Он глубоко вздохнул:

— Как ты нашла меня, Эретрия? Она усмехнулась:

— Очень просто. Слава о твоем великом искусстве распространилась по Угрюмому Углу за десять минут. Наверное, тебе понадобилось больше времени, чтобы вылечить эту толстую тетку, хозяйку гостиницы. А ты надеялся, что такое шумное представление пройдет незамеченным? Почему, ты думаешь, эти молодчики так заинтересовались тобой?

— Ты и об этом знаешь?

— Целитель, ты просто болван. — Она произнесла это почти что нежно и прикоснулась рукой к его щеке. — Мы, скитальцы, первыми узнаем обо всем, что происходит там, куда мы направляемся. Иначе мы бы просто не выжили — это ты, надеюсь, уже понял. Прослышав о твоем чудесном искусстве, любой, у кого есть хотя бы половина мозгов, сразу решит, что ты должен быть очень богатым человеком. И надо быть совсем уже круглым дураком, чтобы думать, что кто-то в этом злачном месте не позарится на чужие денежки. Жадность и вино — опасная смесь, Целитель. Тебе очень повезло, что ты остался жив.

— Вероятно, — с досадой согласился Вил. — Мне следовало быть осторожнее.

— Да, совсем чуть-чуть. Но, к счастью, я сразу поняла, что это ты, и уговорила Кефело помочь мне разыскать тебя. А потом, этот вопль из гостиницы… Да, ты бы мог покормить собой местных собачек.

— Очень приятно. — Вил поморщился. — Так Кефело знает, что я здесь?

— Знает. — Озорной огонек снова зажегся в ее глазах. — И это тебя пугает?

— Немного беспокоит, надо сказать, — согласился Вил. — Но почему он еще что-то делает для меня после всего случившегося в Тирфинге?

Эретрия склонилась еще ближе и обвила руками шею долинца.

— Потому что его дочь все-таки имеет кое-какое влияние на него. — Она пожала плечами. — К тому же у него было время поразмыслить обо всем и изменить свое мнение о тебе. Думаю, мне удалось убедить его: все, что случилось в Тирфинге, касалось не только тебя. Ты, в сущности, спасал жизнь рода.

Вил с сомнением покачал головой:

— Я не очень-то ему доверяю.

— И не надо, — согласилась она. — Сегодня, по крайней мере, он не будет тебя беспокоить. Но утром придет. А этим головорезам очень скоро надоест погоня за тенями, и они вернутся в кабак к свежему элю и к более доступному источнику доходов.

Потом она поднялась, мелькнула вспышкой синего шелка, а через минуту вернулась с влажным полотенцем и тазом чистой воды.

— Сейчас мы будем тебя мыть, Целитель. Ты весь грязный, одежда у тебя рваная, и от тебя воняет потом. — Она помедлила. — Раздевайся, я помою тебя.

Вил покачал головой:

— Я помоюсь сам. Ты мне дашь что-нибудь надеть?

Она кивнула, но не двинулась с места. Долинец покраснел.

— Если ты не против, я бы все-таки вымылся сам.

Ослепительная улыбка озарила смуглое лицо.

— О, конечно, я против. — Вил покачал головой:

— Ты неисправима.

— Ты — мой, Вил Омсворд. Я ведь уже говорила тебе.

Улыбка исчезла, сменившись каким-то странным выражением, волнующим и манящим, и Вил моментально забыл обо всем. Эретрия склонялась к нему, медленно, неотвратимо, но он заставил себя отвернуться и быстро сел на кровати, изо всех сил борясь с головокружением.

— Так ты принесешь мне одежду?

На мгновение ее глаза потемнели от гнева. Потом она молча поднялась, достала из шкафа одежду и вернулась к нему.

— Можешь взять это. — Эретрия бросила цветные шелка на постель. Она смотрела куда-то мимо Вила, затем внезапно наклонилась и поцеловала его в губы. — Что ж, мойся и одевайся сам, если хочешь, — уходя, пробормотала она.

Эретрия вышла из повозки и пропала в ночи, не забыв, однако, запереть за собой дверь на защелку. Что бы там ни случилось потом, теперь она не могла позволить ему бежать. Вил быстро скинул старую одежду, наскоро обмылся и надел то, что дала ему Эретрия. Что ж, сидит вовсе не плохо, но это все-таки была одежда скитальцев, и долинец чувствовал себя в ней довольно неловко.

Едва он закончил одеваться, как дверь снова открылась — на пороге стояли Амбель и Эретрия. Эльфийка тоже была одета как все скитальцы: шелковые штаны и рубаха, широкий пояс с бахромой, волосы собраны в хвост высоко на затылке и завязаны яркой лентой. Испуганное выражение застыло у нее на лице. Первым делом она поглядела на голову Вила — в зеленых глазах промелькнула тревога.

— С тобой все в порядке? — быстро спросила она.

— Все в порядке. Я проследила, — холодно ответила Эретрия, потом показала на пустую кровать напротив кровати Вила: — Можешь спать здесь. Только не пытайтесь сбежать, все равно ничего не выйдет. Она многозначительно улыбнулась Вилу, повернулась и пошла к двери, но все же не удержалась и оглянулась:

— Спокойной ночи, братец Вил. Спокойной ночи, сестрица Амбель. Добрых вам снов.

Усмехнувшись, она выскользнула из повозки; защелка задвинулась с яростным скрежетом.

Эту ночь долинец и эльфийка провели в повозке скитальцев. Они проснулись с первыми лучами солнца; свет нового дня проникал сквозь щели ставен, рассеивая сумрак внутри. Некоторое время Вил молча лежал, собираясь с мыслями и борясь с остатками сна. Потом он достал кошелек с эльфинитами, проверил, на месте ли камни, и положил его обратно. «Лишняя предосторожность совсем не повредит», — подумал он. Потом он попытался было встать с кровати, но Амбель приказала ему немедленно лечь обратно. Она осторожно осмотрела рану и привела бинты в порядок. Вдруг случилось уж совсем неожиданное: Вил рванулся к Амбель и быстро поцеловал ее в щеку. Эльфийка покраснела и улыбнулась, ее детское лицо просияло.

Она не успела еще ничего сказать — внезапно дверь распахнулась, и вошла Эретрия: она несла поднос с хлебом, медом, фруктами и молоком. Сегодня на ней было прозрачное белое платье, оно окутывало загорелое тело, как дым. Эретрия ослепительно улыбнулась Вилу:

— Ты хорошо отдохнул, Вил Омсворд? — Она поставила поднос ему на колени и хитро подмигнула. — Кефело сейчас придет говорить с тобой.

Девушка ушла, не сказав ни слова Амбель. Когда она вышла, Вил взглянул на эльфийку и беспомощно пожал плечами. Амбель через силу улыбнулась.

Через несколько минут появился Кефело. Он вошел без стука, слегка пригнувшись в дверях. Как обычно, старейшина был одет во все черное, только длинный плащ был ярко-зеленого цвета. В дверях скиталец снял с головы широкополую шляпу, радушная улыбка светилась на смуглом лице.

— А-а, эльфины. Целитель и его сестрица. Какая приятная встреча! Вы снова с нами. — Он поклонился. — До сих пор ищете свою лошадь?

Вил улыбнулся:

— Нет, уже не ищем.

Кефело задумчиво повернул свой длинный крючковатый нос к долинцу:

— Нет? Значит, вы заблудились? Я, конечно, не могу ручаться, но, по-моему, Арборлон должен быть где-то севернее.

— Мы уже были в Арборлоне и снова ушли, — ответил долинец, отодвигая в сторону поднос с завтраком.

— И пришли в Угрюмый Угол?

— Похоже, не мы одни.

— Да, похоже на то. — Скиталец уселся напротив них. — Ну я — ладно: иногда дела заводят меня в такие места, куда бы я поостерегся соваться просто так. Но ты, Целитель? Что привело тебя в Угрюмый Угол? Вряд ли ты решил открыть дело и блеснуть своим врачебным искусством в такой убогой деревушке.

Вил колебался, прежде чем ответить. С Кефело надо держать ухо востро. Он уже достаточно хорошо знал скитальца: если тот обнаружит хоть что-то, из чего можно извлечь выгоду, он не преминет этим воспользоваться.

— Есть у нас одно дело, — небрежно произнес долинец.

Кефело поджал губы.

— И похоже, что ты ведешь его не особо умело, Целитель. Если бы не я, ты бы сейчас валялся в какой-нибудь канаве с перерезанной глоткой.

Вил изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться. Старый лис! Он даже не упомянул о том, что спасла-то их Эретрия.

— Что ж, значит, мы опять у тебя в долгу. — Кефело пожал плечами:

— Тогда, в Тирфинге, я не мог оценить тебя по достоинству: тревога за моих людей взяла верх над моим личным расположением к, тебе. Тогда я считал тебя виноватым во всем, что случилось хотя должен был поблагодарить за помощь. И это меня беспокоило. Теперь я тоже спас тебя, и чувство вины не будет больше мучить меня.