфиса.
- Страшно...
- Да ну, получилось очень красиво, давно надо было тебя так накрасить, - Анфиса не поняла, о чем я. В ее системе ценностей женщина может бояться, что не понравится себе. Я же, наоборот, боялась себе понравиться.
Осторожно, маленькими шажками я кралась к шкафу с зеркальной дверью, чтобы увидеть себя в полный рост. Тело уже привыкло к корсету, а вот мозг к новому образу – нет. Вдруг на меня из отражения посмотрит та, в ком разочаруюсь или в кого слепо влюблюсь? И окажется, что муж был все-таки прав. Хотеть женщину можно, только когда она надевает на себя маску.
Я остановилась в метре от зеркала, чтобы увидеть силуэт, но не вглядываться в детали. Зачем? Платье подчеркивало изгибы тела, обтягивая меня, как вторая кожа, и водопадом струилось до пола, переходя в небольшой лаконичный шлейф. Повернувшись спиной, я убедилась, что шнуровка не просматривается через ткань, и мысленно поблагодарила это чудо инженерной мысли. Руки коснулись талии: чувствовалось странное ощущение лишней ткани под пальцами, но оно не пугало, а наоборот. Если кто-то вдруг пригласит меня на танец, я не буду чувствовать себя голой.
- Я сейчас как в броне, - пробормотала, глядя на себя, и добавила: - Так даже лучше.
Анфиса смотрела на меня внимательно, будто узнавала заново, будто мы не были знакомы больше десяти лет. Наконец она резюмировала:
- Сюда бы диадему.
- Зачем? - удивилась я. - Я же не королева красоты. Нет, у меня есть кое-что получше.
Достала из ящика высокие кожаные перчатки и натянула их до самого локтя. В идеале они должны были быть фиолетовыми, но если совсем уж придерживаться канона, то и волосы следовало покрасить в ярко рыжий. Мне же очень нравился мой натуральный русый с позолотой цвет. Да и никакой костюмированный бал не стоит геморроя с посеченными кончиками и пережженной макушкой.
Локоны я переложила на плечо и пропустила несколько прядей через пальцы, так, чтобы длинная челка закрыла правый глаз. И в качестве финального штриха и лучшего аксессуара – призывно выставила ногу в образовавшийся разрез платья. Ходить на каблуках было непривычно, и, чтобы не упасть, я делала крохотные шажки, как китайская гейша. Зато благодаря шпилькам мои ноги стали казаться и длиннее, и стройнее.
- Слушай, Фис, а если я вот такой красоткой завалюсь кому-нибудь в кровать, то утром человек ужаснется: низенькая, ресницы отклеились и болтаются в районе подбородка, прыщ на лбу подмигивает, как кремлевская звезда, еще и живот торчит. Это ж, получается, обман?!