"Знай, ты в карнавале сам себя обманешь.

Блеск фальшивый манит,

Станет жизнь игрой.

Знай, однажды будет край.

Тебя осудят за игру без правил,

И не будет права стать самим собой"

© 5 Стихий — Карнавал лжи

Круглов молча слушал, снова откинувшись на спинку кресла и постукивая фотографией по щеке. Такое бывало редко, но сейчас монолог старшего следователя его злил. К чему все эти сомнения, если все ясно как Божий день?

— Кирилл, у нас есть труп, есть диск с изображением вымышленного персонажа и есть человек, обнаруженный в непосредственной близости от этого трупа. Человек с разрисованным под тот персонаж лицом. Нам и так практически нереально будет найти этого ублюдка вплоть до следующего его выхода на сцену… Что еще тебе нужно, Кирилл Алексеевич? Что тебе покоя не дает-то?

— Туманов, — Трефилов рявкнул так, что оппонент невольно вытянулся в кресле и с шумом уронил руки на стол. Иногда все же Круглов забывал, что тот не просто его приятель, день рождения дочери которого они буквально неделю назад отмечали в ресторане вместе, но и его непосредственный начальник, с которым такой тон, да еще в стенах комитета был просто недопустим. — Мне не дает покоя Туманов. Все эти жертвы так или иначе были связаны с ним. Трое из них были свидетелями обвинения на суде. Один из этих свидетелей еще и был в составе скорой помощи на пару с другим убитым — водителем.

— Торчки выпадают из общей картины, Кирилл Алексеевич. Я все больше сомневаюсь в той связи, о которой вы говорите.

Старший зло зыркнул на него глазами и снова начал нарезать круги по кабинету.

— Да, выпадают. И меня это злит. Будто ускользает что-то из пальцев. А что — я даже не знаю. Понимаешь, осторожен он всегда был. Ни одного отпечатка, ни одного волоска даже. А тут его дети засекли? Гложет меня это, Игорь. И нарики… Нарики чертовы тоже. Что-то не так с ними…

— Дмитрий Лазаревич, на проводе Григорий Михайлович. Соединять?

— Не сейчас, Ирина. Скажи, что у меня совещание, и я перезвоню позже.

— Хорошо. Кофе?

— Да, спасибо.

Белозеров убрал палец с селектора и встал с кожаного кресла, подошел к огромному окну с видом на центр города. Он безучастно смотрел на длинные ленты автомобилей, выстроившиеся на дороге в огромную пробку даже в середине рабочего дня, на высокие серые здания, залитые скупым солнечным светом, из-за чего они все казались сделанными из стекла. Ветер срывал пожелтевшую листву и кружил ее в воздухе, прежде чем бросить к ногам прохожих, казавшихся Дмитрию Лазаревичу муравьями. Они и были муравьями, букашками, которые думали только о том, как заработать, с кем потрахаться и что пожрать сегодня вечером. Ограниченные, лишенные амбиций, но полные уверенности в своей уникальности жалкие букашки. Все те, кто сейчас суетился где-то внизу. Вот только жаль, что сейчас он все же в какой-то мере зависел от их мнения. Ничего, согласно последним опросам, у него очень весомые шансы пройти в областную Думу.

Белозеров усмехнулся, глядя на предвыборный плакат, растянутый на улице. Склонил голову вбок, любуясь собственным образом сильного и уверенного в себе мужчины. Да, определенно такому депутату он бы доверился сам.

Мысли вернулись к звонку судьи, и Дмитрий сложил руки на груди, продолжая вглядываться в начищенное до скрипа окно. Григорий Михайлович Журавель, судья, с которым у него были продолжительные деловые отношения. Именно так — отношения. По — другому это сотрудничество адвоката и судьи трудно назвать. Некогда одногруппник отца, он был частым гостем в доме, присутствовал на семейных праздниках и вел дела еще Белозерова — старшего.

Если бы не он тогда… много лет назад, то пусть и не полетела бы в тартарары блестящая адвокатская карьера Дмитрия Лазаревича, но и авторитет в профессиональной сфере зарабатывался бы не один еще год.

После нескольких не особо крупных дел, выигранных в районном суде, Диме предложили взяться за громкое убийство нескольких людей, совершенное Константином Тумановым. Что примечательно — зарезал он свою собственную семью. Это Журавель отцу и предложил, а тот приказал тогда Диме взяться за защиту Туманова. Так и сказал: "Несмотря на фамилию, никто не будет связываться с неоперившимся юнцом с адвокатским кейсом под мышкой. Нужна история громкая, пусть и заведомо проигрышная. Тебе необязательно вытаскивать ублюдка из тюрьмы, таких тварей нужно сажать. Достаточно скостить ему срок и отправить на принудительные меры медицинского характера. Это уже другой уровень, сын".

Сейчас Дмитрий понимал, что судьба молодого парня была предрешена еще до того, как прозвучал приговор. Но тогда в нем еще играли амбиции. Он же был не просто Васей Пупкиным с улицы. Он был Белозеровым, а это значило, что он хотел выиграть и утереть нос папочке, заранее решившему, что сын неспособен на большее. И Дима начал копать. Он встречался с подозреваемым и очень внимательно слушал его. Ему иногда казалось, что он сам присутствовал в том доме в страшный день убийства — настолько четко рисовал ему эту мысленную картину Туманов. Сгорбившийся, осунувшийся, с черными кругами под глазами, он бубнил монотонным голосом одну и ту же историю, терпеливо отвечал на все вопросы своего защитника, глядя с неверием исподлобья. Хотя тот побиться о заклад мог, что парень все же надеется на справедливость. Да, Белозеров был уверен, что Константина попросту использовали, как неплохой вариант для закрытия дела. Этот случай вызвал широкий общественный резонанс, и следствие стремилось скорее найти виновного. Им и был выбран Константин Туманов, к собственному несчастью не сумевший достоверно объяснить суду свое отсутствие на сборах в составе футбольной команды. Кстати, Дмитрий ко времени заседания уже знал точно, что подзащитный провел эти дни с Чистовой — малолетней сучкой, которая со слезами на глазах отрицала показания Туманова, утверждая, что незнакома с ним. Но это было после того, как Дима сам лично заплатил ей немалую сумму за эту ложь. После того, как он по наводке Туманова увидел браслет, который узнал сразу же. Тонкий серебряный браслет с гравировкой волчьей пасти, про который тот шепотом рассказал, что нашел его возле трупа сестры, когда пытался ухватиться хотя бы за что-то, оседая на пол в то время, как врачи "скорой" пытались нащупать у девочки пульс. Парень попробовал было сунуть эту улику одному из оперативников, но его попросту послали, отобрав украшение, впоследствии даже не приобщив к материалам дела, а оставив в вещах подозреваемого.

Дмитрию даже сейчас при воспоминании того шока, который он испытал, глядя на тонкий овал серебра, становилось жарко. Если бы не крошечный скол у самой раззявленной пасти волка, он бы решил, что это всего лишь похожий. Всего лишь аналогичный тому, который он когда-то в пылу страсти дарил одному из своих любовников.

Дмитрий позвонил Леониду в тот же день и уже по голосу собеседника понял, что тот под дурью. Договорился о встрече с ним, а самого, пока ехал к месту назначения, омерзение брало только от одной мысли, что когда — то имел с этим человеком близкие отношения, касался его кожи поцелуями и позволял ласкать себя. Нет, он не жалел бывшего партнера, скатившегося так низко. Единственное, что он чувствовал, зайдя в убогую полупустую двушку к Лене, это чувство гадливости. Оно же сопровождало его на всем протяжении разговора, пока он с осознанием собственного превосходства излагал свою версию случившегося в доме у Тумановых. Триумфально отметил про себя, как забегали некогда живые, а сейчас заметно поблекшие глаза Брылева, и снисходительно улыбнувшись, предложил самый лучший на его взгляд вариант.

— В общем, знай, Леонид, я буду давить на следствие, требуя более тщательной работы с этой уликой, — демонстративно повертел в руках аксессуар, который был отдан ему одним из оперативников за небольшую мзду, — и ты меня знаешь, я своего все равно добьюсь. А если пойдешь с чистосердечным, то помогу тебе свалить все на дружка твоего, как там его? Или их несколько было? Ты же, наверняка, не один на убийство шел?