– Мои девочки, – пояснила Герли, с улыбкой глядя на стену с фотографиями. – Те, кто вернулся к нормальной жизни. Сделали правильный выбор и стали полноправными членами общества. К сожалению, – улыбка померкла на ее губах, – фотографии Амальтеи Лэнк никогда не будет на этой стене. – Она села за стол и в упор взглянула на Мауру. – Я не уверена в том, что ваш визит сюда – удачная идея, доктор Айлз.

– Я никогда не видела свою родную мать.

– Это меня и беспокоит. – Герли откинулась на спинку кресла и какое-то время пристально разглядывала Мауру. – Все мы хотим любить своих матерей. Хотим видеть в них женщин особенных, потому что это делает и нас, их дочерей, особенными.

– Я не надеюсь на то, что смогу полюбить ее.

– А на что вы надеетесь в таком случае?

Этот вопрос озадачил Мауру. Она вспомнила образ матери, который рисовала в своем воображении еще ребенком, даже после того, как кузен выдал ей жестокую правду о том, что ее удочерили. Это наконец объяснило ей, почему в семье, где все блондины, только у нее черные волосы. Вот почему она сочинила свою сказку, объяснявшую природу этих темных волос. В этой сказке ее мать была итальянской принцессой, которая была вынуждена отказаться от дочери, зачатой от простолюдина. Или же испанской красавицей, которую бросил любимый, и она умерла от горя. Герли была права, когда сказала, что девочки наделяют маму особенными, даже волшебными качествами. И вот сейчас ей предстояло встретиться не с фантазией, а с реальной женщиной, и от этой перспективы ей было не по себе.

– Почему вы считаете, что им не следует встречаться? – поинтересовалась Риццоли у Герли.

– Нет, вы меня неправильно поняли. Я всего лишь прошу отнестись к этому свиданию с определенной долей осторожности.

– Почему? Она что, опасна?

– Не в том смысле, что она вдруг вскочит и бросится на вас. На самом деле внешне она очень спокойна.

– А внутренне?

– Подумайте о том, что она совершила, детектив. С какой яростью нужно было обрушить удар, чтобы размозжить череп? А теперь ответьте на вопрос: что скрывается в душе Амальтеи? – Герли перевела взгляд на Мауру. – Я должна была открыть вам глаза, чтобы вы понимали, с кем имеете дело.

– Пусть у нас с ней общая ДНК, – сказала Маура. – Но я не испытываю душевной привязанности к этой женщине.

– Выходит, вами движет исключительно любопытство.

– Я должна пройти через это. Чтобы успокоиться и жить дальше.

– Возможно, так же считала и ваша сестра. Вы ведь знаете, что она приезжала к Амальтее?

– Да, слышала.

– Не думаю, что она успокоилась после этой встречи. Мне кажется, это ее еще больше расстроило.

– Почему?

Герли протянула Мауре папку, лежавшую на столе.

– Это данные ее психиатрического обследования. Все, что вам нужно знать о ней, содержится в этой папке. Почему бы вам просто не прочитать эти документы? Прочитать, уйти и забыть о ней навсегда.

Маура даже не притронулась к папке. Вместо нее это сделала Риццоли, которая осведомилась:

– Она что, под наблюдением психиатра?

– Да, – ответила Герли.

– Почему?

– Потому что Амальтея страдает шизофренией.

Маура посмотрела на суперинтенданта.

– Тогда почему ее осудили? Шизофреников не должны сажать. Их должны лечить.

– Как и многих других наших подопечных. Скажите это суду, доктор Айлз, я уже пыталась пробить эту стену. Сама система ненормальная. Будь вы хоть трижды псих, совершающий убийство, на суде редко удается доказать это.

– Вы считаете, что она действительно душевнобольная? – тихо спросила Риццоли.

Маура повернулась к Джейн. Увидела, что та внимательно читает записи психиатра.

– У вас вызывает сомнения ее диагноз?

– Я знаю психиатра, которая осматривала ее. Доктор Джойс О'Доннел. Она не из тех, кто тратит время на заурядных шизофреников. – Джейн взглянула на Герли. – Почему именно ее привлекли к делу?

– Вас это, похоже, беспокоит, – заметила Герли.

– Если бы вы были знакомы с доктором О'Доннел, вас бы это тоже обеспокоило. – Риццоли захлопнула папку и глубоко вздохнула. – Есть что-нибудь еще, что должна знать доктор Айлз, прежде чем увидится с заключенной?

Герли посмотрела на Мауру.

– Я так понимаю, вы не изменили своего решения?

– Нет. Я готова встретиться с ней.

– Тогда я провожу вас вниз, в приемную для посетителей.

"Я еще могу передумать".

Эта мысль крутилась в голове Мауры, когда она проходила процедуру регистрации. Когда снимала часы и прятала их вместе с сумочкой в шкафчик. В комнату свиданий запрещалось проносить драгоценности и бумажники, и она чувствовала себя голой без сумочки, лишенная удостоверения личности и всех пластиковых карточек, которые могли бы сообщить миру, кто она. Маура захлопнула дверцу шкафа, и металлический скрежет напомнил ей о том мире, в который ей предстояло вторгнуться: мире, где двери были на замке, а его обитатели коротали жизнь в камерах.

Маура надеялась, что свидание будет приватным, но, когда надзирательница провела ее в комнату, поняла, что ошиблась. Послеобеденные свидания начались часом раньше, и в комнате царил сущий хаос – шумели дети, громко кричали взрослые. Монеты звонко сыпались в торговый автомат, который выдавал завернутые в целлофан сандвичи, чипсы и шоколадки.

– Амальтею сейчас приведут, – сообщила надзирательница. – Почему бы вам пока не поискать свободное место?

Маура подошла к незанятому столу и села. Пластиковая поверхность была липкой от пролитого сока; она сложила руки на коленях и стала ждать. Сердце учащенно билось, в горле пересохло. "Первая реакция организма на стресс – "дерись или беги", – подумала она. – Какого черта я так разнервничалась?"

Она встала и подошла к умывальнику. Наполнила водой пластиковый стакан и залпом осушила его. Но в горле все равно было сухо. Такую жажду нельзя утолить водой; жажда, учащенный пульс, потливость ладоней – тот же самый рефлекс, подготовка организма к неминуемой угрозе. "Расслабься, расслабься. Ты встретишься с ней, скажешь несколько слов, удовлетворишь свое любопытство и уйдешь. Какие сложности?" Она смяла стаканчик, обернулась и застыла на месте.

Дверь как раз открылась, и в комнату вошла женщина – спина прямая, плечи расправлены, подбородок горделиво вскинут. Ее взгляд выделил из толпы Мауру и на мгновение остановился на ней. Но стоило Мауре подумать: "Это она", как женщина отвернулась и с улыбкой раскрыла объятия, в которые устремился ребенок.

Маура смутилась, не зная, сесть ли ей или продолжать стоять. Дверь снова открылась, и надзирательница, с которой она говорила ранее, за руку ввела в помещение женщину. Она не шла, а едва волочила ноги по полу; ссутулившись, она все время смотрела под ноги, как будто что-то искала на полу. Надзирательница подвела ее к столу Мауры и, выдвинув стул, усадила.

– Вот, Амальтея. Эта дама пришла к тебе на свидание. Почему бы тебе не поболтать с ней, а?

Амальтея по-прежнему не поднимала головы, уставившись на поверхность стола. Спутанные пряди волос сальным занавесом спадали ей на лицо. Густо испещренные сединой, они явно когда-то были черными. "Как у меня, – подумала Маура. – Как у Анны".

Надзирательница пожала плечами и посмотрела на Мауру.

– Ну, я оставлю вас? Когда закончите, махните мне рукой, и я уведу ее.

Когда надзирательница отошла, Амальтея даже не поглядела ей вслед. Она как будто и не замечала женщину, сидевшую прямо перед ней за столом. Она пребывала в каком-то странном оцепенении, спрятавшись за вуалью грязных волос. Арестантская роба свисала с ее плеч, и казалось, что тело под одеждой усохло. Рука, лежавшая на столе, сотрясалась в бесконечной дрожи.

– Здравствуйте, Амальтея, – произнесла Маура. – Вы знаете, кто я?

Ответа не последовало.

– Меня зовут Маура Айлз. Я... – Маура судорожно сглотнула. – Я очень долго искала вас. – "Всю жизнь".