Ноу Йоу крутанул верньер.

— Сейчас прогляжу следующие номера, — сказал он. — Там должно быть что-нибудь, если… Ого… смотрите!

Они попытались разом втиснуться под один козырек. Когда до них дошло, что нашел Ноу Йоу, они онемели.

Я знал, что это важно, думал Джонни. О господи…

— Ни фига себе, — вырвалось у Холодца. — Что ж это был за бой, если все погибли…

Джонни молча нырнул под козырек соседнего аппарата и отматывал пленку назад, пока не нашел уже знакомый жизнерадостный снимок.

— Они идут по алфавиту? — спросил он.

— Да, — ответил Ноу Йоу.

— Тогда я буду читать подписи под снимком. Так… Армитедж, К… Аткинс, Т…

— Есть… Нет…— откликался Ноу Йоу.

— Сержант Ф. Аттербери…

— Есть.

— Эй, да тут трое с Канал-стрит, — сказал Холодец. — Там моя бабушка живет!

— Блейзер… Константайн… Фрейзер… Фробишер…

— Есть… есть… есть… есть…

Они дочитали список до конца. Чуть погодя Джонни сказал:

— Они все погибли. Через четыре недели после того, как сфотографировались. Все до единого.

— Кроме Т. Аткинса, — сказал Ноу Йоу. — Тут написано, что такое земляческий батальон. Оказывается, можно было уйти на фронт всем городом или, например, всей улицей. Таких новобранцев отправляли в… в одно и то же место.

— Интересно, они все доезжали до… до пункта назначения? — Это спросил Ноу Йоу.

— Жуть, — поежился Бигмак.

— В то время им, наверное, казалось, что это отличная мысль. Что так… ну… веселее, что ли…

— Да, но… четыре недели…— сказал Бигмак. — В смысле…

— Ты же вечно зудишь, что ждешь не дождешься, когда же в армию, — напомнил Холодец. — Это ты кричал: «Ах, как жалко, что Вторая мировая закончилась!» И кровать твоя не достает ножками до пола, потому что ты напихал под нее сто пудов «Оружия и боеприпасов»!

— Н-ну… да… боевые действия — согласен, — сказал Бигмак. — Пошмалять в бою из М-16, к примеру, — всегда пожалуйста. А по-улыбаться и получить пулю в лоб — шиш.

— Они ушли на фронт вместе, потому что дружили, и все погибли, — сказал Ноу Йоу.

Ребята уставились на маленький светящийся квадратик с именами и длинной-предлинной вереницей бодро выставленных больших пальцев.

— Кроме Т. Аткинса, — сказал Джонни. — Интересно, что с ним стало?

— Это было в шестнадцатом году, — напомнил Ноу Йоу. — Если он жив, он давно умер.

— В твоем списке есть кто-нибудь из них? — спросил Холодец.

Джонни проверил.

— Не-ет, — наконец протянул он. — Один или двое с такой же фамилией, но с другими инициалами. Всю округу хоронили на этом кладбище.

— А может, он вернулся с войны и куда-нибудь уехал, — предположил Ноу Йоу.

— Тут ему было бы того… одиноко, — поддержал Бигмак.

Все посмотрели на него.

— Виноват, — буркнул он.

— С меня хватит, — объявил Холодец, с шумом отъезжая от стола. — Все это бред. Никого особенного на этом кладбище нет. Люди как люди. Да и жутковато. Аида лучше в Пассаж тусоваться.

— Я выяснил, куда денут тела, когда станут застраивать старые могилы, — сказал Ноу Йоу, когда они выходили на залитую ярким светом Таппервер. — Мама знает. Их перевезут в специальное хранилище, называется «некрополь». По-латыни — город мертвых.

— Йоу! — восхитился Холодец.

— Вот где должен жить Супермен, — сказал Бигмак.

— Некрополь! — возвестил Холодец, размахивая руками. — Днем — вежливые трупы, ночью… Ун-ца-ун-ца-ун-ЦА-ЦА… ЗОМБИ!

Джонни вспомнил улыбающиеся молодые лица, ненамного старше Холодца.

— Холодец, — сказал он, — если ты еще раз так схохмишь…

— То что?

— .. .ну… просто не надо, ладно? Я серьезно.

…шшшш… вот о чем, какбывамобъяснить-попроще… шши-ши-и-ши… объявили правительству, что… суууууиисссссс… факт, что китам нравится быть объектом охоты, Боб, и… уууууххфф…

Щелк!

— Так это и есть беспроволочный телеграф? Ах! Бедная графиня Алиса Радиони!

— Когда я был маленький, все вот так же носились с овалтином. Это, значит, в войну. Германскую. Я не рассказывал? Мы пели вместе с хором из репродуктора: «Все принимайте овал…» Что?! Какая еще графиня Алиса Радиони?

— В которую германскую?

— Что? А сколько их было?

— Пока две.

— Ну хватит! Радиони? Радио изобрел Маркони!

— Ха! А вам известно, у кого он украл идею?

— Да какая разница, кто изобрел эту несчастную штуковину! Вы будете слушать, что сейчас творят живые, или нет?

— Сговариваются отнять у нас наше кладбище, вот что!

— Да, но… я и не знал, что есть столько всего, а вы? Одной музыки сколько, и… и то, о чем говорят! Кто такая сестра Шекспира и почему она поет по радио? Что такое «бэтмен»? А еще мне послышалось, что предыдущим премьер-министром была женщина! Нет, не может быть. Женщины даже права голоса не имеют.

— Нет, имеют.

— Ур-ра!

— В мое время не имели!

— Мы столько всего не знаем!

— Так почему бы не узнать?

На кладбище стало тихо — вернее, тише обычного.

— Как?

— Мужчина в приемнике сказал, что желающие Обсудить Насущные Проблемы, Сказывающиеся На Всех Нас, могут позвонить на радиостанцию по телефону. В рамках Программы Опроса Общественного Мнения, так он сказал.

— Ну?

— На улице есть телефонная будка.

— Да, но ведь… на улице.

— Не так уж далеко.

— Да, но…

— Маленький мальчик пришел к нам и говорил с нами. Хотя был очень напуган. А мы не можем пройти шесть футов?

Это сказал мистер Порокки. Он смотрел за ветхие прутья ограды на улицу глазами человека, который основную часть своей жизни посвятил побегам.

— Но это наш дом! Мы здесь живем!

— Всего несколько шагов…

Пассаж, честно говоря, оставлял желать лучшего. Но больше тусоваться было негде.

Джонни не раз видел в кино американские пассажи, Бродвей местного значения с кинотеатрами и магазинами. Наверное, в Америке живут другие люди, думал он. В кино тамошние пацаны были жутко стильные, девчонки, как на подбор, красотки, и в пассажах не толклись ни бесчисленные бабуси-камикадзе, ни многодетные мамаши. По ним не маршировали по десять в ряд фанаты из «Сплинберийского объединенного клуба болельщиков», распевающие знаменитую футбольную песню «Оле-оле-оле-оле!» (хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп!). В таком месте нормально не потусуешься. Там можно только убивать время.

Их четверка убивала время в закусочной. Ноу Йоу внимательно читал листовку, посвященную тому, что ради приготовления бифбургеров не вырубают девственные джунгли. Бигмак наслаждался любимым лакомством — картошкой «Мегаджамбо» с пятнадцатью порциями острой овощной приправы.

— Интересно, удастся мне устроиться сюда на работу? — задумчиво спросил Холодец.

— И не мечтай,—сказал Бигмак.—Как только менеджер на тебя взглянет, он сразу поймет, куда пойдет вся прибыль.

— Ты хочешь сказать, я толстый? — вскинулся Холодец.

— Нет, отягощенный гравитацией, — не отрываясь от чтения, откликнулся Ноу Йоу.

— Лишней, — прибавил Бигмак. Холодец зашевелил губами, пробуя, как это звучит.

— Лучше уж буду толстый, — решил он. — Можно, я доем маринованный лук?

— И потом, здесь от желающих поработать отбою нет, — сказал Бигмак. — И берут только круглых отличников.

— Чего? Жарить бургеры?

— А другой работы никакой, — сказал Бигмак. — Все фабрики в округе позакрывали. Заняться нечем. Никто больше ничего не производит.

— Да нет, кто-то что-то все-таки производит, — возразил Холодец. — Вон, в магазинах полно всего.

— Это привозное, из всяких там Тайваней. Ха! Ничего себе у нас будущее! А? Джонни!

— Чего?

— Ты знаешь, что ты сидишь и пялишься в пустоту?

— Да в чем дело-то? — спросил Холодец. — Мертвецы пришли купить гамбургеров на вынос?

— Нет, — сказал Джонни.

— Тогда о чем задумался?

— О больших пальцах, — признался Джонни, по-прежнему глядя в стену.