* * *

По совету Терри Дикон вручил бутылку «Белл» старику в вязаном шлеме, после чего в сопровождении парня, отправился внутрь склада, чтобы взглянуть на бывшее пристанище Билли.

— Напрасная трата времени, — проворчал юноша. — Он уже полгода как умер. Что же ты там сейчас хочешь обнаружить?

— Да все что угодно.

— Послушай, с тех пор на его месте перебывало уже, наверное, больше сотни таких же нищих. И ничего интересного ты там не найдешь. — Тем не менее он повел Дикона в глубь помещения. — Ты что, спятил? — удивился Терри, когда Дикон включил маленький фонарик и направил его луч под ноги. — Здесь все равно ни черта не увидишь. Проще немного подождать: глаза постепенно привыкнут. Света через ворота проникает достаточно.

Понемногу перед Диконом начала проступать унылая угнетающая картина: искореженные ржавые конструкции, строительный мусор и прочий никому не нужный хлам, характерный для заброшенных складов. Запустение вызывало воспоминания о войне. Ничего узнаваемого здесь не существовало. Только кислый запах аммиака выдавал присутствие человека.

— И сколько времени ты здесь уже обитаешь? — поинтересовался Майкл у Терри, начиная различать вокруг себя лежащие на полу фигуры.

— Года два, но не постоянно. Прихожу… ухожу…

— Но почему здесь, а не в какой-нибудь ночлежке?

Парень неопределенно пожал плечами:

— Там я тоже бывал. Тут ничуть не хуже. — Он провел журналиста мимо кучи битого кирпича и показал причудливое сооружение из полиэтилена и старых одеял. Отогнув полог, он сунул руку внутрь и включил лампочку. — Взгляни-ка, — пригласил Терри. — Вот мое жилище.

У Дикона шевельнулось чувство, похожее на зависть. Сооружение представляло собой что-то вроде палатки, воздвигнутой посреди развалин. Но это строение обладало каким-то таинственным очарованием, которого напрочь была лишена квартира Майкла. На полиэтиленовых стенах красовались плакаты с изображением полуобнаженных девиц, а на полу располагался матрас, застеленный самодельным лоскутным одеялом. Обстановку дополняли металлический офисный шкафчик, плетеное кресло с наброшенным на него халатом и некое подобие столика, на котором возвышалась жестянка из-под варенья с искусственными розами. Зайдя внутрь, Майкл устроился в кресле, предварительно аккуратно сложив халат.

— А ты здесь недурно устроился, — заметил он, кладя халат себе на колени.

— Мне нравится. Практически все здесь со свалки. Даже удивительно, сколько иногда выбрасывают полезных вещей. — Терри забрался внутрь и примостился на матрасе. В такой «домашней» обстановке парень казался куда моложе, чем на неуютном пустыре. — Здесь дешевле, чем в общежитии, и не такая давка, как в ночлежке. Там иногда просто достают.

— А разве у тебя нет семьи?

— Не-а. С шести лет я только и менял опекунов. Один малый сказал мне, что моя мать сидит в тюрьме. Это совсем конченый человек, и искать ее нет смысла.

Дикон внимательно вгляделся в лицо юноши, чтобы хорошенько запомнить его, но вскоре поймал себя на мысли, что тут вроде и запоминать-то нечего. Терри походил на своих бритоголовых сверстников: он смотрелся таким же бесцветным и неинтересным. Поначалу Майклу показалось странным, что юноша даже не вспомнил про отца, но потом он подумал о том, что, скорее всего, отца парень вообще никогда не видел, а потому и не счел нужным что-то говорить на эту тему. Потом Майклу почему-то вспомнились все те женщины, с которыми он успел переспать за свою жизнь. Может быть, кто-то из них впоследствии забеременел, родил такого вот Терри, да и бросил его еще во младенчестве?

— И все же такая жизнь не может доставлять большой радости, — наконец проговорил журналист.

— Ну, что ж, я не первый, кто так живет. И я же не буду и последним. Обхожусь как-то. Если человек уже что-то испробовал, то он сможет это повторить.

Эти философские размышления не совсем подходили такому юному созданию, как Терри.

— Это ты тоже слышал от Билли?

Парень неопределенно пожал плечами:

— Возможно. Он постоянно, чтоб его, пытался читать мне нравоучения. — Терри заговорил высоким голосом, изображая своего «наставника»: — «Нельзя иметь только одни права, Терри. Существуют еще и обязанности. Самым большим грехом человеческим считается гордыня, потому что она унижает Господа. Будь наготове, ибо день Страшного Суда близок». — Юноша поморщился и продолжал уже своим обычным голосом: — Я тебе точно говорю: от его слов у кого хочешь голова бы кругом пошла. Чаще всего он вел себя как безумец, хотя в глубине души, конечно, не желал мне ничего плохого. Кое-чему я у него, разумеется, научился.

— Чему же?

Терри усмехнулся:

— Вот, например: глупые люди задают такие вопросы, на которые и мудрец не найдет ответа.

Дикон улыбнулся:

— Сколько же тебе лет?

— Восемнадцать.

Однако в это было трудно поверить. Несмотря на ум и быстроту реакции юноши в сравнении с его старшими приятелями, мягкий пушок на подбородке и неуклюжая угловатая фигура говорили о том, что он преувеличивает свой возраст. Огромные ладони, высовывающиеся из рукавов пальто, походили на весла. Пройдет еще не один год, прежде чем этот юнец по-настоящему начнет мужать. Теперь Майклу стала еще более интересна личность его проповедника — а может быть, и учителя? — с которым юноша успел так сдружиться.

— Сколько же времени ты был знаком с Билли?

— Пару лет.

Значит, они начали общаться с того самого момента, когда парень появился в этом месте:

— А его «нора» была похожа на твою?

Терри отрицательно помотал головой:

— Ему постоянно хотелось страдать. Я же говорил тебе, что это был стопроцентный псих. Как-то раз я видел его скачущим у берега реки в это же время года. При этом он был совершенно голый! Ты себе и представить не можешь, как тогда было холодно. Он весь аж посинел. Я спросил его, какого хрена он тут мечется, и обозвал идиотом. А он говорит, дескать, так надо для умерщвления плоти. — Терри немного помолчал, будто не был уверен, правильно ли он произнес это слово. — Ну, или что-то в этом духе. Он себе такую красоту, как у меня, никогда не строил, а просто заматывался в одеяло, да и ложился куда-нибудь поближе к огоньку. У него не было буквально ничего, понимаешь? И при этом ему ничего не было нужно. Он даже не задумывался над тем, как бы поудобней устроиться. Он считал, что боги все равно в конце концов его достанут, и поэтому стремился к тому, чтобы у этих поганцев это получилось побыстрее.