Я снова подняла фонарь телефона и на этот раз внимательно осветила раздевалку от одного края до другого. Тусклый луч света вдруг выхватил из темноты мужской силуэт, сидящий на старом ненужном комоде: черный костюм, черные ботинки, черные блеснувшие во мраке глаза и бутылка рома.

- Я надеялся, что ты уже уехала домой, так что ты можешь обвинить меня в чем угодно, только не в преследовании, - просипел знакомый картавый голос.

Это был Игнатов. И, кажется, он был чертовски пьян.

***

До спасительной двери было несколько метров.  Можно успеть убежать из гардеробной, можно вызвать такси на ходу, лавируя между курящими на крыльце коллегами, можно спрятаться ото всех на свете. Но вот от себя самой - вряд ли. Увидев здесь Виталика, я с ужасом и предвкушением отметила нарастающую боль внизу живота. Так бывало перед важными событиями: экзаменами, переездом, свадьбой. Даже думать не хотелось, что особенного в этой встрече с картавым дьяволом сейчас. Он в один прыжок соскочил с комода и замер, не решаясь сделать шаг мне навстречу. Я тоже не шевелилась. Застыла на месте, как косуля при виде голодного хищника. Вот каким он был. Опасным.

- Думаешь о том, как сбежать отсюда? – для человека, выпившего бутылку рома, Игнатов говорил на удивление связно.

- Мне нужно выпить, передашь бутылку? – кажется, решение остаться было принято чуть раньше, сейчас я его просто озвучила.

Игнатов покачал головой.

- Это что, жадность?

- Скорее пассивно-агрессивная забота о твоем здоровье, - усмехнулся он. - Ты мало ела, много нервничала, выпила газированный сладкий алкоголь, к тому же такой.... Шампанской тут дешевое пойло, неужели не поняла сразу?

- Почему бабушка не занималась твоей речью? – на секунду показалось, что если сделать ему больно, то он обидится и прогонит меня. Спастись можно только так, сама я уже никуда не уйду.

- Что-что? – Виталик слегка ослабил узел галстука, видимо воздуха не хватало не только мне.

- Ты картавишь. Почему ты не ходил к логопеду? - как не перефразируй вопрос, звучало одинаково бестактно.

- Вначале не было денег, мы жили очень бедно, Яна. Потом, когда появились средства, пропала мотивация. Меня не беспокоит то, что я картавлю.

- Меня беспокоит, что это делает мой сын.

- Твое право. И твоего сына. А мне лично нравится. Я люблю изучать…поломанные вещи…

- То есть бракованные? – Перебила я его и сделала шаг назад. Потому что Виталик наступал.

- То есть особенные. Изъяны делают нас уникальными, понимаешь? Твой юмор, твой смех, то, как ты мыслишь, какие глупости генерируешь вокруг себя. В тебе очень много этого.

- Брака? – лопатки уперлись в холодную стену, отступать было некуда. Как говорится: «за нами Москва». И адюльтер.

- Самобытности. Ты эксклюзив, Яна, штучный товар, - он едва провел пальцами по моему лицу: от виска к губам, очерчивая неровную дугу. Кожу обдало жаром прикосновения, так, что я зажмурилась, будто под лучами солнца.

- Если бы мы были в школе, то ты бы меня сейчас дернул за косичку. Кажется, я тебе нравлюсь, - произнесла я быстро, как перед прыжком в воду и тут же до боли сжала челюсти. Зря, Яна. Очень зря. Лучше молчать. Лучше не знать, не думать об этом, догадываться и фантазировать сколько угодно, но не спрашивать напрямую. Потому что он ответит честно. И я понятия не имела, что мне дальше делать с этой идиотской правдой.

- Нравишься, - от этого ответа хотелось скулить. В легких закончился весь воздух, а партия с новым застряла где-то на растаможке, и, кажется, я начала задыхаться.

- Зачем тебе все это? – я едва узнавала собственный голос, тонкий и дрожащий.

- Чтобы у моего психотерапевта было работы на год вперед. Кажется, он планировал поездку в Америку. Уже одним этим разговором с тобой я обеспечил Натану Сергеевичу прогулку по Таймс Сквер.

- Отпусти меня, пожалуйста, - я уставилась в пол, на острые носы чертовски красивых, но пригодных разве что для пыток туфель. Если поднять голову вверх, если встретиться с ним взглядом – то он все поймет. И сделает то, что нельзя. И я его не остановлю.

- Я попрошу тебя кое о чем. Идя сюда, я планировал пить и танцевать. С первым я прекрасно справился в одиночку, но для второго мне нужна твоя помощь, - я недоверчиво подняла лицо, пытаясь разглядеть Игнатова, но не видела ничего кроме тени на стене. Его голос звучал рассудительно и спокойно, ни единого следа от дешевой пошлости. Я облегченно кивнула, согласная на любой танец, включая сиртаки и канкан.

- Один танец и все?

- Один танец, и я отпущу тебя. По крайней мере, так я сказал себе пару сотен раз, пока смотрел, как ты разговариваешь с другими.

- Тут нет музыки, - я беспомощно развела руками. До нас едва доносились прощальные вскрики гитары, от басов слегка шумело в голове, но за всем этим невозможно расслышать мелодию. В гардеробной и впрямь было тихо.

- Если я хочу полететь в космос, меня не остановит отсутствие ракеты, дойду до Луны пешком, - Виталик достал из кармана айфон и принялся что-то искать в своем плейлисте. Тусклый свет экрана подсвечивал его красивое сосредоточенное лицо. Наконец он улыбнулся и нажал пальцем на «кнопку».

- Надеюсь, будет Стас Михайлов? – когда мне неловко, я шучу, отчего ситуация выглядит чуть менее стыдной, а вот я чуть более.

- Станислава Владимировича я напеваю в ванной, когда меня никто не слышит, - беззлобно парировал картавый, - а для тебя я приготовил это.

Просторное помещение наполнили звуки давно забытой песни. Виталик осторожно сжал мою ладонь одной рукой, другую положил на спину и медленно качнул нас в сторону. Под ногами заскрипел дощатый пол – единственный свидетель моей сегодняшней покорности. Музыка, лившаяся из динамика, казалась старомодной. Тягучей, прямо как его взгляд, но как нельзя лучше подходила Игнатову. Ничего другого в его плеере и быть не могло.

- Кто это? - я думала о том, что теперь это будет мой любимый певец.

- Paul Anka , Put your head on my shoulder, - без грамма превосходства ответил В.Г.

- А о чем он поет?

- Он…он просит свою девушку положить голову ему на плечо, называет малышкой и обещает решить все ее проблемы, - чуть помедлив, произнес Виталик.

Послушно, будто музыка родилась и прошла через десятки лет только для меня одной, я опустила голову на плечо Игнатова. Щекой я чувствовала мягкую ткань костюма, ощущала тепло кожи, слышала биение сердца. Это было странно и прекрасно одновременно, и единственное, о чем я могла молить Бога, чтобы чудесный голос пел всю ночь напролет.

- Яна, у меня только один вопрос. - раздалось у меня над самым ухом, -  Скажи мне, так все-таки кто?

- В смысле, кто? – я еле оторвала голову от его плеча и посмотрела вверх.

- Кто подставил кролика Роджера?

***

После каждого сказанного слова сердце стучало все чаще, все громче. С самого начала он знал, под чьей маской я спряталась. Чувствовал меня, как и раньше, в любую секунду любого дня. Я, наконец, открыла глаза, очнулась ото сна – и реальность оказалась паршивой. Темное помещение. Замужняя женщина. Начальник. Гипнотическая песня едва ощутимой лентой вилась между нами, разрезая эту ночь надвое. Голос Пола Анка звучал тихо – паника в моей голове громко била в набат, и с последним аккордом гитары я была готова броситься из гардеробной наутек, держа подол платья в одной руке, а неудобные туфли – в другой. Виталик все еще не понимал, что произошло, и продолжал обнимать меня за плечи, продлевая сладкую муку. Я уперлась ладонью ему в грудь и отстранилась.

- Отпусти. Ты пообещал, что отпустишь.

Он напрягся, твердые мышцы застыли у меня под пальцами, отчего я тотчас отдернула руку. Голос мне больше не принадлежал, и потому я совсем не узнала этот жалкий писк:

- Пожалуйста, отпусти.

Игнатов внимательно посмотрел мне в глаза, пытаясь разгадать подкинутый ребус, но через мгновение сдался и осторожно кивнул.

Приступ облегчения накрыл комнату пушистым облаком: на самом деле меня никто не держит, и через минуту я окажусь на улице. Дыхание стало ровным и легким. Шум в голове едва ощутимо пересекался с рваным стуком сердца, но я понимала, что скоро все пройдет. Станет, как прежде.