Я в отчаянии закрыла лицо руками и села на краешек стула.
Везде одни только диски. Куча пустых дисков и лицензионки. Редкие лицензионки, которые стоят огромных денег и продаются единичными экземплярами. Ты же любишь тишину, Адам… Или я не права? Тогда кто слушает все это? Кто пьет кофе на твоей кухне, кто курит другие сигареты? О, Боже, я сама, кажется, схожу с ума. Так ведь не бывает, да? Это какой-то дурной фильм, арт-хаус с претензией на моду и на "Оскар". Ничего. Вообще. Даже на столе стерильно чисто. Только квадратики бумажек наклеены на стену. Их ровно восемь. Шесть из них перечеркнуты красными крестиками. В уголках записаны какие-то цифры. То ли даты, то ли просто числа.
Раскрыла дверцы шкафа. У него почти нет вещей. Только несколько аккуратно сложенных рубашек и штанов. Пару свитеров. Пальцы с каким-то трепетом прошлись по шерсти, ощупывая складки, и я закрыла глаза… Запах. Всюду его запах. Внутри становится тепло, горячо. Когда любишь человека, все, что принадлежит ему, превращается в фетиш, в нечто особенное и сокровенное, что и является им самим. Наверное, поэтому так приятно было надеть его рубашку и сунуть ноги в его тапки с утра. Отпить из его чашки нелюбимый чай, сделать затяжку его сигаретой, спать на его подушке. Во всем есть ОН… в каждой молекуле, в каждом атоме. Во всем, к чему он прикасался и прикоснется. Даже во мне.
Я снова распахнула глаза. Тяжело вздохнув, опустила взгляд.
Внизу стояла спортивная сумка. Наклонилась и дернула за змейку. Ничего особенного там не оказалось. Бейсболка, ветровка и перчатки. Полезла в карманы и нащупала фотографию. На снимке парень в спортивной одежде и с мячом. Футболист. Он весело улыбался тому, кто его фотографировал. Я повертела снимок в руках. Сунула в карман штанов, закрыла шкаф, чувствуя, как, не переставая, пульсирует в висках адреналин и все сжимается внутри. На глаза попался небольшой сканер. Я включила его и лихорадочно принялась искать в своем телефоне. Нашла. Новое устройство. Черт. Требует драйвер. Не годится. Надо в другом месте отсканировать.
Набросила пальто и выскочила на лестничную площадку. Тут же где-то напротив что-то щелкнуло. Я вдруг вспомнила, что Адам как-то разговаривал с соседкой через дверь. Подошла к ее квартире и нажала на звонок. Мне, естественно, не открыли, но я была уверена, что там кто-то есть.
— Простите, пожалуйста, а сосед Адама когда обычно возвращается?
— Батюшки, — послышался сиплый старческий голос, — живая. А так орала, я думала, этот Антихрист ее убил.
Вся кровь прилила к щекам, и я прикусила губу. Не думала, что здесь такие тонкие стены. Да, Адам оказался умелым художником. Я очень громко реагировала на каждый штрих. От жестких волосков кисти на коже остались легкие царапины, которые до сих пор покалывали и саднили в самых неожиданных местах, так не вовремя напоминая о том, что, когда он был рядом, уже ничто не имело значения. Моя любовь пугала меня саму. Она походила на одержимость или болезнь, когда мозги отказывали и эмоции скручивали все внутри в тугой узел. И сейчас… даже сейчас, понимая, насколько он ненормальный, я любила его еще больше, чем вчера или позавчера.
— Так что насчет соседа, Елизавета Ивановна? — надеюсь, я правильно назвала ее имя. С именами у меня не все в порядке.
— Какие соседи? Нам и его одного хватает с головой. К нему даже гости не ходят… Ох, я думала, убил. Слава тебе, Господи.
Я усмехнулась, и в то же время сердце сжалось еще сильнее. Значит, нет никакого соседа. Хотя я уже в этом не сомневалась… После того, как со мной несколько часов был совсем другой человек. Или это очередная игра, Джокер? Один из твоих любимых квестов, чтобы я решила задачу? На секунду стало страшно, что я и правда ничего не знаю о нем. Совершенно ничего. Мне даже начало казаться, что Адам — это не его имя… Потому что Джокер ему подходило намного больше. Но ведь и оно не настоящее.
— Не убил, как видите. — огрызнулась я. Меня передернуло от ее тона… Ведь она не издевалась. Она на самом деле считала, что ее молодой сосед был способен на убийство. И тем не менее не позвонила в полицию. Равнодушными люди этого возраста бывают редко. Значит, она боялась… Господи…
Я быстро сбежала по лестнице вниз. Холодный осенний воздух освежил лицо, пробежал по пылающим щекам. Всему можно найти объяснение. Со всем можно разобраться. Отец всегда так говорил, когда я была помладше. "Главное — найти источник проблемы и тогда с ней можно бороться самыми простыми методами. Настолько простыми, что ты даже не можешь себе представить, Слава".
Собирать чью-то жизнь по крупицам бывает не только интересно, но и страшно. И мне постепенно становилось по-настоящему страшно. Особенно, когда, отсканировав фото и отослав его себе по электронной почте, я перетянула снимок в поисковик и, затаив дыхание, ждала результата. А потом громко и судорожно выдохнула, когда мне высветилось имя незнакомого паренька на снимке — Адам Гордеев. Член местной футбольной команды, правда, пробыл им недолго… И дальше информация, которая расплывалась у меня перед глазами, рассыпалась черными точками первого приступа удушья. Только теперь этот приступ вызвал не запах костра и не потрескивание огня…
Я прочла информацию о настоящем Адаме и постепенно начинала понимать, что я где-то очень близко. Я рядом с правдой. Она прячется здесь… между строк на сайтах. Я просто должна ее найти. Пролистала разные ресурсы с биографиями всех футболистов, когда-либо игравших в составе "Динамо", пока не наткнулась на сайт "молодежки" одной команды, выходцем из которой и оказался этот Гордеев.
Нашла. По спине градом покатился холодный пот. На одной из фотографий основного состава клуба я увидела Джокера. Совсем юного, с такой открытой, искренней улыбкой, от которой сердце сжалось настолько сильно, что я всхлипнула. И глаза. В них еще нет тьмы. Они настолько пронзительно-чистые, искренние. Совсем еще ребенок. Невольно провела пальцами по его лицу и прокрутила вниз страницу с именами тех, кто на снимке.
Я вводила их по очереди в строку поисковика. И с каждым новым именем дышать становилось все больнее. Так бывает, когда понимаешь, что совсем скоро узнаешь нечто, что навсегда изменит тебя саму. Бесповоротно взорвет твой мир. Я чувствовала, что уже никогда не стану прежней после того, как узнаю эту самую проклятую правду. Но точка невозврата пройдена. Уже поздно останавливаться. Теперь только до конца. С широко открытыми глазами.
Увидела фотографию, от которой сердце замерло и перестало биться. На какие-то доли секунды перед глазами стало темно… а потом снова начали появляться краски. И имя. Оно прыгало перед глазами, плясало дьявольский танец. Буквы вытягивались в разные стороны.
Константин Туманов.
А потом я погрузилась в нескончаемый кошмар, из которого, наверное, уже никогда не будет выхода. Не всегда нужно искать правду, она может оказаться чудовищней самого жуткого кошмара.
Едва я вбила это имя в поиск, как на меня обрушилась вся моя Вселенная. Я чувствовала эти удары камней по голове, в грудь, по ребрам, по лицу. Необратимость. Свинцовыми рваными осколками прямо в сердце.
И я вздрагивала от каждого прочитанного заголовка. От каждого снимка. И везде он. Везде его лицо… Не похож он на себя. Одни глаза, больные, отчаянные глаза. Только их можно узнать. Я отрицательно качала головой, сжимая пальцами виски, захлебываясь каждым вздохом. Этого не может быть… Он не может быть убийцей. Не может быть монстром, который вырезал всю свою семью. Он не похож. Нет. Я бы поняла. Я бы почувствовала… А разве не чувствовала? Разве не ощущала тот мрак, что он излучал? Разве мне не бывало иногда дико от того, что он писал и что я видела между строк? Но меня влекло в него. Влекло с такой неудержимой силой, что я реально сходила по нему с ума.
Я же видела эти рисунки с девочкой… я видела, сколько в них ужаса и боли. Глаза бегали по строчкам статей, комментариям прокурора и адвоката. Его фотографии в газете. Везде боль и отчаяние. И ответы… все его ответы. Неужели я влюбилась в чудовище? Я не могла… я должна была почувствовать. А потом имя адвоката, и по телу прошла дрожь, так похожая на удар током. Стиснув челюсти, листала дальше. Пока не прочла о том, что его осудили и признали невменяемым. Отправили на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Это был триумф Дмитрия Белозерова, не позволившего посадить душегуба и подарившего ему, как минимум, три года спокойной жизни вне стен тюрьмы. Люди проклинали Туманова и желали ему смерти в лечебнице, а улыбка Димы не сходила со страниц газет.