— Угу. Плоскостопие и астма тебе здорово помогут, — хмыкнул Холодец. — Так и вижу, как тебя сбрасывают с парашютом — сипеть на террористов!

— А я буду врачом и еще юристом, — сказал Ноу Йоу, желая сохранить мир.

— Это хорошо. Тогда тебя точно не засудят, если ты кому-нибудь оттяпаешь че-нибудь не то, — обрадовался Бигмак.

На самом деле никто не обижался. Просто они так общались.

— А ты? — спросил Холодец. — Кем ты хочешь быть?

— Не знаю, — сказал Джонни.

— Ты ходил на той неделе на встречу с интересными людьми?

Джонни кивнул. На упомянутой встрече было не продохнуть от Блестящих Перспектив. Блестящие Перспективы на поприще розничной торговли и маркетинга. Блестящие Перспективы в сфере оптовой торговли. Блестящие Перспективы в рядах вооруженных сил (вряд ли для Бигмака, который, получив автомат, уронил его себе на ногу). Но Джонни не усмотрел никаких Блестящих Перспектив, в которых был бы хоть намек на какое-то будущее.

— Мне хочется стать кем-нибудь, — сознался он, — для кого еще не придумали названия.

— Да-а? — сказал Холодец. — Значит, если через пару лет изобретут турбоплюх и начнут искать турбоплюх-операторов, ты будешь в очереди первым?

Они шли по кладбищу. Приятели Джонни, ни слова не говоря, сгрудились теснее. Но мертвецов не было видно.

— Штука в том, что нельзя просто сидеть и ждать Блестящих Перспектив, — пробормотал Джонни.

— Эй, — вымученно-веселым голосом сказал Ноу Йоу, — моя мама интересуется, почему бы вам, ребята, не сходить сегодня вечерком в церковь?

— Отстань, — чуть погодя ответил Холодец. — Ты эту песню каждую неделю заводишь.

— Она говорит, вам бы это не повредило. Особенно Саймону.

— Саймону? — переспросил Холодец.

— Мне, — пояснил Бигмак.

— Она говорит, тобой надо заняться, — продолжал Ноу Йоу.

— А я не знал, что ты Саймон, — сказал Холодец.

Бигмак вздохнул. У него были: футболка с надписью «Сплинберийские скины», стрижка под ноль, тяжеленные (как бы десантные) ботинки, широченные подтяжки, а на костяшках пальцев намалеванные фломастером буквы «Т», «В», «О», «Ю» и «М», «А», «Т» (мягкий знак постоянно стирался) — но мама Ноу Йоу почему-то полагала, что больше всего ему нужна нормальная семья. Бигмак жил в страхе, что Базза и Сказз, сплинберийские скинхеды (всего, вместе с Бигмаком, их в городе насчитывалось трое), пронюхают об этом и конфискуют его подтяжки, знак принадлежности к избранным.

— Она говорит, ты растешь как трава под забором, — не унимался Ноу Йоу.

— А я завтра иду на похороны в крематорий, — сказал Джонни. — Это почти как в церковь.

— Какую-нибудь шишку хоронят? — спросил Холодец.

— Точно не знаю, — ответил Джонни.

Джонни поразился, сколько народу явилось хоронить Томаса Аткинса. Но оказалось, это не успели разойтись скорбящие с предыдущих похорон. Проститься с Аткинсом пришли только трое: сам Джонни, мужчина в строгом пиджаке, державшийся очень прямо, — представитель Британского легиона, и медсестра из «Солнечного уголка». И викарий, который честно старался, но, поскольку никогда не знал Томми Аткинса лично, был вынужден использовать для надгробной речи что-то вроде Набора Приличествующих Случаю Фраз. Потом он включил запись органной музыки, и на этом все кончилось.

В часовне пахло свежим деревом и мастикой.

Взрослые смотрели на Джонни смущенно, словно считали, что ему не место на похоронах, но не знали, как об этом сказать.

Едва заиграла музыка, он расслышал позади слабый шорох.

Он обернулся и увидел, что скамьи заполнены мертвецами. Олдермен снял шляпу и сидел прямо, точно аршин проглотил. Даже Уильям Банни-Лист старался выглядеть сообразно случаю. Вздыбленная шевелюра Соломона Эйнштейна напоминала нимб.

Сестра говорила что-то человеку в пиджаке. Джонни наклонился к мистеру Флетчеру и прошептал:

— Зачем вы пришли?

— Это не запрещается, — ответил тот! — Когда кого-нибудь хоронят на нашем кладбище, мы всегда приходим. Помогаем новеньким обустроиться. Привыкнуть. Смерть — всегда потрясение.

— А-а.

— И потом… мы увидели тебя и… и решили попробовать, получится или нет. Мистер Порокки сказал, попытка не пытка. И знаешь, у нас выходит все лучше!

Сестра передала представителю Британского легиона коробку с вещами Томми Аткинса и вышла из часовни, по дороге неуверенно махнув Джонни рукой. Викарий, бросив на Джонни странный взгляд, увел человека в пиджаке в другую дверь.

На улице светило бледное, бессильное октябрьское солнце. Джонни вышел на воздух и стал ждать.

Наконец появился мужчина в пиджаке — с двумя коробками.

— Извините, пожалуйста, — сказал Джонни, поднимаясь, — м-м…

— Что, парень? Дама из «Уголка» сказала, ты пишешь реферат для школы?

Реферат. Потрясающе! Если бы Саддам Хусейн объявил, что пишет для школы реферат по Кувейту, ему бы жилось куда проще…

— М-м… да. Э-э… Можно, я у вас кое-что спрошу?

— Конечно можно. — Мужчина тяжело опустился на скамейку. При ходьбе он прихрамывал и теперь вытянул больную ногу перед собой. Джонни с удивлением увидел, что представитель Легиона почти ровесник его дедушке, но загорелый и подтянутый — человек, который поддерживает форму и лет до восьмидесяти остается капитаном команды по боулингу.

— Ну… мистер Аткинс говорил…— начал Джонни. — Я хочу сказать, он все время повторял, что он — тот самый. Я знаю про земляческий батальон и что все погибли, кроме него. Но я думаю, он не это имел в виду…

— Ты знаешь про Батальон? Откуда?

— Вычитал в старых газетах.

— Ах вот как. Но про Томми Аткинса ты не знаешь?

— Как же не знаю! Он…

— Да нет, я про Томми Аткинса. Почему мистер Аткинс так гордился своим именем. Что оно значит.

— Не знаю, — сознался Джонни.

— Чему вас только в школе учат… Джонни смолчал. Он понял, что это не вопрос.

— Понимаешь… в войну… в Первую мировую войну, когда кто-нибудь записывался в армию, он заполнял солдатскую книжку. Слышал, да? Имя, адрес и прочее. Чтобы это легче было делать, военное ведомство разработало что-то вроде шаблона, и в этом образце в графе «имя, фамилия» стояло: Томас Аткинс. Первое попавшееся имя. Лишь бы показать, куда нужно вписывать данные, например Джон Смит. Но тут вышел карамболь. «Томасом Аткинсом» стали называть среднестатистического солдата…

— Вроде «человека толпы»?

— Да… очень похоже. Томми Аткинс, британский томми.

— Значит, в каком-то смысле Томми Аткинсом была вся армия? Каждый солдат?

— Да. Можно и так сказать. Чудно, конечно…

— Но он-то был настоящий. Курил трубку и вообще…

— Ну, я думаю, военные воспользовались этим именем, потому что сочли его самым рядовым. А значит, где-нибудь непременно должен был обнаружиться настоящий Томми Аткинс. Я знаю, он очень гордился своим именем. Точно знаю.

— Он один уцелел из тех, кто был на той войне?

— Нет. Нет конечно. В округе — да. Единственный из Батальона.

Джонни почувствовал в воздухе холодок.

— Он был чудной старикан. Я навещал его каждый год…

Послышался диковинный звук, словно прядку тишины натянули и дернули, как гитарную струну.

Джонни обернулся.

На скамейке их стало трое.

На коленях у Томми Аткинса лежала островерхая каска. Форма сидела на нем плохо. Морщинистая, жилистая старческая шея, торчащая из воротника, напоминала черепашью, а лицо… таких лиц теперь не встретишь. Оно было словно специально придумано для того, чтобы улыбаться из-под полотняного кепи у конвейера галошной фабрики. Томми заметил, как округлились от изумления глаза Джонни, подмигнул и показал мальчику большой палец, а потом вновь принялся внимательно смотреть на дорогу, ведущую к таксопарку.

За спиной у Джонни мертвецы тихонько выходили из часовни — те, что постарше, сквозь стену, те, что помоложе, по привычке через дверь. Все они молчали. Просто стояли и смотрели в сторону главной дороги.