— Дааааааа… хочу тебя… я так сильно хочу тебя.
Сжимает мою грудь, снова целуя, пожирая каждый стон, а я двигаюсь навстречу тому самому космосу… потому что он срывает меня в него снова этими быстрыми толчками, запахом, дыханием. Сама не верю, когда накрывает оргазмом, заставляя замереть в его руках на доли секунд и закричать, содрогаясь, сжимая его изнутри. Сильно. Быстро. Впиваясь ногтями в его затылок, кусая за губы…
Я сдох. Я реально сдох в этот момент. Глядя на нее, невероятно красивую, нечеловечески прекрасную, когда ее накрыло. Сокращается вокруг меня, а я взгляда не могу оторвать от ее закатывающихся глаз и открытого в крике блаженства рта. Прижимаю к себе тело ее сочное, не останавливаясь ни на мгновение, продолжая двигаться внутри нее, но это уже на автопилоте. Потому что понимаю, что попался. Вот сейчас, блядь, понимаю, что не смогу больше без этого. Без того, чтобы видеть слезы ее, почувствовать судороги своей плотью, бархат кожи под руками, услышать свое имя ее голосом. Я боялся этой зависимости, когда согласился на встречу. Но я понятия не имел, насколько она реальна. Насколько она больная. Как разбивает на осколки остатки разума и здравого смысла.
"Черные самолетики, белые корабли;
Цель для моей оптики — море твоей любви.
Это тебя трогает, это меня несет.
Я для тебя многое, ты для меня — все".
© Звери — Корабли
Впиваюсь пальцами в бедра, ускоряя ритм, осатанело врываясь в нее, продолжая выбивать крики. Ощущая, как приближается оргазм, как ударяет электрическими разрядами под кожей. Коротит по всей поверхности тела, заставляя выгибаться самому и рычать, прикусывать язык и губы до металлического вкуса крови во рту. Пока не взрывается яркими огнями там же, под кожей, отдается мощными судорогами. Те самые долбаные искры из глаз…
Сорваться, потерять контроль и кончать в нее безумно долго, чтобы потом просто рухнуть на пол и притянуть ее к себе, ослабевшую и дрожащую. Провести пальцами по волосам, лаская темные локоны, шумно вдыхая запах пота и секса, витавший в комнате.
Она поднимает голову кверху, тянется губами. Так бы она могла смотреть, если бы не повязка, и я сжимаюсь изнутри, понимая, что готов содрать эту чертову ткань. Дьявол, я действительно хочу сделать это. Увидеть ее взгляд, найти себя в нем, в глубине зрачка. Я так хочу найти себя в ней.
Больное желание, которое не имеет права на существование. Монстры не имеют права на существование. Они появляются в нашем мире, чтобы утащить в свой недостойных, тех, кто притворяется людьми и носит маски из человеческой кожи.
Я тоже ее носил. И принцесса не заслужила стать проходной жертвой монстра на его пути.
Сколько могут молчать двое, знающие друг о друге почти все, но даже не подозревающие о главном? Думаете, им нужны слова? Вы ошибаетесь. В ту ночь мы заменили буквы на стоны, слова на прикосновения, а предложения на оргазмы. Мы признавались друг другу ладонями рук на теле и поцелуями. Я вылизывал ее тело, она беззастенчиво трогала мою душу. Ночь напролет. А знаете, что происходит, когда кто-то трогает вашу душу? Вы начинаете сходить с ума и желать большего. Но мое "большее" всегда приносило только боль и смерть.
"Черные самолетики, сбитые корабли.
Мне хватает эр*тики и не хватает любви.
Если одна останешься, не выключай свет.
Ты без меня справишься, я без тебя — нет".
© Звери — Корабли
Я ушел рано утром, заказав для нее "латте", который должны были подать через полчаса после моего ухода. И это самое правильное, что я когда — либо сделал в своей жизни. Удалил нашу переписку в ее аккаунте и телефоне и свой номер. При желании она его может узнать, конечно. Но к тому времени у меня будет уже другой. Она возненавидит меня так же искренне, как любила этой ночью. И это самое большее, на что я мог рассчитывать.
"Солнечное сплетение, вечная ерунда.
Я для тебя спасение, ты для меня беда.
Это тебе нравится, это тебя убьет.
Все корабли отправятся, с летчиками под лед".
© Звери — Корабли
ГЛАВА 11. Джокер
Старший следователь следственного комитета Кирилл Алексеевич Трефилов тяжело выдохнул и залпом опрокинул в себя остатки остывшего чая. Отложил в сторону кружку с надписью: "Самому НАХОДЧИВОМУ следователю", подаренную ему помощником пару лет назад на "23" февраля, и грузно опустился в новенькое кресло, которое, кстати, оказалось ужасно неудобным по сравнению с его любимым креслом, прослужившим ему не один год и безжалостно отправленным на склад во время отпуска своего хозяина. Надо сказать, сюрприз в виде ремонта кабинета, да и всего этажа, Трефилову очень сильно не понравился. Его нервировали эти нежно-голубые стены и блестящая темная мебель. Он барабанил длинными пальцами по отполированному до скрипа столу и тихо матерился, понимая все же, что злость эта далеко не на вышестоящее начальство, самовольно распорядившееся его кабинетом, и не на помощника Круглова, безнадежно опаздывавшего сегодня, а на самого себя. За то, что ухватить не может мысль, которая бродит в голове, словно тот самый понурый ежик в тумане, и тонким голосом заунывно взывает к его вниманию.
Перед ним кучей лежали десятки фотографий с мест происшествий. На всех них трупы, расчлененные части тела и замаранные кровью стены, двери и автомобили.
Кирилл Алексеевич вдруг подорвался и начал складывать фотографии в хронологическом порядке, стараясь не рассматривать искореженные органы и изрезанные лица. Парадокс, он вполне спокойно относился к убийствам, его не тошнило от запаха крови и вида отрезанных голов, рук и ног. Однажды он даже расследовал дело по факту убийства молодой беременной женщины, живот которой был вспорот, а плод вынут из него и вложен в руки погибшей. Тогда рвало и Игоря, и местного участкового, и молодого судмедэксперта, а сам Трефилов продолжал спокойно рассматривать несчастную с не рожденным ребенком в поисках вещдоков.
Но вот фотографии… Трефилов к своим сорока пяти годам ненавидел снимки застывшей смерти. Ему казалось, что она смотрит на него потухшими глазами потерпевших, бесстрастно снятых экспертами. Словно задает ему очередную шараду, и с каждым разом ему все тяжелее разгадывать ее. Чертовы психопаты, кромсающие людей, словно скот, с каждым годом все изощреннее и безжалостнее. Теперь просто убивать и насиловать уже не так интересно. Сволочи, насмотревшись голливудских фильмов, все чаще предпочитают оставлять послания полиции. Местный психолог назвал это своеобразным разговором убийц с мертвыми или со своим прошлым, но Кирилл Алексеевич не верил ему. Уж он — то точно знал, что эти нелюди хотят вести диалог с ним, а не с трупами.
Гребаная всемирная паутина… Начитаются, насмотрятся херни всякой и идут людей убивать. Трефилов в свое время сутки в себя прийти не мог после первого своего убийства при исполнении. И ведь кого он пристрелил? Грабителя, зарезавшего ножом дедка-инвалида ради военных наград и приставившего лезвие к шее его внучки. А все же совесть давила, сжимала изнутри тисками железными. Он глаза бешеные, обдолбанные того парня молодого долго еще во сне видел. А эти уроды не просто на курок нажимают, а с невероятным садистским удовольствием вырезают внутренние органы, зашивают рты и носы, отрубают гениталии и головы.
Общество конченых, больных мразей без права на жизнь. Трефилов с радостью бы казнил каждого из них. Просто нажимал бы на кнопку и смотрел, как корчатся в конвульсиях, поджариваясь на электрическом стуле. А на экране перед каждым из них фотографии ни в чем неповинных людей, которых они жизни лишили. Какие на хрен принудительные меры медицинского характера? Каждого на стул и в землю закопать. И без креста. Чтобы даже мать не знала, где это отродье Ада упокоилось.